Гармаев лег на краю обвалившегося окопа. Закрыл глаза. Хотелось хоть на минуту забыть обо всем.
«Трудная дорога!.. А когда она была легкой? — думал Буянто. — Может, на Курской дуге?»
Гармаеву вспомнилось, как в удушливой от пыли и дыма тьме он вел танк на позиции гитлеровцев, утюжил гусеницами окопы. И вдруг ощутил резкий удар в башню. Ранен командир экипажа. А машина все шла вперед и вперед. Снова близко взрыв. Танк загорелся… Вскоре дали новую «тридцатьчетверку». Вот на ней-то и шел Гармаев к Десне, к Днепру. Под бомбами самолетов. Через обстреливаемые врагом переправы.
А разве здесь легкая дорога? Это только просто сказать: отбили у врага еще одну деревню. Сколько сил, крови приходится отдавать за освобождение каждого населенного пункта.
Федора Хейло обуревали другие мысли.
— Эх, убрать бы тебя, милая, — мечтательно произнес он, обращаясь, словно к живому, к пшеничному стеблю с полновесным колосом. — У нас на Полтавщине урожай, наверное, уже убрали.
— А мне пишут из Чувашии, что комбайны лишь выходят на поля, — отозвался Егор Воронцов.
Беседовали два хлебороба, истосковавшиеся по работе в поле. Казалось, они забыли, что происходит вокруг. Но нет! Украинец сержант Федор Хейло, чуваш младший сержант Егор Воронцов и их товарищи по экипажу бурят Буянто Гармаев и командир — русский Василий Сорокодум по первому сигналу готовы ринуться в бой.
В этом составе экипаж был скомплектован, когда 72-й гвардейский тяжелый танковый полк сражался на правобережье Днепра. В трудных походах крепла дружба воинов четырех национальностей.
Утром в поле за нескошенными хлебами появились немецкие танки. Врага встретили залпы артиллерийских орудий. Буянто вывел на удобную позицию машину. Егор Воронцов быстро досылал в казенник снаряды, Федор Хейло умело наводил танковую пушку по целям.
— Есть один! — закричал лейтенант Сорокодум, когда левофланговый «тигр» клюнул кормой и остановился.
Затем Хейло перенес огонь на второй вражеский танк и уничтожил его двумя снарядами.
Метко били и другие экипажи.
На поле, перед ротой капитана Болгара горело пять вражеских машин. Атака гитлеровцев захлебнулась.
Но прошло всего несколько часов, и вновь тревожный голос наблюдателя:
— Танки!
А в небе показались фашистские бомбардировщики.
— Тщательно замаскироваться! — приказал командир роты. Механик-водитель развернул машину к старому саду, который находился немного правее. Другие танки роты пошли к молодому осиннику, зеленым островком примыкавшему к окраинам опустевшей деревни.
Еще не успели рассеяться пыль и дым от бомбежки, как Сорокодум приказал идти в бой.
Гармаев вел машину по кочковатому полю на повышенной скорости. Короткая остановка — Федор Хейло, тщательно прицелившись, выстрелил. Массивное тело «тигра» вздрогнуло, но танк продолжал двигаться.
— Эх, промазал, — с досадой обронил наводчик.
Егор Воронцов ловко схватил из боекомплекта очередной снаряд и тут же дослал его в казенник.
Прозвучал раскатистый выстрел, и Федор на всю машину закричал:
— Есть! Есть! — танк был подбит.
Потом он увидел, как справа от него задымились еще два «тигра». Приятно на сердце, когда успешно бьют врага и боевые побратимы.
— Давай, Егор, давай! — торопил Федор Хейло заряжающего.
Шесть бронированных машин, помеченных крестами, окутались пламенем и дымом.
Тяжелый танк Сорокодума огибал стену огня и дыма. И тут, чуть приподняв люк, лейтенант увидел вражеских пехотинцев. Они двигались плотными цепями, ведя беспорядочный огонь из автоматов. «Не сдаваться же в плен идут гитлеровцы, а прут в контратаку», — рассудил Сорокодум и тут же подал команду:
— По пехоте!..
С воем и шумом вырвался осколочный и разорвался на мелкие части перед рядами немецких автоматчиков. Затем снова и снова осколочный град осыпал врагов.
Падали и падали фашисты, устилая трупами поле. И видели в этом Сорокодум и его друзья по экипажу священную месть за разоренную землю, за кровь своих братьев, за слезы сестер и матерей.
Оставшиеся в живых гитлеровцы разбежались. Поднимали руки, спрашивали, куда «идти в плен».
А наши танкисты устремились за уцелевшими, пытавшимися уйти фашистскими танками.
— Уходят, не по зубам оказалась им уральская броня! — оценивал обстановку Сорокодум.
А от командира роты последовал приказ:
— Вперед! За отходящими танками!
Гармаев направил машину через общипанную артиллерийским огнем рощицу, через луг. И вот гусеницы уже приминают рожь на неубранном поле. Командир роты доложил по рации:
— Прошел проселочную дорогу на Тростянец.
Вдруг что-то ударило в танк. Послышался сильный взрыв, скрежет. Выстрелила немецкая пушка. Хейло свалился на сидение. Как ни старался удержать направление Гармаев, танк резко развернуло, и он остановился. Водитель заглушил двигатель.
Другие танки утюжили вражескую засаду.
— Начнем ремонт! — громко сказал Гармаев.
Но вот новая беда — ранен командир. Хейло перевязал ему руку. Гармаев и Воронцов хлопочут у машины. Отремонтировали гусеницу, стали натягивать ее на катки.
Летний день подошел к концу. Солнце все ниже спускалось, густо покрывая прощальной золотистой россыпью верхушки деревьев. Раненый лейтенант Сорокодум сидел на траве, усеянной белыми ромашками.
— Никуда я не пойду! — наверное, в десятый раз он повторял воинам экипажа, которые уговаривали его отправиться в медсанбат.
Воины-гвардейцы экипажа тяжелого танка лейтенанта Василия Сорокодума отмечены правительственными наградами за храбрость и мужество, проявленные в боях с гитлеровцами на львовском направлении. Василий Сорокодум и Буянто Гармаев награждены орденом Отечественной войны I степени. Сержант Федор Хейло — медалью «За отвагу», Егор Воронцов — орденом Красной Звезды.
…После окончания войны разошлись дороги славного боевого экипажа. Но жива в сердцах ветеранов скрепленная кровью верная солдатская дружба.
СЛОВО ДОКУ МЕНТАМ (Из материалов Архива Министерства обороны Союза ССР)
Вклад Талгата
Во 2-й воздушной армии сына казахского народа Талгата Бегельдинова знали как одного из лучших летчиков-штурмовиков. В 1944 году в небе Львовщины он воевал, имея уже Золотую Звезду. А когда закончилась Львовско-Сандомирская операция, летчик был вторично представлен к званию Героя Советского Союза. Вот некоторые строки из наградного листа-представления Талгата Якубековича Бегельдинова:
«Большая самоотверженность, мужество и дерзость со стороны тов. Бегельдинова были проявлены 14 и 15 июля 1944 года при прорыве сильно укрепленной оборонительной полосы противника на львовском направлении.
Особенно сокрушительный удар нанес тов. Бегельдинов своей эскадрильей по группе танков в 18 единиц и по 30 автомашинам в районе села Колтов. После пяти заходов штурмовиков с круга на поле боя загорелись 4 танка и 12 автомашин.
Всего за время боя на львовском направлении лично Т. Бегельдинов сделал 11 успешных боевых вылетов. Его эскадрилья совершила 130 успешных боевых вылетов, во время которых уничтожено 1 самолет, 27 танков, 42 автомашины с грузами и живой силой противника, 12 орудий разных калибров, подавлен огонь 9 вражеских артиллерийских батарей».
Грудью прикрыл командира
Комсомолец первого стрелкового батальона 823-го стрелкового полка Иван Пятак в рукопашном бою 17 июля противотанковой гранатой убил семь гитлеровцев.
На окоп Пятака шел немецкий танк. Боец укрылся в яме. Увидев лежащую вблизи немецкую противотанковую мину, положил ее впереди своего укрытия.
Немецкие танкисты не заметили этого и шли прямо на Пятака. В результате танк наскочил на мину.
Рядом командир взвода подвергся нападению двух вражеских солдат и офицера. Пятак бросился на помощь. В момент, когда гитлеровский офицер прицеливался в командира. Пятак закрыл его своей грудью. Пуля врага пробила сердце Ивана Пятака и его комсомольский билет № 12780829.
Из политдонесения политотдела 302-й стрелковой дивизии от 25 июля 1944 г.
Стояли насмерть
Батарея старшего лейтенанта Щербакова 22-й самоходно-артиллерийской бригады в районе села Княже отражала атаки превосходящего силами противника. «Стоять насмерть!» — таков был приказ комбата. Батарейцы били по танкам, коннице, пехоте врага. В итоге ожесточенного боя уничтожили 6 немецких танков.
Коммунист младший лейтенант Крупский своим орудием бил по контратакующему противнику прямой наводкой. Экипаж расстрелял несколько сот гитлеровцев, более 250 сдались в плен.
Из политдонесения политотдела 22-й самоходно-артиллерийской бригады от 21 июля 1944 г.
Засада на дереве
Окраина села Обертасив… Комсомолец снайпер Мякинников, забравшись на дерево, метким огнем стал выводить из строя экипажи вражеских танков и самоходных орудий.
Противник, обнаружив Мякинникова, принялся из самоходки обстреливать сад. Отважный снайпер не растерялся, не слез с дерева, а продолжал стрельбу.
В этом бою снайпер Мякинников уничтожил девять гитлеровцев.
Из политдонесения политотдела 246-й стрелковой дивизии от 21 июля 1944 г.
А. С. Силаков, сержант запаса СИНИЙ ПЛАТОЧЕК
Г. М. Головин
На столе в светлой комнате — четыре гипсовых скульптурки. В этих статуэтках, сделанных в часы досуга, хозяин дома Григорий Максимович Головин изобразил своих фронтовых друзей.
Среди четверки боевых побратимов Головина — командир огневого взвода артиллерийской батареи Гайдаш. Это он во время яростной контратаки гитлеровцев южнее города Броды подбил два «тигра». В одном из подбитых танков, видимо от детонации, взорвались снаряды, сорвало башню, и сильный огненный смерч на мгновенье ослепил всех батарейцев яркими багровыми вспышками. Вокруг бушевало море огня, стоял дым и неимоверный грохот. Падали убитые и раненые у орудий. Вражеский снаряд разорвался вблизи КП дивизиона, осколком ранило командира. А он, Головин, замполит дивизиона, отрывисто подавал команду: «Справа танки! Пятая батарея… огонь!»