неотступно. Бросилась на него. Он ощущал хватку ее пальцев и едва не задохнулся в ее мягких волосах, но все же боялся он не ее! И то и дело останавливался на бегу и оборачивался лишь затем, чтобы посмотреть, не следует ли за ним Нипиза. От нее одной он не стал бы убегать. Ее глаза, голос и руки почему-то манили его, и теперь ему стало еще более одиноко и тоскливо, а ночью ему снились тяжелые сны.
На ночлег он устроился под корнями сосны неподалеку от бобрового озера и всю ночь промаялся – ему снились мать, Казан, старый валежник, Умиск, а еще – Нипиза. Один раз он спросонья принял корень сосны за Серую Волчицу. А когда обнаружил свою ошибку, так горько заплакал, что, если бы его слышали Пьеро и Нипиза, сразу поняли бы, что означает его плач. Ему опять и опять снились страшные события того дня. Он видел, как отступает Уакайю на лужайку, видел его гибель. Видел совсем рядом сияние глаз Нипизы, слышал ее голос, такой нежный и тихий, что он звучал для Ба-Ри, будто незнакомая музыка, а потом в ушах у него снова гремели ее ужасные крики.
Ба-Ри обрадовался, когда наступил рассвет. И даже не стал искать, чего бы поесть, а отправился прямиком к бобрам. Теперь в его обличии и походке не было ни надежды, ни предвкушения. Он помнил, что Умиск и его приятели ясно и понятно сказали ему на простом зверином языке, что не желают с ним водиться. И все же от одной мысли, что они где-то есть, Ба-Ри стало уже не так одиноко. Да и не только одиночество было тому причиной. Волчья порода в нем снова отошла в тень. Теперь всем командовал пес. И в эти краткие минуты, когда дикая кровь дремала, Ба-Ри грустил от нарастающего нутряного чувства, что он не свой в этих диких землях, что он здесь лишь беглец, которому со всех сторон грозят непонятные опасности.
В чащобах северных лесов бобры трудятся и играют не только в темноте – днем они делают даже больше, чем ночью, так что многие соплеменники Сломанного Зуба не спали, когда безутешный Ба-Ри принялся рыскать по берегам озера. Бобрята были еще при матерях в больших хатках, похожих на массивные купола из глины и веток, торчащие из озера. Хаток было три, одна не меньше двадцати футов в поперечнике. Ба-Ри зашел с той стороны, где пробираться по кромке воды было непросто. В гуще ивняка, ольшаника и берез путь ему пересекали туда-сюда десятки канавок. Одни были шириной в фут, другие – в три-четыре фута и все полны воды. Ни одна держава в мире не могла бы похвастаться такой налаженной транспортной системой, как это бобровое царство: по канавкам они доставляли строительные материалы и пищу в свое главное обиталище – в озеро.
В одной из самых широких канавок Ба-Ри вспугнул крупного бобра, который тащил четырехфутовое березовое бревно толщиной в ногу мужчины – полдюжины завтраков, обедов и ужинов зараз. Четыре-пять внутренних слоев бересты – это, можно сказать, хлеб, масло и картофель бобрового рациона, а более ценная кора ивы и молодой ольхи заменяет бобрам мясо и пироги.
Ба-Ри с любопытством принюхался к березе, которую старый бобр бросил и сбежал, а потом двинулся дальше. Теперь он не пытался спрятаться, и его прекрасно видели пять-шесть бобров, пока он выходил туда, где озеро сужалось до ручья – почти в полумиле от плотины. Потом он побрел обратно. Все утро он слонялся у озера у всех на виду.
Бобры устроили в своей цитадели из глины и веток военный совет. Они были в полном недоумении. У этих зверей четыре главных врага: выдра, которая зимой портит их плотины, обрекая бобров на смерть от холода и голода, потому что они не могут добраться до своих запасов, когда вода понижается, рысь, которая охотится на всех бобров без разбору, и молодых и старых, а также лиса и волк, которые готовы часами просидеть в засаде, лишь бы напасть на самых маленьких, вроде Умиска с приятелями. Был бы Ба-Ри кем-то из этой четверки, хитрый Сломанный Зуб и его племя знали бы, что делать. Но Ба-Ри точно не выдра, а если он лисица, рысь или волк, то ведет себя, мягко говоря, очень странно. У него уже раз пять были все возможности броситься на добычу, если бы ему была нужна добыча. Но он ни разу не выказал никаких враждебных намерений.
Скорее всего, бобры как следует все обсудили. Возможно, Умиск с приятелями рассказали родителям о своих приключениях и как Ба-Ри даже не попытался сделать им ничего плохого, хотя вполне мог их изловить. Кроме того, более чем вероятно, что взрослые бобры, удравшие от Ба-Ри тем утром, рассказали о своих приключениях и опять же сделали упор на том, что незнакомец, хотя и напугал их, вовсе не собирался на них нападать. Все это весьма вероятно, поскольку, раз бобры составляют солидную часть истории континента и способны строить инженерные сооружения, которые можно срыть разве что динамитом, вполне резонно предположить, что у них есть какой-то способ что-то друг другу объяснить.
Так или иначе, отважный старый Сломанный Зуб взял на себя задачу покончить с неопределенностью.
Сразу после полудня Ба-Ри вышел на плотину в третий или четвертый раз. Плотина была уже целых двести футов длиной, но вода нигде не перехлестывала через нее – для этого были сделаны особые узкие шлюзы. Неделю-другую назад Ба-Ри мог бы перебежать озеро по плотине, но теперь Сломанный Зуб и его инженеры добавили на дальнем конце новый участок плотины, а чтобы сподручнее было работать, полностью затопили пятьдесят ярдов низины, где трудились. Главная плотина совершенно завораживала Ба-Ри. От нее так и разило бобровым духом. Она была высокая и совершенно сухая сверху, и в ней были дюжины аккуратненьких выемок, в которых бобры принимали солнечные ванны. В одной такой выемке и растянулся Ба-Ри, не сводя глаз с озера. Ни малейшей ряби на бархатной поверхности воды. Ни звука в сонной послеполуденной тишине. Бобры не подавали ни малейшего признака жизни – как будто все спали или умерли. И все же они знали, что Ба-Ри вышел на плотину. Там, где он лежал, приятно пригревало солнышко и было так удобно, что через некоторое время ему стало трудно держать глаза открытыми, чтобы смотреть на плотину. И он заснул.
Как Сломанный Зуб это учуял, остается тайной. Через пять минут он тихонько всплыл в полусотне ярдов от Ба-Ри – ни плеска, ни шороха. Несколько минут бобр висел в воде, не шевелясь. Потом очень медленно поплыл через озеро вдоль плотины. На том берегу он вышел из воды и еще минуту просидел неподвижно, как камень, не сводя глаз с той части плотины, где лежал Ба-Ри. Остальные бобры тоже не шевелились, и вскоре стало очевидно, что на уме у Сломанного Зуба одно – подобраться к Ба-Ри поближе и понаблюдать. Когда он снова спустился в воду, то проплыл уже ближе к плотине. Заплыл на десять футов дальше Ба-Ри и начал выбираться на плотину. Делал он это донельзя медленно и осторожно. И вот наконец он очутился на плотине.
Ба-Ри лежал в нескольких ярдах от него и почти целиком скрылся в выемке – пристальному взгляду Сломанного Зуба был виден только самый верх блестящей черной спины. Чтобы присмотреться получше, старый бобр прижал свой плоский хвост к земле и сел на задние лапы, а передние по-беличьи сложил на груди. В такой позе он был ростом целых три фута. Весу в нем было, пожалуй, фунтов сорок – и чем-то он напоминал толстых, добродушных, дурашливых собак, которые все ушли в брюхо. Но мозг у него работал с поразительным проворством. Внезапно Сломанный Зуб мощно шлепнул по глиняной дамбе своим хвостом – и Ба-Ри сел. Он тут же увидел Сломанного Зуба и вытаращился на него. Бобр вытаращился в ответ. На целых полминуты они застыли и не сдвинулись и на тысячную долю дюйма. Потом Ба-Ри встал и завилял хвостом.
Этого было достаточно. Сломанный зуб опустился на четыре лапы, лениво, вперевалочку подошел к краю плотины и нырнул в воду. Теперь он ничего не остерегался и никуда не спешил. В воде он поднял настоящую бурю и храбро плавал прямо перед Ба-Ри взад-вперед. Проделав это несколько раз, он стрелой проплыл через озеро к самой большой хатке и скрылся из виду. Не прошло и пяти минут после подвига Сломанного Зуба, как вести распространились по всей колонии. Незнакомец – Ба-Ри – не был ни рысью, ни лисицей, ни волком. Более того, он был совсем молод и совершенно безобиден. Можно продолжать работу. Можно продолжать игру. Никому ничего не грозит. Таков был вердикт Сломанного Зуба.
Если бы все это прокричали на бобровом языке в рупор, и то ответ не был бы таким скорым. На глазах у Ба-Ри, который так и стоял на краю плотины, озеро словно вскипело от бобров. Ба-Ри еще ни разу не видел столько бобров одновременно. Они выныривали повсюду, некоторые проплывали всего в десятке футов от него и посматривали на него с досужим любопытством. Минут пять бобры вроде бы не думали заниматься ничем особенным. Потом Сломанный Зуб самолично двинулся к берегу и вылез из воды. Остальные последовали за ним. С полдюжины работников исчезли в канавах. Еще столько же затопали куда-то в ивняк и ольшаник. Ба-Ри взволнованно высматривал Умиска с товарищами. И наконец увидел их – они выплывали из одной из хаток, что поменьше. Бобрята выбрались на свою площадку для игр – гладкую полосу песка над глинистым берегом. Ба-Ри завилял хвостом так отчаянно, что все тело у него затряслось, и побежал по плотине.
Когда он вышел на ровный берег, Умиск был там один и ужинал – глодал длинную свежесломанную ивовую ветку. Остальные бобрята ушли в густые заросли молодого ольшаника.
На сей раз Умиск не убежал. Посмотрел поверх своей ветки. Ба-Ри приник к земле и завилял хвостом с видом самым что ни на есть дружелюбным и заискивающим. Несколько секунд Умиск оценивающе глядел на него.
А потом преспокойно вернулся к трапезе.
Глава X
Как в жизни всякого человека есть какая-то одна мощная направляющая сила, к добру ли, к худу ли, так и в жизни Ба-Ри судьбоносную роль сыграла колония бобров. Куда бы он подался, если бы не набрел на нее, что бы с ним произошло, остается лишь догадываться. Но он остался у озера. Бобровая колония заняла место старого валежника, а бобры стали для Ба-Ри долгожданными друзьями, которые отчасти возместили утрату Казана и Серой Волчицы и утолили тоску по защите и компании.