Мистик расправился со своим вторым противником и теперь вместе с последним выжившим из семерки волков сошелся в смертельном бою с оставшимися двумя волками из стаи Уйу.
Молниеносный, израненный и почти выдохшийся, впервые в жизни чувствовал, что проигрывает. Снег обагрила его собственная кровь. Пока он мертвой хваткой держал за горло своего врага, второй волк полосовал его бока и спину и наконец умудрился вцепиться ему зубами в шею сзади. Молниеносного пронзила ужасная боль. Казалось, в мозг ему вонзился кинжал, все тело онемело от боли, похожей на прикосновение раскаленного железного прута, глаза закрылись, челюсти сами собой разжались. Волк, которого он держал за горло, высвободился и, рванувшись наверх, сомкнул челюсти на горле Молниеносного.
Молниеносный собрал остатки сил в последнем отчаянном рывке. Он извивался всем своим огромным телом, молотя воздух лапами, но зубами ухватить соперников не мог, силы его иссякали, сознание погружалось во мрак. Двое волков неумолимо продолжали свое дело. Их клыки все глубже вонзались в шею Молниеносного, и смерть была уже совсем близка… Но тут рядом раздалось дикое рычание, и вслед за ударом огромного тела у него пропало ощущение парализующей хватки на затылке. Легкие Молниеносного снова наполнились воздухом, к нему вернулись зрение, слух и способность сжать челюсти. Он услышал торжествующее рычание Мистика, расправлявшегося с соперником, которого он оторвал от шеи Молниеносного. Мистик не стал ждать, когда поверженный враг испустит дух, а продолжил драться – его окровавленные клыки как можно глубже вонзались в тело волка, который все еще держал Молниеносного за горло.
Несколько мгновений спустя Молниеносный, шатаясь, поднялся на ноги и увидел, что его единственной компанией были Мистик и последний выживший из семи волков его стаи. Акт возмездия за расправу над стадом овцебыков состоялся: из двух стай, в одной из которых было четырнадцать, а в другой – девять волков, уцелели только эти трое. Мистик тихо проскулил подле Молниеносного, и на этой кровавой арене, вновь соприкоснувшись носами, как во время их первой встречи, оба зверя ощутили, что́ на самом деле для них значит товарищество.
Глава IX
Долгие часы после великой битвы бушевала ужасная и безжалостная в своем гневе буря, поднявшаяся где-то над Ледовитым океаном. Она залетала за край земли, свистела над самым полюсом, трепала берега залива Коронации, изливая всю свою злобу на Бесплодные Земли. Она подхватывала наметенные ветром кучи мелких льдинок, которые здесь выполняли роль снега, и расшвыривала их, словно картечь.
Все живое стремилось укрыться от ярости стихии, ибо противостоять ее разгулу в сорокаградусный мороз означало обречь себя на верную гибель. Эскимосы пережидали бурю, тесно прижавшись друг к другу в своих иглу. Песцы зарывались под наст. Волки сворачивались клубком в местах лежки. Овцебыки и олени сбивались в стада, и даже большие белые совы, несмотря на пышное оперение, искали убежища среди снежных дюн и холмов на безлесных равнинах.
Молниеносный лежал в укрытии из груды покрытых снегом камней, страдая от боли и слабости, вызванных ранами. Тело его было истерзано клыками волчьей орды, а завывания ветра казались ему грозным воем оголодавшей чужой стаи, которая напала на его товарищей. В лихорадочных видениях он снова участвовал в том эпическом сражении. Его зубы слабо щелкали, тело подергивалось, мускулы напрягались. Он почти не слышал бури, которая буйствовала в непроглядной ночи, обрушивая весь свой гнев на северный край.
Мистик лежал рядом. Его желание вернуться в родные леса и болота было по-прежнему сильно. Даже несмотря на бурю, ему хотелось уйти. Он пытался вытащить Молниеносного из забытья, трогал его носом и скулил. Потом встал и выглянул в темноту ночи, не понимая, почему его товарищ не поднимается и не идет с ним. Но Молниеносный оставался глух к жалобным призывам, вырывавшимся из горла Мистика, когда стихал ветер.
В своем одиноком дозоре Мистик провожал уходящие часы. Буря понемногу прекращала свои атаки и завывания. Шум ветра над Бесплодными Землями стихал и наконец превратился в шепот. На небе по одной, по две, а потом целыми россыпями появлялись звезды. Их серебристый свет растворил темноту, и Луна – жемчужина неба – торжествующе озарила своим сиянием все вокруг. Будто празднуя окончание бури, северное сияние вновь явило свое великолепие миру, подобно танцору, что щеголяет в красочных одеждах перед глазами изумленных зрителей. То склоняясь, то распрямляясь меж звезд, изгибаясь и кружась в великолепном волнообразном танце, северное сияние распустило по небу золотые, оранжевые и желтые ленты, словно то расплела блестящие косы могущественная богиня, решившая пококетничать с блистательными хозяевами небесного свода.
Увидев, что мир волшебным образом преображается прямо на глазах, Мистик заскулил настойчивее. Молниеносный ненадолго вынырнул из болезненного забытья, услышал доносившийся будто издалека голос Мистика и хотел ответить, но Мистик не понял и не заметил, как слегка напряглось тело друга, дрогнули его уши и голова, и вышел из укрытия. Он почти ощущал запах родных лесов, и в его мозгу их образ рисовался так отчетливо, что казалось – они совсем рядом, всего лишь за тем звездным горизонтом. В его воображении не существовало миль. Да и сколько бы их ни было: одна, десять, двести… каждая клеточка тела побуждала Мистика покинуть этот край оголодавших волчьих стай ради бескрайних и изобильных лесов и болот, где жили его серые собратья.
Он медленно пересек узкую долину. Пока бежал первые триста ярдов, дважды останавливался и скулил, зовя Молниеносного. В холмистой тундре вновь остановился и подождал. И наконец на краю огромной пустыни, которая, словно море, простерлась вширь на двести миль, Мистик сел на задние лапы, и по тундре разлетелся его последний отчаянный призыв. Он замолчал и какое-то время прислушивался. Потом повернулся и побежал на юг.
Не страшась расстояний, зная лишь то, что родные леса где-то там, за этим белым и загадочным «морем», Мистик направлялся домой.
Спустя полсуток лихорадка наконец сняла свою слепящую длань с глаз Молниеносного. Он вновь приподнял голову и вернулся в реальность. Однако это возвращение происходило медленно.
Поняв, что большой лесной волк ушел, он заскулил. Потом обнюхал место, где лежал товарищ, – земля там остыла уже много часов назад.
Через некоторое время Молниеносный нетвердо поднялся на ноги, чувствуя неимоверную слабость. Спотыкаясь и хромая, он вышел из укрытия неподалеку от полегших быков и двух волчьих стай. Лишь один волк все еще охранял добычу, бросаясь на голодных существ, которые стремились ею поживиться. Молниеносный не проявил никакого интереса к оголодавшим созданиям. Над тушами быков парили похожие на призраков белые совы. Откуда-то из-под ног Молниеносного выскочил горностай. То тут, то там мелькали песцы, словно блуждающие огоньки в ночи.
Одинокий волк, изможденный тщетной борьбой с мелкими мародерствующими созданиями, с надеждой взглянул на Молниеносного, рассчитывая на помощь и облегчение своих трудов. В его сознание не вмещался тот факт, что трех бычьих туш и двадцати шести волчьих тел хватит на всех. Еще совсем недавно Молниеносный поборолся бы за добычу, как делал раньше. Теперь же ему было все равно. Он больше не хотел мяса. Его мир изменился. Лихорадка и слабость еще сильнее обострили в нем чувство одиночества и доселе неведомую тоску, и он несколько долгих минут искал взглядом Мистика.
Потом вернулся в логово и свернулся клубком на прежнем месте. Еще никогда наследие огромного дога не томило его так, как в этот час слабости и одиночества. Он заскулил, как скулит собака, а не волк, собачьи предки которого отстоят от него на много поколений. В состоянии слабости, в которое его повергла болезнь, он жаждал товарищества. Однако одинокий волк, который бродил рядом, не мог избавить его от одиночества. Говорившая в Молниеносном капля собачьей крови была чем-то вроде мощного противоядия дикому звериному началу. Молниеносного не волновало то, что песцы, горностаи и совы собираются поживиться его добычей, потому что, когда в нем пробуждался дух Скагена, он готов был подружиться даже с песцами. Он и не прогонял их, пока не проголодался и не вышел поесть.
Тогда же он нашел следы Мистика и прошел по ним до края тундры, где остановился и принюхался. Он не завыл, потому что чутье подсказало ему, что случилось. Следы остыли – Мистик ушел. Два дня и две ночи – если отсчитывать сутки по часам – Молниеносный не уходил далеко от этого места, а бродил по долине, принюхиваясь к ветру – не принесет ли тот запах Мистика. Раны больше не болели, хромота тоже прошла.
На третий день поднялся ветер, и следы Мистика занесло поземкой. Больше Молниеносный не ходил на окраину тундры, а в своих бесцельных скитаниях все чаще забредал в сторону побережья. Проголодавшись, он возвращался в долину, что лентой протянулась по Бесплодным Землям, и воспоминания о недавно пережитом голоде постепенно притуплялись. Ребра его уже не так сильно выпирали. Силы полностью возвратились к нему, но чувство одиночества его не покидало, и он продолжал искать сам не зная чего.
Затем дух, который управляет судьбами диких зверей, вновь наставил на него свой указующий перст, и за этим последовало некое странное происшествие. Молниеносный возвращался из своих бесцельных странствий, которые на этот раз завели его на двадцать миль северо-западнее, и уже подходил к равнине, в центре которой лежала замерзшая добыча, когда неожиданная перемена ветра заставила его замереть на месте. Ветер принес запах и звук – запах взволновал Молниеносного, а звук тут же разгорячил его кровь. Пахло человеком, и издалека слышался вой собак. В Молниеносном снова пробудился свирепый волк, ибо и звук, и запах шли прямо от добычи, которой он кормился вот уже неделю, восстанавливая силы. Он поспешил навстречу ветру, потом остановился там, где брала начало тундра, и оглядел долину.