– Я сам разберусь. А ты кто будешь?
– Я? – Мэнсон ткнул себя пальцем в грудь. – Я – фюрер. Я вождь этого стада пивных бочек, которое сбежало с передовой, чтобы выпить по бокальчику.
– Бывает. Я бы тоже между пивом и войной выбрал пиво.
– Мужик, вот скажи мне. Вижу, что ты всякого повидал. Что мне делать? Я – псих, отморозок и беспредельщик, бандит, убийца, стал вождём нации и в принципе правителем завоёванного фашистами мира…
– И что? Все вожди и правители прошли тот же путь. Ты думаешь, честного и порядочного человека допустили бы к рулю? Или думаешь, путь к вершине устлан лепестками роз? Нет, только по трупам и судьбам.
– Наверное, ты прав…так вот, что я хотел спросить – что мне делать дальше?
– А ничего. Убей себя. Тебе сразу полегчает, сразу перестанут волновать подобные вопросы. И вообще, вопросы, – бородач засмеялся. Громко, раскатисто; смех улетел и сразу вернулся многократным эхом. – Парень, я не психиатр, ясно? Делай что хочешь. Мне плевать. Только вот девочки переживают, когда же война начнётся. Так что, ты не затягивай.
– Да уж… – начал было Мэнсон, но увидел, что собеседник исчез, растаял в воздухе, словно и не было его вовсе. – Чёрт, глюки начались.
Павел проснулся от мерзкой птичьей какофонии. Он любил трели пичужек, но только не в шесть утра на похмелье. Выпитое вчера искажает действительность сегодня. Самые аппетитные ароматы вызывают тошноту, женщины совсем не вызывают той похоти, как накануне, что уже говорить о рецепторах вкуса. Пение птиц провоцирует головную боль.
Павел поднял камень и швырнул его в крону дерева, откуда доходили самые противные рулады. Несколько птиц взлетели, испуганно рассматривая с высоты, кому это они помешали.
Солнце уже поднималось над горизонтом огромным шаром. Павел обошёл поляну и посчитал всех присутствующих. Динозавра не заметить было не возможно. Максим и Лита спали в гараже, набросав на пол травы. Борис лежал возле погасшего костра, укрывшись белком. Все на месте. Потерь нет.
Он пошёл к дереву, на котором висела машина. Ничего с ней за ночь не произошло – она не превратилась в лесное чудо-юдо, не покрылась мехом или чешуёй, не отрастила рога и хвост. Парашют ярким пятном покрывал верхушку дерева.
План действий – снять машину, найти горючее, помочь феминисткам победить фашистов, отправить этих заблудших во времени домой в прошлое, и можно отдохнуть и подумать о своём предназначении, о своём месте в жизни.
Павел вернулся обратно и потряс за плечо Бориса.
– Боря, вставай.
Борис скривился, невнятно побормотал во сне, и перевернулся на другой бок.
– Боря, подъём.
– Угу.
– Боря, сейчас с носка по рёбрам получишь. Вставай.
– Гу.
– Боря, пить будешь?
Борис моментально открыл глаза, спросонья моргая ресницами и пытаясь сориентироваться в пространстве и в ситуации.
– Что? Случилось что-то? – спросил он Пашу.
– Просыпайся. Дело есть.
– Наливай.
– Так, я ухожу по делу. К вечеру вернусь, если ничего не случится. Вам поручение – снять машину, поискать топливо. Масло конопляное. Помнишь?
– И где его достать?
– Понятия не имею. Слышал, что фашисты выращивают марихуану, и делают из неё масло, а потом добавляют в коктейли.
– Извращенцы. Перевод продукта. Хорошо, босс. Сделаем, что сможем. А вы далеко?
Павел лишь махнул рукой, и пошёл вглубь леса, в ту сторону, где виднелись контуры гор.
Как только Павел прошёл указатель «Гондурас», дорога пошла в гору и заморосил дождь. Лес сменился настоящими джунглями, непроходимыми, буйно-зелёными, с гирляндами лиан и огромными листьями, дрожащими от падающих капель. Тропинка вела вверх, петляя между зарослями. Павел промок до нитки, проклинал всех, кто приходил на ум, но упорно шёл вперёд. Дорогу медленно переползла гигантская анаконда, толстая как бревно. Павел дождался, пока не скроется из виду её мощный хвост. На ветвях верещали мокрые попугаи, и маленькая обезьянка с отвратительной физиономией швырнула в Павла каким-то плодом, попав в плечо.
Павел поднял камень и бросил в ответ, но промахнулся. Обезьяна противно захохотала, показала кукиш и повисла вниз головой, зацепившись хвостом за лиану. Павел собрался ещё раз проверить себя на меткость, как вдруг перед ним возникли шестеро оборванцев с автоматами в руках. На них были камуфляжные костюмы, высокие армейские ботинки и военные фуражки.
Павел остановился, поднял руки на всякий случай, чтобы не провоцировать.
Он знал, что в горах везде патрули и был готов к встрече, но они появились слишком неожиданно.
– С Новым Годом! – сказал Павел.
– Ключ под унитазом, – ответил один, очевидно главный над этой шайкой, заулыбался гнилыми зубами и опустил оружие. Остальные тоже расслабились.
Пароль не менялся годами.
– Ну и погодка у вас, – сказал Павел. – Закурить не найдётся?
Ему протянули отсыревшую сигару и щёлкнули «Зиппо»
– Амиго, куда направляешься?
– Мне нужен Че. Он в лагере?
– Где же ему ещё быть. Дорогу знаешь?
– Разберусь.
– Рамирес, проводи товарища в лагерь.
Рамирес, высокий и худой, как жердь, повесил автомат на плечо и, молча повернувшись, пошагал по тропе. Павел побрёл следом.
Идти пришлось недолго. Они вышли на огромную поляну, застроенную хибарами, крытыми пальмовыми листьями. Посёлок походил на трущобы, если бы между постройками не стояла военная техника. Рамирес провёл Павла к дому, накрытому маскировочной сеткой, махнул, мол, подожди, и скрылся внутри. Почти сразу оттуда выскочил мужчина в военной форме, с сигарой в зубах. Увидев Павла, расплылся в улыбке и бросился обниматься.
– Чёрт! Сколько лет! Привет, дружище! Давай, заходи же быстрее, что ты мокнешь здесь, – потащил в дом.
Обстановка внутри резко контрастировала с убогим фасадом. На полу лежал красный ковёр, посреди комнаты стоял шикарный стол, массивный, с резными ножками. В камине потрескивали дрова. Тяжёлые парчовые шторы закрывали окна, с потолка свисала хрустальная люстра с сотнями висюлек. Уют и мещанство. На столе стояли бутылки, бокалы и ваза с фруктами.
– Че, ты не хило устроился.
– Да, Паша, что ж мне, век по коммуналкам обитать? У меня ещё квартира в Сохо и дом на Мальдивах. Это не считая гостиниц в Париже и Мадриде. Недвижимость – сам знаешь… Садись, давай, за встречу! Ром давно пил? Настоящий, кубинский. Федя прислал посылку.
Че наполнил тару и поднял стакан.
– За то, чтобы друзья не забывали друг друга.
Закусили фейхоа.
– Какими судьбами? – Че откинулся на спинку стула, открыл лежащую на столе коробку сигар. – Угощайся.
Павел откусил от сигары кончик, сплюнул на ковёр, подкурил.
– Да дело у меня к тебе, но это подождёт. Как ты? Всё воюешь?
– Воюю, только не знаю уже, зачем. Эти гондурасы – странный народ. У них каждый месяц выборы, перевороты, революции. Мне, конечно, на руку, но просто хочется понять…Выберите себе нормального правителя и не парьтесь. Нет, вечно какого-то урода выбирают. Носятся с его плакатами, листовки разбрасывают, митинги в поддержку. А я же вижу – сволочь он порядочная. Ворюга, аферист, бандюган. А они его выбирают. Выберут, корону напялят на башку, и начинается – налоги поднимаются, цены взлетают, рэкет, рейдерство и беспредел, всё разворовывается, земли скупаются за копейки. Народ стонет, плюётся, но самим постоять за себя слабо. Приходят ко мне. Сало несут, яйца, муку, картоху мешками. Так и так, спасай, мочи нет уже терпеть тирана. Ладно, думаю, почему не помочь, как раз с провиантом напряженка. Свергли, тирана – на дыбу. Смотрю – опять ходят с плакатами. Я им говорю – что вы делаете? Это же бандит, у него две ходки было и диплом купленный. А они – много ты понимаешь. Он же обещает нам пенсию поднять и газ по дешёвке. Хрен с вами, мне по барабану. Выбрали. И пошло – пенсии урезали, коммунальные услуги – в три раза, цензура, чистка журналистов, кумовство и панибратство. Месяц проходит – они опять мешки прут. Выручай, говорят, совсем жизни нет. Мы с пацанами постреляли, повоевали. Переворот устроили, свергли. А они уже нового козла выбирают. Парадокс.
– Никакого парадокса. Знаешь поговорку – «нас имеет тот царь, которого мы заслуживаем». Гондурасы, одним словом.
– Вот и я о том же. Мы знаешь, что решили – покончить с этим раз и навсегда. Мы хотим свергнуть народ. Пойти от обратного. Может, получится.
– Это как?
– А так. Есть у меня парочка ядерных боеголовок. Раз – и прощай, Гондурас. И весь электорат в одну секунду превратится в радиоактивную пыль. Некому будет уродов выбирать. А уродам не у кого будет кровь пить. Вот такой расклад.
– Жёстко! Радикально. Знаешь, мне кажется иногда, что мир вокруг меня – просто декорации. И если этот мир исчезнет, со мной ничего не произойдёт. Просто сменится фон. А люди вокруг – просто для того, чтобы мне скучно не было. Так что, Гондурасом больше, Гондурасом меньше – разница не большая.
– Это называется эгоцентризм.
– Плевать мне, как это называется. Эгоцентризм – это просто слово, набор букв и звуков. Сказал и забыл.
– Ты прав, и за это нужно выпить.
Че взял бутылку и только собрался налить, как дверь открылась и вошли двое элегантных мужчин с зонтами, с которых ручьями стекала вода прямо на ковёр.
– Привет, – сказал один, в смокинге и цилиндре, – ну, блин, и погодка.
– Здравия желаю, – второй, невысокого роста, с аккуратными усиками, был одет в гусарскую форму. Он щёлкнул каблуками и отдал честь, приложив ладонь к козырьку. – Разрешите войти?
– Заходите уже, шуты гороховые. Зонты поставьте в угол, пусть сохнут, – Че поставил ещё два стакана. – Где вы шляетесь?
– По бабам-с, – сказал гусар.
– Погондурасили малость, – подтвердил смокинг в цилиндре. – А что тут ещё делать?
Че протянул каждому по стакану и по фейхуа.
– Знакомьтесь. Это Павел, хранитель мой старый приятель. А это, Паша, известные бумагомаратели – лорд Байрон и товарищ Ле