– И?
– Что и? Почему ты до сих пор не привезла их?
– Видишь ли, какая проблема – думаю, что они не захотят ехать. Они такие смешные, так щекочутся. Твои кололись, а эти щекочутся. Ладно, Адик, прости, у меня кастинг. Представляешь мне предложили роль в фильме. Война и мир. По Толстому. Да. Ну и что, что порнуха? А ты откуда знаешь?
– Это твоё амплуа по жизни. Ты ответишь за всё! Я тебя из-под земли достану. Сейчас же звоню в гестапо.
– Пупся, ну ты же не будешь дуться? Воевать с женщинами – это так низко и пошло. Я тебя, прям, не узнаю. Всё, я надула губки, прощай навеки и забудь мой номер. Пысы, ты знаешь, что твоя Евочка первая позвонила Чарли. И предупредила его. Адью, целую. Да иду! Иду уже. Это я не тебе. Пока.
В трубке хрюкнуло и наступила тишина.
Гитлер плюхнулся в кресло, обхватил голову рукам и зарыдал. Потом швырнул телефон в зеркало, которое водопадом осколков рухнуло на пол. Всё! Все поплатятся! Ева, мерзавка, как она могла?
Петька с вулканизации никогда не любил музыку. Кроме музыки он презирал книги и питал особую ненависть к живописи. Балет вызывал у него приступ астмы. Из всего разнообразия искусства он признавал лишь трансляции футбольных матчей и порнографические карты, которые он купил лет двадцать назад у цыгана на центральном рынке, и бережно хранил в пачке от сигарет на антресолях. Чтоб дети не нашли. Дети уже давно выросли, завели своих детей, а черно-белый, потускневший от времени раритет всё ещё являлся важнейшим из искусств. Для Петьки, конечно.
В одежде он тоже всегда был консервативен. То есть, носил всё, что подсовывала ему до ужаса экономная супруга, скупающая одежду в секонд-хэнде в самый последний день, когда цены стремятся к нолю, да ещё роясь в ящике с надписью «ветошь». Иногда попадались вполне приличные брюки или рубашка. Но Петьке главное было, чтобы тело было прикрыто от непогоды. Чем – не важно.
Появление его в рокерском прикиде с билетом на концерт Мэнсона, вызвало у Бориса кратковременную кому.
– Петя, – прохрипел он, выйдя из окоченения, – ты что здесь делаешь?
– Чувак, это я тебя спрашиваю, как ты сюда попал? Ты же всего час назад был дома. Я с тобой по мобиле болтал. Забыл? Или ты мне соврал? Подколоть хотел?
– Ты со мной? – Борис закрыл глаза, чтобы остановить головокружение от внезапно хлынувших мыслей. Они носились в черепушке, как рой навозных мух, гудели и мешали сосредоточиться. Общая картина начала вырисовываться. Попав в будущее, они совсем забыли, что они же, попавшие сюда естественным путём, тоже где-то находятся. И говорят, что если ты увидишь сам себя, то капец всей вселенной. Бред, конечно. Если увижу – то капец, а если глаза закрою, то мир спасён. И этот Петька из будущего знает Борьку, того другого. И, если Петька за год так изменился, то очень интересно, какие метаморфозы произошли с Борисом.
– С тобой, с тобой, кончай прикалываться.
Максим молча пил пиво, задумчиво наблюдая за диалогом. В его голове прошёлся такой же ураган. Это было похоже на карточный домик, когда для полной картины не хватает всего одной карты, а ты сидишь, и боишься её ставить, а без неё тоже никакой гармонии. Всё корявое и асимметричное. Но хоть какое-то, а если ты поставишь эту карту, то можешь всё свалить, и не будет совсем ничего. Вот точно так же, у Максима не хватало одной карты, чтобы сложилась красивая и правильная картина. Вернее, она была, но такая стрёмная, что даже не знаешь, куда её приткнуть.
– Петь, у меня к тебе просьба. Петь, меня шлагбаумом на переезде прямо по темечку треснуло. И я теперь совсем ничего не помню. То есть, помню через раз. Хорошо, что я тебя встретил. Можешь мне кое-что рассказать?
– Например?
– Например, в каком я городе живу?
– Боря… – Петя обнадёживающе поглядел на Максима, но тот удручённо покивал головой, подтверждая диагноз.
– Ну, ладно. Боря, ты живёшь в Рязани. Работаешь часовым мастером. У тебя жена и дети. Кажется. Час назад ты был на работе.
– Петь, а давно я часовым мастером работаю. Я же автослесарь.
– Да, Борь, крепко тебя огрело. Сколько я тебя помню, столько и работаешь.– А жену мою как зовут?
– Марина.
– Вот чёрт! – Борис хлопнул себя по ляжкам. – Нет, ну ты подумай, а!
– Что, Боря, что не так?
– Нет, ну ты подумай! Вот пиявка! Ладно, Петь, а ты что, на концерт приехал?
– А то! Мэнсон – мой кумир! Надеюсь даже автограф получить. Еле отпросился на работе.
Подошёл официант, Петя сделал заказ и начал рассказывать о Рязани, о часовой мастерской, о приезде Пржевальского, о том, как демократия сгубила нацию, и народ требует царя-батюшку, или хотя бы какого-нибудь Генерального Секретаря. Чтобы хоть кто-то о народе подумал.
Вдруг бесшумной тенью навис над столом мужчина в кожаной потёртой куртке, медленно осмотрел всех затуманенными глазами с расширенными зрачками.
– Кто Боря?
– Чувак, отвали! – отмахнулся Пётр, и тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Свалился на пол, вместе со стулом, и не шевелился.
Мужчина поднял стул, сел, закинув ногу на ногу.
– Повторяю вопрос – кто из вас Боря? Надеюсь, не этот? – кивнул он в сторону развалившегося на полу Пети.
– Этот, – сказал Максим, вставая. – Простите, нам уже пора.
– Сядь, а то ляжешь рядом с этим товарищем. Молодец. Ты Боря?
– Нет, – Максим заметил на поясе у гостя кобуру, под ложечкой заныло от страха. Почему-то подумалось о тридцатых годах, о чекистах в кожанках, о беспределе закона и человеческой жизни, не стоившей и гроша. Вот так подходили в пельменной к человеку отморозки с пистолетами на поясе, доставали ксивы…
Словно читая мысли, незнакомец достал из кармана корочку, развернул её, но внутри не было ничего, кроме слова «Хранитель», написанного большими золотыми буквами на чёрном бархате.
– И что вам нужно? – Борис пытался держаться спокойно, но ощущение падения охватывало всё сильней. – Интересная корочка, в киоске купили?
– Вы не местные? Не знаете, что означает сей документ?
– То, что ты мент?
– Мент? Вы явно не местные. И поэтому вы мне и нужны. Не вздумайте сбежать или что-либо отчебучить. Поверьте, мне легче пристрелить вас, чем помочь. Но пока я настроена оказание посильной помощи. И если вы мне расскажете о своей проблеме, я, возможно, посодействую. Давайте, поднимайте вашего товарища, посадите его как-нибудь, закажите мне рюмочку и начинайте рассказ. Времени у нас не очень много.
Тут к столику подошёл Фриц с белкой на плече. Павел молча показал удостоверение. Фриц сглотнул слюну. Он ещё ни разу не видел живого хранителя. Даже белк уменьшился в размерах и тихо проворчал:
– Конечно, белкам такое не выдают! А нам и не надо! Не больно и хотелось, мы и без корочек умнее всяких там сапиенсов.
Лита огляделась и увидела возле окна колоритную компанию – двое ребят в ярких рубахах, с нелепыми шевелюрами и большими, скрученными из газеты сигаретами, третий – помятый, но симпатичный, с вечной тоской по свободе и мужчина в кожаном шлеме на голове.
– Нам туда, – девушка взяла Рииль за рукав и потащила к столику.
– Мальчики, у вас не занято?
Парень с жуткими косичками и в вязанном берете, больше похожим на половичок, сделал затяжку, повернул голову на голос и отшатнулся в ужасе.
– Кто здесь? – спросил он дрожащим голосом.
– Тёлки, – ответил ему другой, с копной на голове.
– Правда? – не поверил первый. – Не менты?
– Девочки, присаживайтесь, – неуклюже махнул рукой на единственный стул Хэндрикс. – Этот парень сейчас застрелит шерифа и вернётся.
Антуан галантно отобрал стул у сидящего за соседним столиком отца семейства и подал Рииль. Девушки присели. Рииль еле сдерживала себя, чтобы не вскочить и не навалять всем четверым. Лита же, наоборот, расслабилась и вела себя вполне адаптировано к условиям мужского ада.
– За дам! – поднял стакан помятый, выпил залпом. Занюхал рукавом. – Тёлки – моя слабость. Портвейн будете?
– Майк. Какой портвейн?
– Ах, да. Это я ностальгирую. Знаете, девочки, помню, пошли мы в ночной за порвишком. Нет, вру, тогда ночных магазинов не было. Точно, днём это было. Поздно только днём. Темно уже было. Купили два пузыря. Три семёрки. Или не три… Нет, три пузыря. Две семёрки. Кажется. Давайте я вам лучше спою.
– Не надо, – твёрдо сказал Хэндрикс.
– Что за гёрлы? – на секунду пришёл в себя Боб, но сделав очередную затяжку, улетел.
Антуан в это время принёс дамам по бокалу коктейля.
– Девушки, не обращайте на них внимания. Хамы и дегенераты. Звёзды все такие. Я вижу, вы не просто так к нам подсели. Есть предложение? Не думаю, что этих отморозков сейчас интересуют сексуальные услуги.
Рииль налилась яростью, но Лита пнула её по лодыжке.
– Нет, мы совсем не такие. Меня зовут Лита, а мою подругу Рииль. Мы впервые в городе, немного растерялись и ещё… нам очень хотелось бы попасть на концерт. Очень. Но…
– Но? – Антуан полез в карман, – Никаких «но». Такие очаровательные гости города просто обязаны приобщиться к извращённой стороне культуры. Да где же они есть? Ага, нашёл!
Он достал из кармана пачку флаеров, отобрал два, протянул Лите.
– Вот, держите. Места не виповские, но вполне достойные. Надеюсь, мы сможем после концерта встретиться в более спокойной обстановке? И в более романтичной. Я буду ждать вас здесь, а потом решим. Согласны? А что вы делаете здесь? Если ищете работу – могу посодействовать. Если приключения – то тут я тоже в теме.
– Нет, мы ищем людей. Не спрашивайте, каких и зачем. Мы сами не знаем. Спасибо за всё.
– Пацаны, а откуда тёлки? – удивился Боб.
– А я песню сочинил. Ну, где моя гитара? Я придумал песню про Нью-Сити. Ужасный город, странный такой. Где наше Рязанское раздолье? Где радушные жители и уютные улочки со скамеечками? Джимми, дай гитару. Портвейн остался ещё? Короче, акапелла.
Антуан протянул ему стакан. Майк выпил, собрался с духом и забормотал, пытаясь выдержать ритм и попадать хотя бы через раз в ноты.