Но и о цели своей девушки не забыли. Лита несколько раз бросалась за кем-то, её казалось, что это Максим, но каждый раз ошибалась. Рииль тоже шарила взглядом по лицам, в надежде увидеть Мэнсона или хотя бы того румяного паренька. Паренёк её особо не волновал, а вот убийца Зоры не выходил из головы. И двигало ею смутное непонятное желание, нет, не мести, она давно уже простила ему убийство подруги. Просто хотелось увидеть его, заглянуть в глаза и увидеть там ответы на вопросы, которые она боялась задавать даже самой себе.
Была надежда, что она увидит его на концерте. Странно, он совсем не похож на певца, тем более, на такую звезду.
Девушки дошли до стадиона. Вокруг уже топталась молодёжь с крашенными в радикальные цвета волосами, в чёрных футболками и с грустными, пытающимися продемонстрировать вселенскую мудрость и скорбь, лицами. Девушки пробрались к кассам, но билетов уже не было.
– Я сейчас достану нам билеты, – Рииль вытащила нож, и, прикрыв его рукой, направилась к компании молодых ребят, пьющих пиво. Лита догнала её и повисла на руке.
– Прекрати, немедленно, – зашептала она на ухо подруге, – посмотри, сколько вокруг людей. Нас четвертуют прямо здесь и сейчас. Убери нож, дура, я достану тебе билеты. Не знаю, как, но на концерт мы попадём. Или я сейчас брошу тебя и уйду, я не хочу, чтобы меня порвала толпа.
– Хорошо, хорошо, – Рииль спрятала нож.
– До концерта ещё уйма времени, что у нас осталось из денег?
Машину они продали за три сотни тугриков прямо на перекрёстке, так что денег было полно.
– Давай найдём ресторанчик. Я никогда не была в ресторане, – сказала Лита.
– Я даже не знаю, что это такое.
– Тем более. Девушка, – схватила она за рукав проходящую мимо барышню, – не подскажете, где здесь можно вкусно и дорого поесть?
– В «Готем баре». Здесь недалеко, два квартала. Вон туда вам, а на светофоре свернёте налево. Мимо не пройдёте.
До концерта времени было ещё уйма. Бродяги – Максим, Боря, Фриц и белк бесцельно шлялись по улицам, рассматривая местные достопримечательности. Город был красивый, но, в тоже время какой-то беспокоящий, что-то в нём нарушало гармонию восприятия. То на витрине дорогого магазина висела бумажка, на которой фломастером корявым почерком нацарапано «Акция!!! Штаны – скидка 50 %!». То старушки на скамейке ругались, что пенсия у них мизерная. То на стене написали слово из трёх букв, и ещё и рядом нарисовали это слово. Всё вокруг кричало – наши в городе! Поэтому друзья не терялись и чувствовали себя как дома. Если что – тылы прикрыты, останется только крикнуть – наших бьют.
– «Готэм бар» – прочитал вывеску Боря, – а давайте зайдём, пивка попьём. Всегда нравилось слово «готэм», а что оно означает, так и не узнал.
Никто не возразил, и они зашли в бар. К ним тут же подбежал официант, замахал руками и почему-то попытался вытолкать Фрица, у которого на плече сидел белк. Официанта сменил более уравновешенный менеджер, который извинился и сказал:
– Господа, мне очень неловко, но у нас вход с животными запрещён, – и очень красноречиво посмотрел на белка.
Зверёк, возмущённо ощетинился, поднял трубой хвост и заорал:
– Ах, ты свинья! Шовинист! С животными, говоришь, нельзя? Ах ты, морда нацистская! Ты нацист? Фашист? Расист? Я сейчас позвоню в Гринпис, и мы отсудим у вашего сраного бара все запасы арахиса! Ишь, ты посмотри на него! В лес, значит, с людьми можно? Приедут, нагадят, окурков и бутылок набросают, костров нажгут, цветочки из Красной книги повытаптывают – так это пожалуйста, да? А накормить истощённую длительными переездами и отравленную выхлопными газами животинку – это нельзя? Да, конечно, это только «разумные» существа могут. Всегда найдут, кого в бар не пускать – сначала негров, потом евреев, потом женщинам голосовать нельзя, потом давай коммунистов травить, потом декабристов. Теперь вот до белок добрались! Граждане! Соотечественники! Что ж это творится? С этого и начинался Третий рейх! Сначала белок в пивные не пускали, потом скамейки в жёлтый цвет красить начали. Караул!
Менеджер с отвисшей челюстью тупо смотрел на беснующегося зверька выпученными от шока глазами.
– Что, фашист, уставился? – закричал на него белк. Посетители дружно зааплодировали, кто-то свистнул, кто-то швырнул в стену пивной бокал. Ситуация накалялась.
– Хорошо, проходите, только в уголок. Вон туда, – ткнул он пальцем в самый дальний угол бара.
– Нет, козёл, я сяду прямо на барной стойке, и орешки за вас счёт. Моральный ущерб нужно компенсировать.
– Делайте, что хотите, – махнул рукой менеджер и быстренько ретировался.
Белка и Фриц пристроились за стойкой, а Максим и Борис сели таки за тот столик, куда им показал сбежавший работник бара. Официант принёс пиво и тарелку с креветками, сказав, что угощает бар.
– Знаешь, если сейчас зайдёт Бэтмен, я даже ни капли не удивлюсь, – сказал Макс.
– Почему Бэтмен?
– Готэм – это город из фильма о Бэтмене. Мрачный мегаполис с неоготической архтитектурой. Название происходит от английского «Goat»? что значит – козёл. Короче, Козловск.
– Или Козлово.
– Козлярск. Подозреваю, что готы происходят от того же слова.
– Без сомнений, – улыбнулся Боря, – Откуда ты всё знаешь?
– Книжки читаю. Но я о другом хотел сказать – тебя не удивляет то, что происходит вокруг? Какое-то странное будущее. И удивительна наша реакция. Одна только говорящая белка вызвала бы там, откуда мы приехали, переполох. Даже если бы она просто смогла произнести слово «жопа». А здесь это никого не удивляет. Я не говорю уже о динозавре, амазонках, Тесле, этом баре, концерте Мэнсона. Полнейший бред, гротеск, абсурд, фарс. Винегрет. Но даже не это удивляет меня. Меня удивляет наша реакция. Мы словно всегда здесь жили, и говорящих белок видели пачками с самого младенчества. Меня, например, ничего не удивляет, как будто я тут родился. И я совсем забыл о доме. О том доме, в котором прожил почти сорок лет. Он сейчас для меня как сон. Жена, дочь, работа, коммунальные платежи, ремонт – всё мне приснилось.
Борис слушал внимательно, даже не прикоснувшись к бокалу. Когда Максим умолк, он отхлебнул пиво, почесал затылок и развёл руками:
– Знаешь, тоже самое и со мной. Но я иначе вижу это. Я те же сорок лет жил как во сне. Как зомби. Выполнял приказы, которые мне диктовала жизнь. До автоматизма. Постоянно кому-то что-то должен. Купить хлеб, вынести мусор, принести зарплату, ездить в гости к совсем не интересным мне людям, есть макароны, пить водку по выходным и пиво после работы. На работе я просто отключался и восемь часов в день – треть моей жизни я вообще не существовал, как я, я превращался в гаечный ключ, молоток, либо отвёртку. Сорок лет остались на помойке. Мы ищем сейчас машину времени, чтобы опять вернуться в эту задницу. Мы пока ещё ищем, но я надеюсь, что мы её никогда не найдём, и просто профукаем здесь остатки наших жизней, весело, легко, с приключениями и никому ничего не будем должны. Мы здесь ничему не удивляемся потому, что этот мир снился нам в тех снах, которые не запоминаются.
Они помолчали, отхлёбывая пиво и лузгая сочные, сладко-солёные креветки. В другом конце бара шумела разношёрстная компания – какие-то хиппи, мужики в бурках и папахах, тип в кожанке, с кобурой на поясе. Они громко смеялись, хлопали друг друга по плечам, цокались. Где-то Борис их видел. Что-то смутное мелькало в памяти. И вдруг он услышал прямо над ухом:
– Боря, гад! Ты? Как ты здесь оказался? Тоже на концерт?
Борис оглянулся и опешил. За спиной стоял, широко улыбаясь, Петька с вулканизации. В косухе, с бандамой на голове, в кожаных брюках и потёртых казаках.
Мата театрально заламывала руки и бросала гневные взгляды на Антуана, не зная, задушить его или вырвать сердце.
– Да успокойтесь вы, что так нервничать? Ну, не получит ваш Гитлер усы, ну и бог с ним. Пока вы тут катаетесь, у него уже новые вырастут. Он и не вспомнит, куда и зачем вы уехали. О, а вот и тот, кого вы ищете. Чарли! – закричал Антуан.
Мата оглянулась и увидела Чаплина. Он шёл к ним, расплывшись в улыбке. Такой, каким она его видела в кино – в котелке, подстреленных брюках, в куцем мятом пиджачке, с неизменной тростью. И с усами! Мата бросилась нервно расстёгивать сумочку, в которой на дне лежала опасная бритва, которой она намеревалась оттяпать у великого актёра усы вместе с губой. Но найти в дамском ридикюле нужный предмет сложнее, чем иголку в стоге сена. Помада, расчёска, ключи, мобильник, пирожки с горохом, прокладки, презервативы, последний роман Ширли Басби в мягком переплёте – всё, что угодно, только не бритва. Чаплин подошёл, пожал руку Антуану и с улыбкой рассматривал копошащуюся Мату. Та посмотрела на Чарли и поняла, что искать уже ничего не нужно. Она утонула в его обаянии. Оставив в покое сумку, Мата вся обмякла и могла только смотреть в эти бездонные чёрные, слегка насмешливые глаза.
Чарли улыбнулся ещё шире, протянул ей руку, она положила в неё свою, и актёр прикоснулся к ней губами.
– Рад познакомиться. Чарли.
– Мата. Мата Хари, дрожащим голосом промолвила она.
– Мата Хари, Мата Хари, надавать бы вам по харе. Мне тут человек сорок позвонило, сказали, что вы охотитесь за моими усами. Первой позвонила, знаете кто? Ева Браун, как это не подло по отношению к мужу. Усы. Хм, очень интересно. Знаете, я бы отдал их, но только не этому психопату-эпилептику. Я скорее съел бы их, чем отдал Гитлеру. Ну, надеюсь, вы передумали?
Мата, всё ещё не отрывая взгляда от Чарли, смогла лишь кивнуть. Вот она какая, любовь с первого взгляда – мелькнуло в её голове.
– Пойдёмте, я угощу вас моим фирменным блюдом, думаю, оно уже приготовилось.
Чаплин повёл их между сваленными в кучу декорациями, мимо ряда, выглядящих мёртвыми, софитов. Вокруг спешили люди в разнообразнейших костюмах, рыцари с мечами, девушки в платьях времён очередного Людовика, солдаты с ружьями, дети в пионерских галстуках.
Попетляв по киностудии, они попали, наконец, в гримёрку Чаплина.