– Пока ещё не появился. Я установил время на два часа раньше нашего прибытия сюда. Будем ждать.
И тут закричал белк:
– Помогите! Где я? Кто эти люди? Куда вы дели мои вещи?
– Что с тобой? – Павел хотел погладить зверька, но тот ощетинился, спрыгнул с сиденья и стал в боксёрскую стойку.
– Вы кто такие? Вы из зоопарка?
– Белк, успокойся…
– Мы знакомы? Почему вы мне тычите? Мы что, на брудершафт пили?
Павел вопросительно посмотрел на Бориса. Тот так же вопросительно пожал плечами.
– Белк, тебя что, укачало? Ты нас узнаёшь?
– Первый раз вижу! Что за беспредел? Кинднеппинг? Так знайте же, денег у меня нет, я сирота. Так что, лучше отпустите сразу, пока дело не дошло слишком далеко.
– Белк, очнись. Ты что, совсем нас не помнишь? Я Павел, а это – два придурка из прошлого. Напряги извилины. У белок, интересно, есть извилины?
– Есть, но их мало, они не глубокие и почти прямые, – сказал Максим.
– Но-но! – возмутился белк.
Но Максим не обратил внимания на эту реплику, и продолжил:
– Белк, как ты тут очутился?
– Откуда я знаю? Это вы мне расскажите, как. Я сидел себе, предавался неге, грыз орех, а потом – бац, и я тут. Что происходит?
– Ясно, – резюмировал Макс. – У него стёрлись из памяти все эти дни, и он помнит то, что было с ним до этой минуты. А остальное он помнить не может, потому что с ним остальное ещё не произошло.
– Похоже на то. – Согласился Борис. – А почему мы помним?
– Ответ прост – а хрен его знает. Физиология разная.
– Конечно, разная, – усмехнулся белк. – Нашли, кого сравнивать. Вы же на три лестничных пролёта ниже белок стоите.
– Ладно, надоел уже, – прервал его Павел, сунув под нос ксиву хранителя, – слушай сюда, венец природы. Сиди здесь тихонько и пытайся вспомнить хоть что-нибудь, а мы на разведку пойдём. Убежишь – поймаю и…
Так хотелось упомянуть шапку, но вспомнил недавний белкин крик души, и только погрозил кулаком.
– А! Купились! Купились! Не за дорого! – Белк захохотал, запрыгал радостно и показал язык.
– Вот, гадёныш! – засмеялся Павел. – А мы уже подумали…
– Знаете, в чём ваша проблема? Вы слишком часто думаете. Пока вы не перестанете думать, вы никогда не станете разумными.
– В смысле?
– И ещё одна проблема – вы слишком часто задаёте вопросы. У разумных существ вопросы не должны возникать. Только ответы.
– У тебя, суслик, мания величия, – улыбнулся Борис. Его уже не раздражали белкины разглагольствования. И сам белк сейчас был роднее многих людей, даже собутыльников из автосервиса. Да и Павел с его вечными понтами уже не казался страшным. Не хотелось возвращаться домой, в серые будни, к серым людям, к серой жизни. Приключения оказались очень приятными на вкус, а это будущее намного интереснее того прошлого.
Они вышли из машины, погрузившись по колено в сочную высокую траву.
Павел достал из кармана папиросы «Казбек», выбил одну, долго и основательно сминал в гармошку мундштук. Смачно затянувшись и, выпустив клубок сизого дыма, осмотрел поляну.
– Так, – сказал он, – нам что-то нужно делать с этим автобусом. Вы сейчас прилетите, увидите здесь полосатую машину, увидят вас, то есть, себя, то есть, своих двойников, то есть, вас, и что? Нужно нам спрятаться, а маршрутку эту отогнать подальше в кусты, чтобы не маячила. Давай, Борис, заводи. Проедешь по этому бурьяну?
– Я бы, может, и проехал, так кто-то руль оторвал.
– Я же не хотел, – ответил Павел.
– «Нехотелом» рулить не получится.
– И что делать? Да что там за шум? – Павел всмотрелся в сплошную стену деревьев.
И правда, звук был такой, будто забивали сваи. И звук приближался.
Вот уже дрожь отдавала в подошвы, и слышно было, как трещат, ломаясь, ветки, или даже деревья.
– Я знаю, что это! – закричал радостно Макс. – Это профессор. Точно! Эй, Грмнпу! Сюда!
И тут над деревьями показалась огромная зелёная голова динозавра. Увидев людей, голова заулыбалась. Лес разверзся, и на поляне появилась гигантская туша профессора.
– Здравствуйте, ой, а я вас знаю. – Грмнпу ткнул когтем в сторону Павла, – мы с вами пьянствовали. Помните?
Павлу хотелось броситься к динозавру, обнять покрепче, наговорить всяких тёплых слов, и уберечь от глупостей, которые станут последними глупостями в его жизни. Но он сдержался, так как обнять этого гиганта довольно проблематично, да и сам профессор был в полном здравии.
– Грмнпу! Дружище! – хором закричали бродяги. – Мы так рады тебя видеть!
– С чего бы это? Мы знакомы?
Друзья замялись.
– Это легко исправить, – Максим протянул было руку для рукопожатия, но передумал. – Мы так много о вас наслышаны.
– Правда? Вы мне льстите. А вы кто? – голова опустилась ниже, глаз моргнул почти возле лиц бродяг. – Вы, что, люди?
– Ну, да.
– Неужели? Живые, настоящие? Не верю своим глазам! – Грмнпу замахал радостно хвостом, чуть не зацепив машину времени. – Не может быть!
– Профессор, – Боря указал взглядом на Павла, – а это разве не человек?
– Нет, конечно, – ответил динозавр.
– А кто же?
– Понятия не имею, но никак не человек. Здесь людей отродясь не было. Я профессор антропологии…
– Мы знаем.
– Это же надо, как слава расползается по миру.
– Достаточно реверансов, – перебил беседу Павел. – Уважаемый профессор, не могли бы вы оказать нам услугу? Нужно вот эту машину перетащить куда-нибудь в глушь, и желательно ветками забросать. Поможете?
Грмнпу в ответ поднял «Газель», и понёс её вглубь леса, совсем не замечая, что на торпеде сидит маленький облезлый зверёк, смотрит на него, не отрывая взгляда, и плачет от радости.
Компания пошла следом по протоптанной динозавром просеке. Решили машину спрятать в зарослях кустарника.Павел долго рылся в карманах, выудил старую потемневшую медаль, потёр её об рукав и торжественно провозгласил:
– Уважаемый профессор Грмнпу, от имени и по поручению, позвольте наградить вас медалью «Почётный донор третьей степени», другой, к сожалению, нет, за доблесть и отвагу, проявленную при проведении сверхсекретного задания в рамках спасения мира, за преданность делу партии и народа, за верное служение идеалам человечества…в общем, держите.
Динозавр взял медаль, которая в гигантской лапе выглядела малюсенькой и никчемной.
– Право, я даже не знаю…
– Не скромничайте, это вам авансом посмертно.
– Ну, тогда другое дело.
Грмнпу отломал от дерева ветку, выдавил из неё себе на грудь сок, и прилепил туда медаль.
– Натуральный суперклей, клеит навеки – пояснил он, вытянулся по струнке, щёлкнул пятками, отдал честь и рявкнул: – Служу Советскому Союзу!
– Молодец! – Павел нахмурился, – А теперь, я должен попросить вас уйти. И никогда, повторяю – никогда не появляться на той самой поляне, где мы встретились. А если вдруг вам повстречаются вот эти два типа, бегите от них, как можно быстрее. Или, ещё лучше, просто наступите на них. Это в интересах вашей же безопасности. Вольно, разойдись! Надеюсь, мы с вами ещё выпьем вашей замечательной…как её…
– Дронтровки…
– Вот именно, её самой. До свидания, милый друг.
Наблюдательным пунктом выбрали заросли кустов метрах в двадцати от предполагаемого места появления гаража. Поляна просматривалась отлично, листва защищала от солнца, на примятой траве лежать оказалось удобнее, чем на перине. Расположившись, закусили окороком ром, покурили Пашиного «Казбека». На поляне ничего не происходило. Вылазка в прошлое превратилась в банальный пикник. Клонило ко сну. Максим лежал на спине, жуя травинку. Белк развалился рядом и дремал, хрюкая и подрагивая хвостом во сне. Борис рассматривал всяческих жучков и пучков. Павел лёжа на животе, внимательно смотрел а поляну.
– Я очень любил свою бабушку, – сказал Максим.
– Ты это к чему? – Борис поймал большого синего кузнечика и изучал строение лапок и усиков.
– А к тому, что всё это мне напоминает один мой сон. Моя бабушка умерла, и я, десятилетний пацан, не мог найти утешения. Бабуля была мировая. Я её любил больше, чем мороженое, мультики и родителей. И вот, я всё думал о ней – где она теперь: в аду, в раю, или парит в облаках, или просто лежит в гробу, и её обгладывают черви. Или она сейчас родилась снова, и в теле младенца гадит в пелёнки. А самое главное, я фантазировал, как я мог бы спасти её, сделать так, чтобы обмануть смерть. Я был уверен, что если бы я пошевелился раньше, то точно придумал что-нибудь. Я зал, что старики когда-нибудь умирают, но что это может случиться с моей бабушкой – даже представить не мог. Но это случилось, и я просто бесился из-за моей беспомощности. А однажды мне приснился сон – мы с бабушкой гуляем в парке, она купила мороженое и пообещала покатать на каруселях. А я знаю, что она мёртвая, и что это сон, но мне так хорошо, что она снова со мной, и хочется, чтобы этот сон длился долго-долго, чтобы успеть побыть рядом с ней. Потому что, когда я проснусь, её опять не будет. Мы стоим в очереди за билетами, и вдруг люди вокруг начинают кричать и разбегаться, кто куда. В кассе закрывается окошко, кассирша выскакивает из будки и бежит по аллее. Мгновение, и кроме нас в парке не остаётся и одной живой души. Поднимается ветер, несёт пыль прямо в лицо. И тут я вижу, что из кустов выходят фашисты. С автоматами, с собаками на поводках, в касках, в форме – всё, как в кино. Хватают бабушку, ставят её к будке и собираются расстрелять. А я стою, и не могу пошевелиться, как памятник, только глаза работают. Даже крикнуть не могу. И фашисты на меня внимания не обращают, слово я пустое место. И опять беспомощность. Беспомощность и безнадёга. Я проснулся весь в слезах. Вот такой сон.
– Прикольный сон. А к чему ты это рассказываешь? – Борис отпустил насекомое и принялся ловить другое.
– А к тому, что Лита сейчас живее всех живых. И Маруся твоя тоже. И при желании мы можем их найти и обнять, поцеловать, поговорить с ними. Как во сне. Понимаешь?