Она отвернулась от окошка, стремглав выбежала из хижины и по снегу бросилась к клетке. Впервые в жизни она восстала на Лебо и осыпала ударами руку, которая сжимала дубинку.
– Зверь! – кричала она. – Я не позволю! Слышишь? Я не позволю!
Лебо ошеломлённо застыл на месте. Неужели это Нанетта, его безгласная рабыня? Вот эта женщина, пылающая негодованием, глядящая на него с выражением, которого он никогда ещё не видел в женских глазах? Нет! Не может быть! В нём закипела бешеная ярость, и он одним движением мощной руки отшвырнул её в снег, а потом с ругательством отодвинул засов на дверце клетки.
– Теперь я его убью! Убью! – В бешенстве он почти визжал. – И заставлю тебя изжарить его сердце и съесть, чертовка! Я покажу тебе! Я…
Он потянул за цепь, вытащил Мики из клетки и взмахнул дубинкой. Ещё мгновение – и он размозжил бы голову пса, но Нанетта успела заслонить Мики. Лебо от неожиданности выпустил дубинку. Но он тут же пустил в ход свои тяжёлые кулаки – удар в плечо снова отбросил Нанетту в снег. Лебо прыгнул к ней, его пальцы вцепились в густые мягкие волосы. И тут…
Дюран предостерегающе закричал, но его предупреждение опоздало. Мики, натянув цепь до предела, серой молнией отмщения и возмездия метнулся на грудь Лебо. Нанетта услышала, как лязгнули его сомкнувшиеся клыки, увидела, как Лебо попятился и тяжело упал навзничь, ударившись затылком о сучковатое бревно. Всё поплыло перед её глазами, она через силу поднялась на ноги и с отчаянным криком, шатаясь, побежала в хижину.
Когда Дюран собрался с духом и, опасливо косясь на Мики, подошёл к телу Лебо, Мики не рванулся вперёд, натягивая цепь. Он как будто понял, что его враг мёртв, повернулся и ушёл в клетку. Там он лёг, положил голову на лапы и устремил на Дюрана пристальный взгляд.
А Дюран посмотрел на неподвижное тело своего приятеля, на красное пятно, расплывающееся под его затылком, и снова пробормотал:
– Господи! Настоящий дьявол!
В хижине Нанетта судорожно рыдала, прижимая к себе дочку.
Глава XVIII
Бывают случаи, когда смерть потрясает, но не причиняет горя. Так было и с Нанеттой Лебо. На её глазах роковая случайность принесла гибель её мужу, но, несмотря на всю свою кротость и доброту, она не жалела о нём и не оплакивала его. Смерть настигла его, как воздаяние за его необузданную жестокость. И Нанетта – не столько из-за себя, сколько из-за дочери – невольно испытывала облегчение при мысли, что судьба освободила их обеих от власти бессердечного тирана.
Дюран, столь же мало склонный к чувствительности, как и покойный Лебо, не стал зря тратить времени. Он даже не счёл нужным спросить Нанетту, а без лишних разговоров выдолбил в мёрзлой земле яму и закопал в ней тело своего былого соперника. Впрочем, Нанетта была скорее благодарна ему за то, что он взял эти хлопоты на себя: Лебо ушёл из её жизни, ушёл навсегда. Она могла больше не опасаться побоев, не опасаться за своего ребёнка, а это было для неё важнее всего.
Мики неподвижно лежал в углу своей тюрьмы, сколоченной из толстых жердей. Его томило тягостное недоумение. Но он не сделал почти ни одного движения после того, как стремительным прыжком сбил с ног своего мучителя. Он даже не зарычал, когда Дюран оттащил тело Лебо подальше от клетки. Им овладела гнетущая и всепоглощающая тоска. Он не вспоминал об ударах, которые обрушил на него траппер, о дубине; которая чуть было не размозжила ему голову. Он не замечал, как ноет его избитое тело, не обращал внимания на жгучую боль в кровоточащих дёснах и в глазах, по которым Лебо полоснул хлыстом. Он думал только о Нанетте. Почему она убежала с таким громким криком, когда он прыгнул на грудь двуногого зверя? Ведь тот набросился на неё, чтобы растерзать, и растерзал бы, если бы он, Мики, не кинулся ей на помощь так стремительно, что цепь чуть не вывихнула ему шею. Ну, так почему же она убежала и не возвращается?
Он тихонько заскулил.
Солнце зашло, и ранний вечер северного края уже окутывал леса густым сумраком. Из этого сумрака перед клеткой Мики возникло лицо Дюрана. Мики с самого начала инстинктивно воспылал к охотнику на лисиц такой же ненавистью, какую он питал к Лебо, потому что между Дюраном и траппером существовало большое сходство – лица обоих были проникнуты одинаковой угрюмой свирепостью, которая была главной чертой характера и того, и другого. И всё-таки Мики не зарычал, когда Дюран начал внимательно его разглядывать. Он даже не шевельнулся.
– Уф! Дьявол! – сказал Дюран с дрожью в голосе.
Потом он засмеялся. Это был негромкий злорадный смех, клокотавший где-то в глубине его чёрной густой бороды, и у Мики по спине пробежал холодок.
Затем Дюран повернулся и ушёл в хижину.
При его появлении Нанетта встала. Она была бледна как полотно, но в больших тёмных глазах горел новый огонь. Нанетта ещё не оправилась от потрясения, вызванного внезапной трагической смертью Лебо, но выражение её лица уже стало иным. Этого огня не было в её глазах, когда Дюран вошёл в эту хижину вместе с Лебо меньше трёх часов назад.
И теперь он поглядел на неё со смутным беспокойством – перед ним с девочкой на руках стояла совсем другая Нанетта. Ему стало не по себе. Когда муж обругал её при нём, он только захохотал, а теперь у него не хватало духа смотреть ей в глаза – почему бы это? Чёрт! И как он раньше не заметил, что она настоящая красавица?
Дюран заставил себя преодолеть смущение и заговорил о деле, которое в эту минуту интересовало его больше всего.
– Вам надо бы поскорее избавиться от этого пса, – сказал он. – Так я его заберу.
Нанетта ничего не ответила. Она смотрела на него, затаив дыхание. Дюран решил, что она просто не расслышала, и хотел повторить свои слова, но тут ему вдруг пришло в голову, какую ложь следует пустить в ход.
– Вы ведь знаете, что мы с ним договаривались устроить бой между его псом и моим на новогоднем празднике в Форте О’Год? – сказал он, тяжело переминаясь с ноги на ногу. – Для этого-то Жак… то есть ваш муж… и дрессировал одичавшую собаку. Ну и чуть я увидел, как этот дьявол грызёт жерди, так сразу понял, что он придушит моего пса, как лисица кролика. Ну и мы договорились, что я куплю у него этого пса за две серебристые лисицы и десять рыжих – шкурки у меня с собой в санях.
Правдоподобность этой выдумки придала Дюрану уверенность. Упоминание о шкурках казалось ему очень убедительным, а Жак не мог явиться сюда и сказать, что он всё это выдумал. И Дюран закончил свою речь, внутренне торжествуя:
– Ну вот, значит, он мой. Я отвезу его на факторию и выставлю там против любой собаки или волка. Шкурки вам сейчас отдать, сударыня?
– Он не продаётся! – сказала Нанетта, и огонь в её глазах запылал ещё сильнее. – Это моя собака. Моя и моей дочки. Вы поняли, Анри Дюран? Он не продаётся.
– Да… – пробормотал растерявшийся Дюран.
– А когда вы доберётесь до Форта О’Год, мосье, вы сообщите фактору о том, что Жак умер, и о том, как он умер. И попросите, чтобы за мной и малышкой кого-нибудь сюда прислали. А до тех пор мы останемся здесь.
– Ладно… – пробормотал Дюран, пятясь к двери.
Ему и в голову не приходило, что Нанетта способна на такую твёрдость и решительность. Он с недоумением вспомнил, как Жак Лебо ругал её и бил. Ему же она внушала страх. Дюран, подобно большинству невежественных людей, был суеверен, а огромные, сверкающие на бледном лице глаза, пышные волосы, прижатый к груди ребёнок придавали Нанетте сходство с изображением Богоматери, которое он как-то видел, и он испугался.
Выскочив во двор, Дюран снова подошёл к клетке, где сидел Мики.
– Что же, пёс, – сказал он негромко, – она не желает тебя продавать. Она хочет оставить тебя себе, потому что ты бросился к ней на выручку и убил моего друга Жака Лебо. Поэтому мне придётся забрать тебя без её согласия. Скоро взойдёт луна, и тогда я накину тебе на голову петлю, привязанную к палке, и придушу тебя так быстро, что она ничего не услышит. А раз дверь клетки останется открытой, то как она сумеет догадаться, куда ты делся? И ты будешь драться с другими собаками в Форте О’Год – ах как ты будешь драться! Душе Жака Лебо будет приятно с того света поглядеть на тебя.
Дюран ушёл в дальний конец вырубки, где он оставил свои сани и собак, и стал ждать там восхода луны.
Мики по-прежнему лежал неподвижно. В окне хижины светился огонёк, и он не спускал тоскливого взгляда с этого светлого пятна, а его горло подёргивалось, словно он беззвучно скулил. Теперь весь его мир сосредоточивался в комнате за этим окном. Женщина и маленькая девочка заслонили от него всё остальное. Он хотел только одного – всегда быть с ними.
А в хижине Нанетта думала о Мики и о Дюране. В её ушах вновь звучали многозначительные слова охотника на лисиц: «Вам надо бы поскорее избавиться от этого пса». Да, все жители лесного края скажут то же самое, и к ним, несомненно, присоединится сам фактор, когда он услышит, что произошло. Ей надо бы поскорее избавиться от этого пса! А почему? Потому, что он поспешил к ней на помощь и бросился на Жака Лебо, её мужа? Потому, что благодаря ему случай вырвал её из лап жестокого зверя, утратившего всякий человеческий облик? Потому, что он рванулся, натягивая цепь до предела, и маленькая Нанетта не лишилась матери, как лишилась старшего братика, и будет расти теперь среди радости и смеха, а не в страданиях и слезах? Пусть другие думают, что хотят, но она-то твёрдо знает, что Лебо погиб по собственной вине. Ей вспомнилось всё, что Лебо рассказывал про одичавшего пса: как тот день за днём грабил его капканы, как отчаянно сопротивлялся, когда был наконец пойман. И вдруг в её памяти особенно ясно всплыла фраза, как-то мимоходом сказанная траппером: «Он – настоящий дьявол, но он не волк. Нет, это собака, и не индейская – когда-то у неё был белый хозяин».
У неё был хозяин!
Нанетта даже вздрогнула. Когда-то у этого пса был хозяин – добрый, заботливый хозяин. Вот и у неё самой была светлая молодость, когда цвели цветы и пели птицы. Она попыталась представить себе прошлое Мики, но, конечно, её предположения нисколько не были похожи на действительность. Как могла она догадаться о том, что меньше года назад Мики, неуклюжий щенок, приплыл с Чэллонером с ещё более далёкого Севера, и о том, что между ним и чёрным медвежонком Неевой возникла небывалая дружба после того, как они свалились с челнока Чэллонера в быстрины и чуть не погибли среди порогов? И о всех дальнейших приключениях, которые превратили Нееву во взрослого медведя, а Мики – во взрослого одичавшего пса. Но и не зная ничего, Нанетта чувствовала, что его прошлое не может быть обычным, и не сомневалась, что его к ней привела сама судьба.