А ещё завтра отправлю букет и коробку конфет. В знак благодарности — ничего больше!
Рада перевела взгляд на Яргу, потом снова обратилась ко мне.
— Вы серьезно? — мне показалась, будто она ошеломлена моим предложением. — Собираетесь отправить меня домой ночью?
— Вы желаете остаться здесь? — теперь мой голос звучал надменно. — Могу предложить вам только эту кушетку. Свободных спален нет.
— До вашего прихода я вполне уютно себя чувствовала на кушетке.
Мне показалось, или в её голосе прозвучал упрек? В этом стоило разобраться.
Я занял кресло напротив кушетки. На кофейном столике, в пределах досягаемости нашёлся штоф с коньяком и пара стаканов. Плеснув себе немного, я сделал глоток.
Наблюдая за моими действиями, Рада пыталась расплавить меня взглядом своих зелёных глаз. Ярга, как всегда, приняла сторону хозяина, растянувшись у моих ног и громко засопев.
Хотите посоревноваться в язвительности, барышня? Пожалуйста:
— Намекаете, что я своим присутствием разрушаю уют?
Вместо ответа, Рада одним гибким движением, какого я от неё совершенно не ожидал, поднялась с места и подошла к столику. Я ещё находился под впечатлением от увиденного, потому позволил ей хозяйничать: налить себе коньяка без спроса.
Забравшись на кушетку с ногами, она отгородилась от меня подушкой, совсем как от Ярги недавно, и принялась мелкими глотками цедить алкоголь.
Какая вызывающая поза, абсолютно неуместная… Хотя… если бы на девушке отсутствовала одежда… Хм! Попробуем ещё раз. Какая неприятная девица! Видно позабыла, что она тут гостья!
Пока я старался придумать, в каких грехах её ещё обвинить, Рада потянулась к пуговицам кардигана и принялась их расстегивать. Методично. Одну за другой. Расправившись с последней, она стянула его с себя, продемонстрировав белую футболку, ткань которой оказалась до того тонкой, что я отчётливо, безо всякого транса видел каждый плетёный завиток кружевного бюстгальтера.
Я не сразу вспомнил о том, что так пялиться на дам неприлично. К тому же моя визави разоблачалась не для моего удовольствия, а для того, чтобы дать понять свои намерения: она не собиралась уходить.
Меня раздирало надвое. С одной стороны, желание выставить нахалку было велико. С другой стороны, хотелось подольше полюбоваться неожиданно приятным зрелищем. Конец метаниям положила сама девушка. Она нашла мой интерес неприличный и подтянула подушку выше. Пришлось посмотреть в горящие возмущением зелёные глазищи этой обворожительной — местами — ведьмы.
— Не пора ли вам удалиться в свою спальню, Герман? — рассерженной кошкой прошипела она.
Её гнев подлил масла в огонь. Во мне взметнулось новое желание: погладить эту кошу против шерсти и посмотреть, что из этого получится.
— Здесь более приятные виды, Рада — бросил я и намеренно уставился на подушку.
— При первом знакомстве вы мне показались более воспитанным и сдержанным человеком, — срывающимся от негодования голосом прошептала она.
— Что ж… в одном вы оказались правы: я воспитан весьма достойно, — якобы в подтверждение своих слов я отсалютовал её своим бокалом, но улыбка моя и в жест целом никого не смогли бы обмануть.
Рада не стала исключением. Яркий румянец начал свой танец на её щеках. Хотя можно было предположить, что дело не только в эмоциях, но и в алкоголе, который она выпила и, скорее всего, на голодный желудок.
Я неспешно разглядывал лицо девушки. Нежный овал будто тонул в обрамлении мягких волн тёмно-русых волос, падающих на плечи. Взгляд зелёных глаз, подчёркнутый длинными ресницами, был весьма выразителен. Красивой формы густые брови, — на которые наконец-то пришла мода! — лишь усиливали ощущение проникновенности взгляда.
На высокий лоб упала тонкая прядка — лёгкий небрежный штрих, заставил задумать о беззащитности Рады. Ещё один локон упал на щёку. Девушка изящным движением хрупких пальцев заправила его за ухо. Я обратил внимание на скромный гвоздик с маленьким зелёным камнем, поблёскивавший в маленькой мочке. Ушко было небольшое красивой формы, и его цвет вторил щекам.
… Мой язык медленно обводит завиток снизу вверх. Самым кончиком я щекочу козелок…
Чёрт! Я мотнул головой, прогоняя наваждение. Во рту скопилась слюна, а язык свело от невозможности прикоснуться.
Сглотнув, я посмотрел на Раду в упор. Она почувствовала мой взгляд и подняла голову. Глаза в глаза…
Меня охватил озноб, когда я увидел, как зрачок девушки расширился, затопляя радужку. Вишнёвые губы приоткрылись, между ними влажно сверкнул кончик языка.
Ещё один полный зрительный контакт, после которого Рада смущенно опустила голову, а мне опять пришлось сглатывать. Тело гудело от напряжения, и казалось, что молния на ширинке вот-вот треснет.
— Рада, хотите провести ночь в комфортных условиях? — я старался придать голосу хоть немного соблазна, но понял, что потерпел неудачу, потому продолжил прежним сухим тоном: — С пользой и в нормальной постели?
«Я же получу приятную компанию, в которой, к нашему общему удовольствию, сниму накопившийся стресс», — подумал я. Вернее, мне показалось, что я подумал.
Рада вскинула голову и посмотрела на меня дикими глазами
— Что?! Не вы ли только что говорили о своём достойном воспитании?!
— Причём здесь воспитание? Какие нормы я нарушил? — я сам не знал что несу, единственное, о чём я мог думать, о её губах.
— Так, с меня хватит! — Рада соскочила с кушетки, обулась, на ходу натягивая кардиган, она бросилась к вешалке за курткой. — Всего доброго! — рявкнула она, выбежав на улицу.
Напряжение разом покинуло меня, словно я сбросил многотонные оковы.
Чёрт! Что это было?
(1) Ламассу — дух-хранитель женского пола в шумерской мифологии.
(2) Шеду — дух-хранитель мужского пола в шумерской мифологии.
(3) Ларак — один из древнейших шумерских городов в Южной Месопотамии, точное местонахождение не установлено.
(4) Лаббу — чудовищный лев в аккадской мифологии.
(5) Мушхуш — чудовище в шумерской мифологии, имеет рогатую змеиную голову и чешуйчатое тело змеи, львиные передние и орлиные задние ноги.
(6) «Сердце требует одной женщины; чувства — многих; тщеславие — всех». Изречение принадлежит Жану Ростану.
ГЛАВА 5
Я выскочила на улицу, словно прыгнула в холодную воду: такие же смешанные чувства овладели мной! Тело быстро остывало после выпитого коньяка, взглядов и слов Германа, но я всё никак не могла надышаться терпким бодрящим осенним воздухом. А возмущённый разум продолжал кипеть! На поверку воспитанный джентльмен оказался беспринципным нахалом, прячущим за вежливыми фразами мораль кобеля!
Наконец я совладала собственным телом и натянула парку. Накинув капюшон, быстрым шагом направилась домой. Вот только найти управу на мысли было не просто. Они метались, растревоженным роем, перескакивали с одного на другое, оставляя после себя ощущение полнейшей растерянности.
Пятнадцать минут спустя я была дома. Часы показывали три ночи. Стоило мне увидеть расположение стрелок, как тут же навалилась сонливость и я, толком не раздевшись, забралась в кровать.
Утром меня разбудил звонок домашнего телефона, надоедливо тренькавшего в прихожей.
Звонившему досталось возмущенное восклицание:
— Да!
— Рада, здравствуйте! Извините, что беспокою вас ранним утром, — торопливая речь Елизаветы Петровны подействовала на меня как вылитый на голову ушат ледяной воды. Сразу стало не по себе от тона, с которого я начала разговор. — Дорогая, как вы добрались до дома вчера? Герман сказал, что вы дождались его возвращения.
— Доброе утро, Елизавета Петровна! — я постаралась отвечать как можно любезнее. — Со мной все в порядке. Лучше скажите, как вы себя чувствуете?
— О! — женщина растроганно выдохнула в трубку. — Благодарю за участие! Я прекрасно себя чувствую и приглашаю вас на ужин.
Хозяйка антикварной лавки замолчала, давая мне возможность ответить. Я растерялась от неожиданности. Пауза затягивалась.
— Отказа я не приму! — быстро произнесла она, поняв, что ничего толкового от меня не услышит. — Сегодня в семь мы с Германом вас ждём!
На этом женщина поспешила завершить разговор.
Некоторое время я пялилась на трубку Теслы цвета слоновой кости, спрашивая у себя второй за сутки: «Что это было?».
После, когда я сидела на кухне и запивала гренки крепким кофе, до меня дошла ошеломляющая мысль. Откуда Елизавета Петровна знает мой телефонный номер? Если бы она знала адрес, то по нему могла бы найти в телефонном справочнике номер. А если она его знает? Или не она, а Герман?! Неужели он следил за мной?
Я в панике бросилась к входной двери и дернула ручку. Она не поддалась. Выдохнув, я сползла на пол и зарылась пальцами в волосы.
Видеть Германа не хотелось, но расстраивать Елизавету Петровну не хотелось еще больше. В конце концов, рассудила я, Герман не станет вести себя неподобающе при тётке.
Весь день прошёл в подготовке к вечеру. Каждые пять минут приходилось уговаривать себя, что прихорашиваюсь я не для кого-то, а просто давно не делала маникюр и депиляцию. Когда восковая полоска прилепилась к пальцам и отказалась отставать, пустые мысли сами вылетели из головы!
Без пяти семь я вошла в антикварную лавку, дрожа всем телом то ли от волнения, — очень хотелось, чтобы мой наряд оказался уместным! — то ли от страха перед фокусами, которые может выкинуть Герман. Меня встретила сияющая, как её экспонаты, хозяйка. Сегодня женщина выглядела элегантно, но нарядно. Лёгкая нежно-розовая блуза с пышным кружевным жабо была заправлена в прямую тёмно-серую юбку средней длины. Каждый локон причёски лежал идеально, неброский макияж освежал лицо.
Внутренняя дрожь усилилась, поскольку моё платье в стиле шестидесятых годов насыщенного изумрудного цвета контрастировало с обстановкой лавки и с её хозяйкой.
Елизавета Петровна, подхватив мена под локоток, повела по узкому коридору, застланному бордовой дорожкой с золотыми бортами. Изящные бра в виде старинных подсвечников на три свечи давали мягкий свет.