– Не стоит, – ответила она и спрятала руки за спину. – Макс, – шепнула она, – у меня сейчас обморок будет от страха.
– А это Павел.
– Тот самый? – спросила рептилия.
– Наверное, – ответил Павел.
– Можно пожать вашу мужественную руку?
– В другой раз. Я сегодня руки не мыл. Микробы там всякие. Оно вам надо?
Грмпну захохотал и поставил на землю бочку и ведро.
– Давайте, за знакомство.
– Может, сначала машину снимем? – робко предложил Павел.
– Ни в коем случае. Начинать нужно всегда с самого важного. Машина никуда не денется. А вот, напиток может испариться. Главное – правильно расставленные приоритеты.
– Ну, тогда согласен. Что ж, попробуем вашу отраву. Прямо из ведра можно?
– Нужно. Пейте, не стесняйтесь, если что, я потом ещё принесу.
– Со свиданьицем, – сказал Павел, поднял ведро и принялся пить. Жадно, как пьют холодную колодезную воду в знойный день.
Утро расцвело мобилизационными пунктами. На каждом углу стояли палатки, украшенные свастикой, развевались стяги, из динамиков-колоколов на столбах звучали бодрые фашистские марши. Возле каждого пункта выстраивалась очередь. Все мужчины желали поскорее получить пиво и сиськи, для чего нужно просто записаться в ряды захватнической армии и сходить ненадолго на войну. Их некрасивые жёны и невесты не разделяли рвения мужчин, висли у них на руках, рыдали, закатывали истерики, нецензурно ругались, сулили райскую жизнь в лоне семьи и всячески пытались отговорить от участия в подобной афёре. Но мужчины оставались непреклонны.
Женщин оттаскивали специально созданные патрули, уводили в сторонку и упрекали в отсутствии патриотизма. Это слабо помогало, фрау прорывались через кордоны и пытались тащить мужей домой. Одна предприимчивая дама прямо возле палатки сделала мужа инвалидом – выбила глаз и сломала указательный палец на правой руке. Но хитрость не сработала, несчастный всё-таки смог убедить рекрутёров, что сможет нажимать на курок мизинцем и целиться левым глазом. Бедолаге так хотелось трофеев, что ничто не смогло его удержать. Тогда жена проломила ему череп, ударив скалкой по голове со словами «так не достанься же ты никому», и смачно плюнув под ноги, ушла оплакивать тяжёлую вдовью участь.
Но это был единичный случай, в целом мобилизация проходила относительно спокойно и оперативно. Новоиспечённым воякам выдавали новые кальсоны, банку кильки в томате, пачку папирос и оружие.
Первым в очереди достались «шмайсеры», затем раздавали пистолеты, вплоть до дуэльных кремниевых, запоздавшим – сабли, мечи и ятаганы, затем пошли грабли, совковые лопаты и тяпки. Ну, а любителей поспать вооружали уже вилками, половниками и давилками для чеснока. Как бы там ни было, но без оружия не остался никто.
Наступление планировалось через три дня, которые военнообязанные должны были проводить на курсах молодого бойца. Ветераны последних войн были отпущены домой для прощания с безутешными жёнами.
К обеду многие пункты начали сворачиваться.
Мурка подошла к палатке, упёрлась руками в стол, на котором лежали списки, и сказала:
– Я представитель от общества «огородников», мы тоже хотим участвовать в кампании.
– Женщин на войну не берём. Плохая примета. Что это ещё за общество?
– Я не женщина, я фантом. И требую, чтобы нас включили в список.
– Фантом? – удивился рекрутёр. – Что-то вы не особо похожи на фантома. Глаза какие-то у вас умные.
– Я умный фантом.
– Первый раз о таком слышу. Ну, ладно, я сейчас свяжусь с начальством.
Он отошёл в сторонку и долго разговаривал по мобильному. Вернувшись, сел за стол, положил перед собой чистый бланк, взял ручку и задумчиво посмотрел на Мурку.
– Ну, и как я вас записывать буду? У вас же имён нет.
– Есть у нас имена. Пиши – Мурка.
– Редкое имя. Ну, хорошо, – он стал выводить имя на листе. – Первый раз слышу, чтобы у фантомов имена были. Куда катится мир? Ну, и где остальные огородники?
Мурка сунула в рот два пальца и свистнула. Из-за угла дома стали выходить фантомы и робко подходить к палатке.
– Давайте, быстрее, – рявкнул рекрутёр. – Уже все домой поуходили, я один тут остался. И всё из-за вас. Иди сюда. Да, ты. Как звать?
– Уркаган.
– М-да. Кто же вам такие клички дал? Ну, ладно. Пишем. Следующий!
– Жиган.
– Шухер.
– Ментяра.
– Гопсосмыком.
– Кто тут Гопсосмыком? – поднял голову писака.
– Это буду я, – поднял руку один из фантомов.
Переписав всех, рекрутёр размял пальцы, хрустнув суставами.
– Всё, господа, поздравляю, вы теперь авангардная часть Вермахта. То есть, в атаку пойдёте впереди паровоза. Ваш отряд называется «Пушечное мясо». Оружие добудете в бою. Паёк вам не полагается, и «Кока Коки» вы тоже получать не будете. Но это всё равно, надеюсь, что вас убьют в первые минуты боя, так что нечего переводить харчи. Кстати, спасибо вам от командования за идею послать первыми в бой фантомов. Всех, а не только вас, огородников. Только вот скажите – зачем вам это нужно? Пиво вы не пьёте, сиськи вас тоже, как-то не особо привлекают, насколько я знаю.
– Мы за идею. За родину. За фюрера.
– О, теперь вижу, что фантомы. Точно, вам же на днях новый канал включили! Первый фашистский! Как я забыл то? А смотри, действует. Даже фантомов зомбирует! Ладно, товарищи, идите. Вас вызовут.
– Пожелай нам удачи в бою, – сказала Мурка.
– Да, идите вы уже! Надоели!
Мурка гордо развернулась и пошла прочь. Остальные посеменили за ней, шумно обсуждая, что просто отлично, когда в них нуждается отечество.
Максим и Лита выпили по чуть-чуть, только чтобы не обидеть компанию, и удалились в кусты за гараж. Влюблённые от любви пьянеют больше, чем от алкоголя.
Борис с проснувшимся белком затеяли спор о разуме.
– Вот, что такое разум? – доставал белк.
– Ну, это когда ты всё понимаешь, – с каждой новой порцией Борису становилось всё сложнее подбирать определения.
– Да ты прямо философ.
– Я хочу сказать, что вот люди разумные…
– Допустим, что разумные, – перебил белк.
– Не допустим, а разумные, потому что… как бы тебе сказать, потому, что дома умеют строить.
– Тоже мне разум. Муравьи тоже строят, и что?
– Ну, ладно, тогда, потому что машины строят, чтоб пешком не ходить. А! Выкусил?
– Блохи тоже на собаках катаются, и что?
– Допустим.
– Люди сексом занимаются постоянно, а не только когда потомство нужно.
– Удивил! Дельфины тоже, и что? А с кроликами вам вообще не сравниться.
– А дельфины книги не пишут.
– Как они писать будут? В воде, что ли? И у ни рук нет.
– Ну, не дельфины, а муравьи пишут? А белки?
– А им не надо. Зачем нам книги? Нам их читать некогда. Засерать мозги нам ни к чему. Ты считаешь разумным читать чужие мысли? Это делают только те, у кого своих мозгов нет.
– А музыка?
– А мы птичек слушаем. Ваши Бетховены с Децелами рядом не валялись с трелью соловья.
– А ваши птички водку пьют?
Белк задумался, запрыгнул на ведро, отхлебнул дронтровки.
– Водку, говоришь? Не пьют. И что?
– А то. Вот оно, отличие разума от неразума. Понял?
– А вот, животные едят перезревшие вишни и тоже пьянеют.
– Я тебя умоляю. Не сравнивай. У разумных существ существует культура пития со всеми атрибутами. После первой не закусывать, между первой и второй промежуток небольшой, а потом поговорить, а сбегать за третьей, а потом, если повезёт – подраться. А песню затянуть? Ой, мороз, мороз, не морозь меня, – затянул Борис.
Белк слушал, как поёт Борис и не смог найти ни одного аргумента против такой формулировки разума. Может, он все эти годы ошибался, слишком мнил о себе? А вдруг, они, и правда, разумные? Да и не вдруг. Точно, разумные. Значит, Дарвин ошибался, назвав единственным разумным существом белку!
– Ну, что, – закончив песню, спросил Боря, – прав я?
– Ты знаешь, наверное, прав. И я торжественно, перед лицом вот этих товарищей, извиняюсь и готов признать, что люди тоже разумные существа.
– То-то же.
– Только тупые. Водку пить – много ума не надо.
– Животное, я тебе сейчас хвост оторву, если ты не заткнёшься.
– Ладно, молчу. О, хвост отрывать – тоже дело не хитрое. Прости, вырвалось. Давай, лучше выпьем за признание белками человека разумным существом. Наливай!
– Слушайте, – сказал им Павел, – достали уже склоками.
Павел в это время общался с динозавром. Наливка была хороша, и речь от неё становилась вязкой и тягучей, словно каждое слово обрело вес, при чём в прямом смысле.
– А вот ты меня не помнишь? – спросил Грмпну.
– Ну, почему, помню. Наверное, помню, – ответил Павел. – У меня память слабая на лица. А на морды – так совсем склероз. Мы встречались? Напомни. Я помню, что пил с одной рептилией, на тебя похожей. Пили неделю, так нас его жена чуть не смешала с навозом.
– Она до сих пор меня тобой упрекает.
– Так это ты?
– Ага, это я. Вот видишь, а я тебя запомнил.
– Конечно, запомнил, ты же почти трезвый был, а у меня неделя из памяти стёрлась. Так вот, где я тебя видел! Думаю ещё – лицо какое знакомое, а это старый друг!
Армия выступила в поход на рассвете. Солнце ещё не выглянуло из-за горизонта, как первые отряды покинули границы города. Впереди шли танки и бронетранспортёры, тягачи с пушками, за ними в крытых грузовиках перевозили пехоту, дальше на мотоциклах следовали отряды полевой жандармерии, и замыкал колонну всякий сброд на трёхколёсных велосипедах и самокатах.
Отъехав от города километра три, остановились позавтракать. Завтракали шумно и долго, с пивом, сосисками и песнями. Пока помыли посуду и собрали столы, солнце уже палило во всю. Пришлось снимать шинели, каски и сапоги. Кто-то остался в форме, кто-то в исподнем, некоторые вообще разделись до трусов. Погрузились и поехали, мечтая о халявной выпивке и четвёртом размере.
Далеко отъехать не успели. Пришло время обеда. Полевая кухня наварила кулеша. На жаре есть не хотелось, поэтому посидели недолго, и снова отправились в путь.