Рииль встала, похожая на дикую кошку – готовая броситься, вцепиться в глаза и рвать врага. на мелкие куски.
– Ах ты, сука! – парень встал, сжал кулаки, но пока ничего не предпринимал, раздумывая, по– мужски это драться с женщиной. Но сзади уже подзадоривали:
– Давай! Чего ждёшь? Вмажь ей хорошенько, этой дряни! Будь мужиком, наваляй ей! – гудели товарищи. Они подошли и стали вокруг, образовав своего рода ринг.
– Ну, я тебя сейчас! – рявкнул толстяк. – Видела это?
Он показал Рииль здоровенный, как кувалда, кулак.
– А ты видел это? – в руке у девушки появился «Магнум». Лазерный целеуказатель поставил красную точку на лбу опешившего водителя. Толпа загудела. Лита вскинула к плечу винтовку.
– Отошли все! – закричала Рииль. – На счёт три стреляю в кого попаду, ясно? Смерды, псы, совсем потеряли нюх. Назад!
– Да ладно, девочки, вы что? Мы же просто познакомиться хотели.
– А мы хотели просто поесть.
– Спрячьте оружие, – к ним вышел мужчина лет сорока, рыжий, давно не бритый, с маленьким глазками и белоснежными зубами, в ковбойской шляпе. – Мы вам ничего не сделаем. Кушайте, приятного аппетита. Извините, что побеспокоили.
Он подтолкнул испуганного видом пушки толстяка к своему столику. Остальные тоже решили не связываться с бешеными дамочками.
– Позволите угостить вас в виде компенсации.
– Пошёл вон! – зарычала Рииль. Но было уже поздно. Всё произошло молниеносно. Одной рукой ковбой схватил за ствол винтовки, дёрнул на себя. Лита, не ожидавшая такого выпада, полетела прямо через столик. Второй рукой парень засветил Рииль прямо в лоб. Да так сильно, что у той помутилось сознание. Привыкшая в таким ударам на ринге, она не растерялась, в себя пришла через секунду. Стала сразу в стойку, но внезапно прямо перед глазами появился сапог и отправил её в нокаут.
Лита попыталась встать, но её схватили за волосы, закрутили руки, ткнули лицом в стол и принялись стягивать с неё джинсы.
Гитлер ждал вестей от Маты Хари, но она ещё не выехала из Берлина, и пила коктейль на вокзале в ожидании экспресса Париж – Нью-Сити – Рязань. Фюреру хотелось поскорее вернуть себе прежний вид, но прошёл всего час, как он отдал приказ шпионке раздобыть верхнюю губу великого комика.
– Евочка! Давай сыграем в буриме. Или в домино. Или пазлы поскладываем. А то скучно.
На зов сразу же явилась Ева в форме оберфельдфебеля Люфтваффе. Она стала в позу фотомодели, уперев руки в бока, выставив бедро и слегка склонив голову.
– Как тебе? – кокетливо спросила она.
– О! Дорогая, ты великолепна! Это так эротично. Где ты это взяла?
– Из театра принесли. Сказали, что ты приказал.
– Вот, дебилы, я парики просил и усы. Ну, ладно, так даже интереснее. Детка, ты меня заводишь.
– А ты меня нет. Ты с этой причёской и без усов похож на дауна лопоухого. Фи, мне не нравится.
– Ну, пупсик, давай поиграем в ролевые игры. Там много костюмов. Сейчас выберу себе. Не уходи.
– Адик, нет, стой. Сначала я тебя в порядок приведу. Секунду.
Она порылась в ящике стола и извлекла оттуда чёрный маркер.
– Так, сейчас мы тебе вернём усы.
– Ева, не надо…
– Ну, тогда я пошла.
– Хорошо, давай. – Гитлер подошёл к ней, позволил нарисовать под носом чёрное жирное пятно, напоминающее усы только издали. Пока Ева рисовала, фюрер всё пытался облапать, но она ловко уворачивалась.
– Ну, вот, если бы меня не трогал, получилось бы лучше. Руки убери. Да не трогай же ты меня. Так, теперь чёлку.
– Не надо, он же не отмывается.
– И не надо, – Ева стала рисовать маркером на лбу у Гитлера, пытаясь изобразить упавшую прядь волос.
– Отлично. – Ева отошла на несколько шагов, полюбовалось своим творением. – Нормально, только в зеркало не смотри, ладно?
– Как же я теперь на людях появлюсь?
– Вечно ты думаешь не о том. Иди уже переодевайся.
Гитлер пошёл в спальню, где стояли три вешалки с театральными костюмами. Гитлер поперебирал, достал одежду албанского партизана. Жилет, высокие сапоги, яркая рубаха, широкий кожаный пояс, брюки в тонкую полоску, ратиновая кепка. Просто, но со вкусом. Практично. Гитлер быстро оделся и вернулся в кабинет.
– Как тебе?
– Адик, ты совсем ума лишился. Это албанский партизан?
– Да, а что? Борец за освобождение…
– Идиот, и что получится? Что албанский партизан отымел немецкого лётчика? Это патриотично?
– Ой, не подумал. Сейчас.
Гитлер снова убежал в спальню. Судорожно стал разбрасывать наряды. Пожарный, клоун, мушкетёр, Микки Маус, Санта Клаус, Арлекин, Карабас Барабас. Кот в сапогах. Всё не то. Он сразу представлял, как эти персонажи трахают его любимых солдат и унтерофицеров, храбрых лётчиков и пехотинцев, танкистов и моряков. Прямо на поле боя, жестоко, беспощадно и не спрашивая согласия. Даже костюмы Мадам Баттерфляй, Дюймовочки и Снегурочки не подходили. Потому что получалось ещё зловещее. Трансвеститы надругались над бравыми немецкими вояками.
Гитлер в истерике разбросал костюмы по комнате, и вышел к Еве в майке, семейных трусах в свастику и носках на подтяжках.
– Ева, ты не могла надеть другой наряд? Почему именно этот?
– Ну, я знала, как ты любишь своих солдат. Хотела угодить.
– И что мне теперь делать? Я не могу подобрать ни один наряд.
И тут Гитлера осенило.
– Я знаю, кто может трахать немецкую армию! Я! Фюрер, вождь и предводитель. Это моя прямая обязанность. – Он бросился к Еве, но та оттолкнула его и направилась к выходу.
– Фюрер, – хмыкнула она, – вождь семейных трусов. Посмотри на себя. У тебя под носом клякса, у тебя на морде вакса. Умойся сначала.
И она вышла, хлопнув дверью.
Павел и Пржевальский замерли с открытыми ртами, увидев заглянувшую в купе девушку. С первого взгляда стало ясно, что поездка закончится дуэлью.
– Шестнадцатое место здесь? – спросила гостья. – У меня билет.
Мужчины сразу засуетились. Академик взял у девушки ридикюль и баул, закинул их на верхнюю полку. Павел помог девушке сесть, достал ещё один стакан и налил всем водку.
– О, прекрасное создание, как вас зовут, – подсел к ней Пржевальский.
– Мата.
– Какое редкое имя.
– Мата Харри, – уточнила она. – Это мой сценический псевдоним.
– Мадемуазель актриса?
– И актриса тоже.
– Заприздедам! – поднял стакан Павел. – Дамочка, а у вас закусить ничего не найдётся? А то мы всё подъели.
– Там в сумке пирожки с горохом, баночка солёных огурцов и «бородинский».
– Царская закуска. Пирожки с горохом моя мама вкусные делала.
– Я их вместо «Актимели» использую. Желудок работает как часы.
Достали тормозок, выпили, закусили пирожками.
– Следующий тост на брудершафт! – Пржевальский подвинулся ещё ближе к девушке.
Павлу уже хотелось поскорее застрелить знаменитого путешественника и остаться тет-а-тет с прекрасной барышней. Но убить Хранителя Павел не мог. Это было страшное преступление, за которое он немедленно отправится на тот свет, без суда и следствия. Можно было, конечно, подраться в тамбуре, но это вряд ли к чему-то хорошему привело. Поэтому Павлик решил включить всё своё обаяние и харизму.
– Мата, а в каком вы театре играете? – спросил он.
– В стрипбаре «Мальвина». А что?
– Так вы…
– Нет, не совсем, Это прикрытие. Я шпионка. Двойная. Даже тройная.
– Ах, как это романтично, позвольте вашу ручку, – Пржевальский схватил руку девушки и присосался к запястью.
– Ах, отстаньте, – вяло попыталась избавиться от настырного ухажера Мата.
– Я без ума от шпионов. Без ума. Давайте выпьем за Моссад и Сикрет Сервис.
– И за СМЕРШ, – поддержал Павел.
Настала очередь Павла доставать бутылку. У него был самогон, настоянный на ореховых шкурках. Семидесятиградусный.
– Попробуйте – вкусняшка. Натуральный коньяк. Тройной очистки. Своими руками по старинному рецепту готовил.
– Ну, что ж, наливайте, раз коньяк. Мальчики, я купила правильный билет. У вас так весело. А вы в карты играете?
– Только на раздевание, – засмеялся Пржевальский.
– Ну, не на шелбаны же, – Мата уже была на веселее, её чёрные глаза заблестели, волосы цвета вороньего крыла слегка растрепались, придав причёске более домашний вид. На бледном лице появился лёгкий румянец.
– Вот не думала, что Иосиф Виссарионович такой весельчак. Я вас всегда представляла таким мрачноватым, строгим и с трубкой в зубах. А вы оказались вполне милашкой.
– Чёрт, мадемуазель, я не Сталин! – возмутился академик. – Я Пржевальский. Слыхали?
– Не Сталин? Пржевальский? – Мата даже не стала скрывать разочарование. – Слыхала, конечно. В зоопарк ходим. А я подумала…
– Нас все путают. – Пржевальский сразу как-то сдулся, Видно, не первый раз случился подобный конфуз. Павлу даже жалко его стало.
– Мата, а вы едете на гастроли, или шпионить? Не подумайте, из чистого любопытства спрашиваю.
Мата выпила самогон даже не скривившись, занюхала рукавом и посоловевшими глазами посмотрела Павла. Улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.
– Секрет, – пококетничала она.
– А мы вам больше не нальём.
– А и не надо, я уже хорошенькая.
– И всё же, – настаивал Павел.
– Дулечки! Не скажу, и не спрашивайте.
– Так, давайте подумаем. Шпионы бывают двух видов. Одни служат за идею, а другие за интерес. Для идеи вы слишком красивая. Скажите, а я вам дам пятьдесят рублей.
– Правда?
Павел достал портмоне, извлёк купюру.
– Да ради бога. Я еду за усами Чарли Чаплина. – она профессиональным жестом выхватила деньги и, приподняв юбку, сунула их в подвязку на ноге. Пржевальский сразу стрельнул глазами на оголившуюся ножку.
Мата достала мундштук, сигареты и сделав «мальчикам» ручкой, пошла в тамбур.
Когда она вышла, академик подровнял усы и забормотал:
– Паша, ну отступитесь. Вы же молодой, красивый, на вас бабы гроздьями вешаются. А я мало того, что на Сталина похож, так ещё только из экспедиции. Там из женщин только лошади моего имени. А с ними особо не пофлиртуешь. Ну, выйдите, покурите полчасика. А я вам вот часы подарю, золотые, на цепочке…