– А белки были? – поинтересовался белк.
– Наверное, я же не Брем, фауну изучать. На чём я остановился? Ага! Белки. Наверное, были. А вот людей не было. Ну, я садовника нашего и девку из прачечной пригласил покататься на машине. Завёз их туда, и бросил. Типа, плодитесь и размножайтесь, как сами хотите. И что бы вы думали. Наплодились, расползлись по земле. Охотятся, коз пасут, огонь из кремня высекают. В пещерах рисуют. Тупые все. Понятно, садовник – это тебе не профессор, хотя от профессора вряд ли бы был толк в плане расплода. Так что, выбор был сделан правильный. Я, короче, выбрал себе народец один, стал их учить, а они мне молиться начали. Это, конечно, приятно, но достали шибко. Чуть что – бегут, мол, помоги, спаси, научи, всё просят, клянчат. Надоели – мочи нет, но и интересно, в то же время. Вот я время от времени наведываюсь. Случай был – повёл их через пустыню, а тут вспомнил, что мне на капельницу надо, ну и вернулся через час, а у них сорок лет прошло. А они всё бродят там, смех и грех. Вам интересно?
Все закивали головами.
– Тогда я продолжу. Знаете, почему здесь все на одном языке говорят? И немцы и французы и китайцы.
– И белки, – встрял белк.
– Насчёт белок не знаю, это какая-то аномалия, а вот язык один у всех, потому что я никак не слетаю, башню Вавилонскую не разрушу. А то строят, технику безопасности не соблюдают, без чертежей, без сопромата. Грохнется – народу погибнет тьма. Так вот к чему я клоню, замкнутый круг получается. Если бы не изобрели эту машину, я бы не отправился в прошлое, не запустил водорослей, и ничего бы этого не было. Совсем ничего. Никаких райских кущей. И меня бы, наверное, не было. Ведь я почему бог? Потому что меня люди придумали, потомки садовника и прачки, которых я же и завёз туда на машине этой. Вот такая вот циклическая головополомка. Я уже и схемы рисовал, и формулы выводил, хотел понять, где же начало всего этого безобразия.
– Вот мастер врать, – хихикнул белк с Борисова плеча. – Какой ты бог?
Яхве вопросительно поднял брови.
– Если ты бог, а я в тебя не верю, то я бы тебя сейчас не видел, ты бы для меня не существовал. Правильно? А раз я тебя вижу и слышу, значит, это всё гнусная фальсификация. Вот, если ты бог, можешь чудо совершить? Что тебе стоит, всемогущему? Вот, можешь, туз пиковый у меня из уха вытянуть?
Бог подошёл к белку, протянул руку к его голове и выудил из уха карту. Показал всем. Пиковый туз. Слушатели ахнули от удивления.
– Вот! – ткнул Яхве под нос белку карту.
– Дешёвые трюки. Амаяк Акопян и то круче. Подумаешь, карту вытащил. Может, она у тебя в рукаве была!
– Сколько раз зарекался, – вздохнул бог, – не доказывать никому ничего. Люди должны верить, а не знать. Между знанием и верой целая пропасть. Улавливаете разницу? Вера не даёт расслабиться, постоянно нужно бороться с неверием внутри себя. Вера имеет две стороны. А знание одну. В которой нет борьбы, конфликта, внутреннего диалога. К знанию быстро привыкаешь и принимаешь, как должное. И оно уже не будоражит, не снится по ночам.
– Я вас понимаю, – сказал Борис. – Ничего, если я перебью вас? Когда я был пацаном, джинсы стоили больше, чем отец получал в месяц, а я бредил джинсами. Мысль о них не отпускала меня. Джинсы открывали для подростка совсем немыслимые горизонты – авторитет товарищей, девчонки, ну, сами понимаете. И вот, родители решились, и я неделю не спал, ждал, когда же они их купят. А когда я получил то, что хотел, погордился ровно день – рассматривал себя в витринах магазина, показывал друзьям лейбл, рассказывал, какие швы должны быть на настоящих джинсах. А на следующий день они стали для меня частью обыденности, просто штанами. Так я о чём – вера – это ожидание чего-то, а знание – обладание этим. Правильно я понял?
– Что за бред? При чём тут джинсы? – криво ухмыльнулся Яхве. – Я ему про веру, а он мне про штаны. Неужели, больше не о чем с богом поговорить, кроме своих юношеских комплексов.
Борис от стыда залился краской. Это же нужно было так оплошать.
– Да, ладно, – шепнул ему на ухо белк, – откуда ему знать, что такое настоящий «Левайс»? Он же кроме простыни своей ничего никогда не носил. Не расстраивайся.
– Вот мы и пришли, – сказал Яхве, остановившись у калитки, – вот здесь я живу, а вон ваша машина.
Прямо на газоне перед небольшим симпатичным домиком стояла полосатая «Газель», похожая на огромную пчелу. Борис, ожидавший увидеть свою «копейку», замялся в сомнениях.
– Забирайте, только горючего нет. Работает на конопляном масле, а где его теперь достанешь? Говорят, в Германии можно разжиться. Везде уничтожили это благородное растение. А какие раньше пальто шили драповые. – вздохнул Яхве. – И кепки. Я организую, её вам прямо в самолёт погрузят. Только, прошу вас, будете возвращать – горючего пару канистр оставьте.
– Обещаем, – сказал Павел.
– Яхве! Привет! Как здоровье! – все оглянулись. Возле калитки стоял крепкий, до черна загоревший, дедуган с длинной бородищей, в одних плавках, держа в руках доску для серфинга.
– Нормально, как всегда. Как водичка?
– Парное молоко. Приходи после обеда на пляж, в волейбол поиграем.
Серфингист махнул на прощание рукой и пошёл дальше.
– Нептун. – пояснил Яхве, – весь день на пляже. Из воды не вытащишь. Ну, что, друзья, мне ещё на процедуры идти, так что распрощаюсь с вами. Всего хорошего. Езжайте в аэропорт, через пару часов привезут машину.
– А можно ещё вопрос? – спросил Борис.
– Про джинсы?
– Нет. Меня всё время мучает вопрос. Сатана тоже тут отдыхает?
Бог задумчиво погладил бороду.
– Сынок, как бы тебе объяснить? Буду честным. Вот ты смотришь выступления политиков? Как они беспокояться о народе, сколько хороших дел они делают для людей, как любят свой электорат, пытаются всё делать для благополучия, благосостояния, процветания. Сколько урожая свеклы собрано, сколько детских площадок построено, домов сдано в эксплуатацию. Так вот – то, что ты видишь по телевизору – это бог. Пыль в глаза – это бог, в которого нужно верить. А на самом деле – им глубоко наплевать на всех вас, у них свои личные интересы, цели и приоритеты. Заметь, за счёт того же самого народа. Так вот, эта их сторона – сатана. Дуализм. Образ бога создан для того, чтобы скрыть истинное лицо сатаны. И наоборот, образ сатаны иногда показывают, чтобы ещё сильнее верили в бога. Методы пропаганды не менялись тысячи лет. Вот так вот. Есть тут один пациент, символ, так сказать. Двуликий Янус. Все мы здесь Янусы. Только никому не говори, ладно? Это я тебе так, по секрету. Всё, мне действительно пора.
Он повернулся и пошёл к дому. Борису показалось, что на затылке бога проступает лицо, остроносое, с сурово сдвинутыми глазами, с узкими злобными губами, но присмотревшись, он понял, что это всего лишь ветер треплет причёску.
– Анус двуликий, – фыркнул белк, – все они анусы. Это точно.
– Справочное? Мне нужен адрес Чарли Чаплина. И поскорее.
– Молодой человек, вас здороваться не учили? – раздался в трубке спокойный старушечий голос и связь оборвалась.
Мэнсон с удивлением посмотрел на мобильник, не веря своим ушам.
– Это что ещё за Мери Поппинс? – спросил он сам у себя и снова набрал номер.
– Слушай ты, дура, ты что, совсем охренела? – закричал он в трубку.
– Я вас слушаю.
– Дай мне адрес этого грёбанного Чаплина!
– Сначала поздоровайтесь, – конец связи.
– Я в шоке. – Мэнсон снова с недоверием уставился на телефон, потом на Рииль.
Та пожала плечами.
– Я найду её и порежу на мальтийские кресты. – Мэнсон снова стал нажимать на кнопки.
– Привет, – процедил он сквозь зубы.
– Добрый день. Справочная. Слушаю.
– Мне нужен адрес Чарли Чаплина.
– Это конфиденциальная информация. Мы не даём адреса.
– Как не даёте? Вы же справочная.
– Ну и что?
– Как что? А какие справки даёте?
– Любые, кроме адресов.
– Например?
– Рецепт борща можем дать, или как избавиться от клопов…
– У меня нет клопов! – закричал Мэнсон. От ярости у него вздулись веры не шее, а лицо стало пурпурного цвета.
– Поздравляю. Значит, рецепт борща? Записывайте…
– Стоп, – сказал Мэнсон, то ли себе, то ли тётке в трубке. Сделал семь глубоких вдохов, и, пытаясь говорить как можно приветливее, продолжил, – дамочка, мне нужен всего лишь адрес Чаплина, и всё.
– Вы плохо слышите? Ушные палочки вы можете купить в любой аптеке. Записывайте адрес аптеки…
– Значит, адрес аптеки вы можете дать, а адрес Чаплина – нет?
– Значит, да.
– Я его старый друг, мы не виделись двадцать лет. Я специально проехал тысячи километров, чтобы повидаться с ним, а вы мне не даёте адрес. Как мне теперь быть?
– А как же вы ехали без адреса?
– Он мне сказал, а я забыл. У меня склероз.
– Хорошо, записывайте. Сендельсон Альфред Зиновьевич, телефон двадцать три сорок восемь шестнадцать, приём по записи. Всё?
– Какой сендельсон???
– Это лучший в городе специалист по склерозу.
Мэнсон прижал трубку к груди и громко трёхэтажно выматерился.
– Что там? – спросила Рииль, но Мэнсон снова сделал дыхательную гимнастику.
– Мадам, – с трудом сдерживая себя, сказал Мэнсон справочной, – если вы не дадите мне адрес, я буду жаловаться.
– Телефон отдела жалоб – двенадцать сорок двадцать шесть.
– А!!! – заорал Мэнсон. – Ты! Старая кобыла, я сейчас узнаю твой адрес и выпотрошу тебя, как…, как…Ты, вообще, знаешь, с кем разговариваешь?
– Мне насрать. До свидания, спасибо за звонок.
Мэнсон не зная, что делать, спрятал в карман телефон, достал пистолет и выстрелил в проезжающего мимо велосипедиста. Но промазал.
– Факфакфак!!! – крикнул Мэнсон, и обессиленный сел на бордюр, обхватив голову руками.
– Дай телефон, – протянула руку Рииль.
– Бесполезно, там сидит сумасшедшая Шапокляк.
– Дай телефон.
Он протянул ей трубку.
– Поздороваться не забудь.