— Погоди ты с листьями! — мы поднимались на крыльцо «Потсдама», и Исаков явно выдал еще не всё. — У нас ведь в Верховном Совете будут еще места для беспартийных! И тут, Гера, зазвучит цыганочка с выходом и появится товарищ Белозор — великий и ужасный, главный всесоюзный чудила!
— …Вот нихера себе так нихера себе! — закончил я.
Одуреть какие умные у нас нынче власть имущие завелись! На фоне всего это цирка с конями, который из себя будет представлять будущий Верховный Совет, Машеров с Романовым станут смотреться просто оплотом адекватности и стабильности! На них одни молиться будут, только б радикалы к власти не пришли и ядерную войну пополам с новым тридцать седьмым годом не развязали, а другие — начнут кланяться в пояс, чтобы «дерьмократы и либерасты» страну не просрали (или какая там мантра самая любимая у турбопатриотов?). И при этом всём и радикалы, и демократы буду кушать у Инженера с Учителем с руки, ибо кто, как не тандем двух великих вождей пошел на такой мощный шаг в сторону построения настоящего советского народовластия, альтернативных выборов и многопартийности? А учитывая, что Исаков плотно работает с Волковым — радикалы скорее всего будут плясать под дудку Службы активных мероприятий. Демократов, наверняка будет употреблять Аквариум — многие из диссидентов, которых под эту марку пригласят вернуться, сидят на крючке Главного разведывательного управления. А уж КГБ традиционно окучит коммунистическо-социалистическую делянку… Расклады великолепные просто! Система сдержек и противовесов во всей красе!
Ну, как говорится — нашему теляти вашего бы волка забодати… Пупок бы не развязался от попыток объять необъятное. Эх, узнать бы что по этому поводу Петр Миронович думает! Он-то наверняка все ниточки в руках держит, мог бы пояснить в какую сторону мне воевать, что ли?
Шикарный потсдамовский обед не лез в глотку. Элегантные интерьеры — не радовали. Я механически жевал, заставлял себя глотать еду и с ужасом думал, что, похоже, придется-таки становиться депутатом… Или — бежать из страны хоть к черту на рога. А куда бежать-то? Ну да, убивать меня вроде как не станут: я их давно предупредил о списке из предсказаний, которые отправлю, например, Брозу Тито или еще кому-нибудь из более-менее приличных лидеров. Но — всё что я могу, всё что я умею связано с русским языком! Ну да, с белорусским тоже, но от этого суть проблемы не меняется. Некуда мне бежать! Мое отечество — от Бреста до Владивостока, от Мурманска до Термеза, а всё остальное… Остальное — это для туризма, для путешествий, для… Доживания. Это будет уже не жизнь, если я сбегу.
А потому — сосредоточиться следовало на конкретных вещах. Нехрен бороться с ветряными мельницами, которых, к тому же, еще и в природе нет, и невесть когда они появятся.
— Что делать думаешь в связи со всем вот этим? — спросил Исаков, рассматривая оливку на вилке. — Есть озарения по этому поводу?
Оливку! В СССР! Я не знаю, были ли в Минске оливки в 1981 году, но в моей Дубровице они появились только в начале двухтысячных! С яростью я набросился на забугорный деликатес и запихал в рот сразу пять штук, прожевал их, ощущая, как рот наполняется давно забытым вкусом, проглотил и сказал:
— Ничего делать не буду. В Ленинград поеду, в издательство. Документы надо подписать! А потом работать над второй частью книги продолжу.
— Да, да! — Исаков положил вилку с оливкой на край тарелки. — Белозор в своем репертуаре. Будешь подметать?
— Буду подметать! — решительно кивнул я.
В конце концов, может я вообще сдохну на том литературном форуме, о котором Герилович говорил. Чего переживать тогда вообще?
Фантастические сроки издания книги были напрямую связаны с задействованием административного ресурса. Уж не знаю, к чему была такая спешка… Возможно, Машеров и вправду имел на меня виды как на депутата будущего созыва Верховного Совета? А известного писателя гораздо более удобно сделать депутатом, чем одного скандального, но не особо авторитетного журналиста… Хотя — может ему просто книжка понравилась?
Ну да, ну да, так я и поверил.
В любом случае — я снова трясся в плацкарте, хотя мог позволить себе и СВ. В последнее время за счет работы в «Комсомолке» и публикации романа в «Технике-молодежи» я нормально оброс жирком. Приводить конкретные суммы гонораров смысла нет, но пресловутые журналистские пятьсот рублей я в руках держал периодически. Иногда — больше, иногда — меньше. Журналистские расследования и вовсе обогащали знатно: их разбирали сразу несколько периодических изданий. И чем «центральнее» была газета или журнал, тем жирнее оказывался гонорар. Ну, то есть текст одного и того же объема, допустим, по сравнению с районным «Маяком» в союзной «Комсомолке» оценивался в два-три раза дороже. Обидно, однако! А как же равенство?
Впрочем, ничего нового: одни равны, другие — ровнее. Так было и так будет… Тем более — тут, в этом мире чуть ровнее других был именно я, а в такой ситуации несправедливость переноситься гораздо легче, верно?
Умудренный горьким опытом с поездкой на верхней боковушке, на сей раз я взял билет заранее, ехал на нижней полке в самом начале вагона, рядом с проводниками. На ужин вкушал замечательные тасины сырнички, а на завтрак — чай. Черный, индийский, с конфетами. Аэрофлотскими. Барствовать — так на полную катушку!
— Как я рад, как я рад что приехал в Ленинград… — напевал я стихи из какого-то детского сборника, кажется — про Бармалея, чесал отросшую щетину и шагал по перрону — покорять северную столицу.
По привычке я не сразу рванул изучать город Петра в его советской ипостаси, а остановился и принялся разглядывать Витебский вокзал. Это великолепное здание — чуть ли не первый в мире памятник модерна среди общественных построек, с обилием металла и стекла, огромным металлическим куполом и оригинальной часовой башней, напоминало то ли Рейхстаг, то ли дворец какого-нибудь стимпанкового герцога-принца. Сначала — Санкт-Петербургский, потом — Царскосельский вокзал Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, после 1920-го — Детскосельский, с 1935-го — Витебский, он менял названия как перчатки…
В общем, я залип довольно надолго. Ну нравились мне вокзалы-порты-аэропорты! Это ведь такие места… Знаковые, ключевые! Большая часть историй и приключений начинается и заканчивается именно здесь, а не в баре за бутылкой виски, как считают досужие люди… Вот и теперь — долго ждать не пришлось.
— Мистер Бьелозор? — раздался бархатный голос, который даже не пытался скрывать акцент.
Я развернулся на каблуках и увидел двух… Двух мистеров. Ну такие классические янки-яппи с поправкой на восьмидесятые: молодые, холеные, в хороших костюмах и фривольных галстуках, один — рыжий, второй — блондин, благоухают жвачками и парфюмом, источают респектабельность и американскую мечту из всех естественных отверстий.
— Белозор, ага, — откликнулся я. — С кем имею честь?..
— Оу… — рыжий протянул руку. — Менья зовут Ник. А это — мой колльега, Майк. Ми работаем в отдьеле печатьи и культуры, в консульстве Соединьенных Штатов Амьерики в Льенинграде.
Ох уж это жёваное «р» и манера говорить значительным тоном… Но ржать я начал по другому поводу: Ник и Майк — это ведь как Боширов и Петров на минималках! Божечки, я смеялся как идиот, даже слезы потекли, а они смотрели на меня и не могли понять, в чем причина такого веселья.
— Мистьер Бьелозор? — брови рыжего Ника взлетели вверх. — А ю окей?
— Ам файн, гив ми фью секонд! — пытаясь успокоится, проговорил я.
— О-о-о, ю спик инглиш! — заинтересовался белобрысый Майк.
— Будем называть вещи своими именами, камрады… — мудрость Анатольича всегда приходила в голову в сложные моменты. — Вери бэд, бл*ть!
Вспомнил старого одноглазого Белозора из то ли видения, то ли провала в будущее с его «ду нот дистурб» и едва снова не заржал. Ник и Майк переглянулись:
— Ми здьесь с дьеловым прьедложеньием… — начал Майк, но замолчал, увидев, что я вешаю рюкзак на плечо и решительно шагаю в сторону стоянки такси.
— Мистер Бьелозор… Гьерман Вьиктороувич… Подождьите! — они ринулись за мной.
— Не, не подожду. У меня тут книжка издается, а я опазыдваю на Кутузовскую набережную, в Детгиз… В издательство, короче, — мне было даже интересно, как они поступят. — Надо брать такси или ехать на метро.
— Оу! Можем мы прьедложить вас… Подвьезти? — американцы были ребятами ушлыми, а мне и вправду нужно было поскорее попасть в Ленинградское отделение «Детское литературы» — хотел всё подписать и уехать в Минск сегодня же.
— Вот это — деловой подход! — кивнул я. — По пути расскажете о предложении. А потом у меня будет время подумать — до самого поезда…
— Дьеловой подход. Бизнес есть бизнес! — закивали американцы.
Машина у них была довольно простая: какой-то седан, вроде бы «Форд», похожий на полицейские автомобили из фильмов, только полностью черного цвета. А вот сиденья оказались действительно удобными, и музыка — классная. Тысячу лет не слышал Джонни Кэша, и мне было плевать на круглые глаза американцев, когда я подпевал «Folsom Prison Blues» так, как умел… Черт, вот так родину и продают — за мягкие сидения и блатное кантри, да? Принесите мне еще гамбургеров и познакомьте с Рэем Брэдбери, и может что-то у нас и выгорит, ребята!
Пока мы ехали по Владимирскому проспекту, я имел честь в зеркальце заднего вида любоваться на родную рожу Гериловича, который с накладными усами и в дурацкой кепке сидел за рулем зеленых «жигулей» и улыбался вовсю. Похоже, он был счастлив.
Глава 17,в которой американцы делают ход конем
— … Перьевод ваших «The Last Times» на английский язык, издание в Penguin Putnam, тур по Соединьенным Штатам: Нью-Йорк, Бостон, Калифорния — много, много университетов, выступления перед студентами. The Brown International Writers Project, можьет быть вы слышальи? Международная стипендия писателей Брауна! Сорок пять тысяч долларов США, годьичная стипендия и гранты с проживаньием в Универсьитете Брауна, которые предлагают убежище и помощь проверенным творческим писателям, которых угньетают в странах проживания. А еще — помощь в получении вьизы и расходы на переезд, медьицинские льготы и заньятия в классе чтобы… Улучшьить язык! — манера бархатноголосого рыжего Ника изъясняться доставляла мне массу удовольствия.