Она тихонько встала, чтобы не разбудить девочку, и открыла дверь. Луна только-только выплыла из-за леса, и в её смутном сиянии Нанетта подошла к клетке. Она услышала радостное повизгивание, сунула руки между жердями и почувствовала тёплый язык, который принялся их нежно лизать.
– Нет, нет, никакой ты не дьявол, – негромко сказала Нанетта, и её голос странно зазвенел. – Ты спас меня, ты спас мою девочку. А дьяволы никогда никого не спасают.
И Мики, словно поняв её слова, уронил израненную, покрытую рубцами голову на её ладонь.
Притаившись на опушке, Дюран внимательно следил за происходящим. Он увидел светлый прямоугольник, когда Нанетта отворила дверь, увидел, как она прошла к клетке, и не спускал глаз с её тёмного силуэта, пока она не скрылась в хижине. Тогда он, посмеиваясь, вернулся к своему костру и начал прикреплять ременную петлю к длинной палке. Его хитрость и эта петля на палке должны были сэкономить ему двенадцать отличных лисьих шкурок, и он самодовольно хихикал, раздумывая у тлеющих углей о том, как легко провести женщину. Нанетта сдуру отказалась от шкурок, а Жак… Жак мёртв и не призовёт его к расчёту. Ему, можно сказать, повезло, что Жак так удачно упал – на сучковатое бревно. Да уж, удача привалила крупная. Он выставит этого пса против какой-нибудь знаменитой собаки, поставит на него всю свою наличность – и наживёт целое состояние.
Дюран дождался, чтобы огонёк в хижине погас, и только тогда снова направился к клетке. Мики услышал его шаги. А потом и увидел – ещё вдалеке, потому что луна светила необыкновенно ярко и было светло как днём. Дюран знал все собачьи повадки. И использовал свои знания в отличие от Лебо, который умел только пускать в ход дубинку и хлыст. Поэтому он подошёл к клетке решительным шагом, не скрываясь, и как будто случайно сунул конец палки между жердями. Затем он без всяких видимых опасений прислонился к клетке и начал говорить спокойно и небрежно. Он держался совсем не как Лебо, и Мики, внимательно оглядев его, снова уставился на тёмный квадрат окошка. Тогда Дюран очень тихо и осторожно начал приводить в исполнение свой коварный план. Мало-помалу он просунул палку в клетку так, что петля повисла прямо над головой Мики. Этим хитрым приспособлением, которое индейцы называют «вагун», Дюран орудовал с большой ловкостью: на своём веку он изловил таким способом немало лисиц и волков, а один раз так даже и медведя. Мики, совсем окоченевший от холода, не почувствовал, как ременная петля тихонько легла вокруг его шеи. Он не заметил, что Дюран вдруг весь подобрался и упёрся ногой в бревно, к которому были снизу прибиты жерди клетки.
Внезапно Дюран резко откинулся назад, и Мики показалось, что на его шее сомкнулся стальной капкан. У него сразу перехватило дыхание. Он отчаянно забился, стараясь высвободиться, но не мог ни залаять, ни завизжать. Дюран, перехватывая палку, начал неторопливо подтягивать его к жердям, а потом, по-прежнему упираясь ногами в бревно, рванул изо всей силы. Когда он затем опустил вагун, Мики рухнул на утоптанный снег, как мёртвый. Через десять секунд Дюран уже крепко стягивал ремнём его сомкнутые челюсти. Взяв Мики на руки, Дюран понёс его к саням – дверь клетки он оставил открытой. Нанетта, рассуждал он, глупа и не догадается о том, что произошло на самом деле, а решит, будто пёс удрал в леса.
Дюран не собирался превращать Мики в раба с помощью дубинки, чего безуспешно добивался Лебо. Хотя безжалостностью он не уступал покойному трапперу, тупым его назвать было нельзя, и он немного разбирался в психологии животных. Конечно, сама по себе она его не интересовала, однако в отличие от Лебо он не стал бы мучить собаку только для того, чтобы потешить свою жестокость. Вот почему Дюрану и в голову не пришло тащить Мики по снегу за санями, как это сделал Лебо, злорадно распяливший Мики на самодельной волокуше. Наоборот, прежде чем отправиться в путь, Дюран уложил своего пленника в сани поудобнее и накрыл его тёплым одеялом. Впрочем, он не позабыл проверить, надёжно ли держатся ремни на морде Мики и крепко ли привязан конец его цепи к передку саней.
Убедившись, что всё в порядке, Дюран погнал своих собак на восток в направлении к Форту О’Год. Если бы Жак Лебо мог в эту минуту увидеть своего бывшего приятеля, он без труда понял бы, почему Дюран так весел. По своим наклонностям Дюран был азартным игроком и траппером стал только для того, чтобы раздобывать деньги для заключения очередных пари. Последние шесть лет его собаки неизменно выходили победителями на больших состязаниях, которые в канун Нового года устраивались на фактории Форт О’Год. Однако на этот раз он не был уверен в успехе. Опасался он вовсе не Жака Лебо с его Нете, а метиса, жившего на озере Ред-Бе́лли. Собака Гра́уза Пьета (так звали метиса), которую он намеревался выставить на состязания, собственно говоря, была наполовину волком. Вот почему Дюран готов был отдать за одичавшего пса Лебо две серебристые шкурки и десять рыжих, хотя за такую цену можно было бы купить пять хороших собак. И сейчас, когда он заполучил пса бесплатно, а Нанетта осталась ни с чем, Дюран себя не помнил от радости. Теперь волку Грауза Пьета придётся туго! Его уверенность в Мики была так велика, что он намерен был поставить на него не только всю свою наличность, но и полностью использовать кредит, которым располагал в фактории.
Когда Мики пришёл в себя, Дюран сразу же остановил собак, потому что придавал этой минуте большое значение. Нагнувшись над санями, он заговорил – не злобно, как Лебо, но ласково и дружески, а потом даже погладил голову пленника рукой в толстой рукавице. Мики это сбило с толку – ведь разговаривала с ним не Нанетта, а мужчина. Смущало его и тёплое уютное гнездо, в котором он лежал. Поверх одеяла Дюран набросил ещё и медвежью шкуру. Незадолго перед этим он совсем замёрз, и его лапы онемели, а теперь ему было тепло и хорошо. Смутно ощущая всё это, Мики не пошевельнулся. И Дюран расплылся в самодовольной улыбке. Он решил, что ему не следует в эту ночь продолжать путь, и остановился на ночлег всего лишь милях в пяти от хижины Нанетты. Он развёл костёр, вскипятил кофе и поджарил большой кусок мяса. Мясо он нарочно жарил медленно, насадив его на самодельный деревянный вертел, и весь воздух вокруг был полон соблазнительным аппетитным запахом. Своих собак Дюран привязал в пятидесяти шагах от костра, но сани придвинул почти к самому огню и внимательно следил за тем, какое впечатление на Мики производит аромат жарко́го. Мики не доводилось чуять подобного благоухания с тех далёких дней, когда он щенком путешествовал с Чэллонером, и вскоре Дюран заметил, что он облизывается, и услышал, как легонько щёлкают его зубы. Дюран усмехнулся в густую бороду. И решил подождать ещё четверть часа. Тогда он снял мясо с вертела, разрезал кусок пополам и одну половину отдал Мики. И Мики с жадностью съел угощение.
Анри Дюран был очень неглуп!
Глава XIX
В последние дни декабря все человеческие следы на пространстве в десять тысяч квадратных миль вокруг Форта О’Год вели к тамошней фактории. Приближался уске пиппун – праздник Нового года, и в Форт О’Год из типи и хижин со всеми своими семьями собирались трапперы и охотники, чтобы продать добытые шкуры и несколько дней повеселиться в большом обществе. Этот праздник мужчины, женщины и дети предвкушают в течение долгих месяцев, полных тяжёлого труда. У жены траппера нет соседок, с которыми она могла бы посудачить в редкие минуты досуга. Охотничий участок её мужа – это маленькое королевство, куда нет доступа никому, и вокруг на много миль не найдётся ни одной живой души. Вот почему женщины особенно любят уске пиппун. Их дети быстро находят себе товарищей и целыми днями играют, а мужья в компании приятелей отдыхают от тягот зимней охоты. В течение этой недели возобновляются старые знакомства и заводятся новые. Именно здесь происходит обмен накопившимися новостями – тот-то умер, те-то поженились, у тех-то родился ещё один ребёнок. Из уст в уста передаются правдивые рассказы о лесных трагедиях, которые вызывают ужас, горе и слёзы, а также о смешных или счастливых событиях. В первый и единственный раз за все семь месяцев зимы лесной народ собирается вместе. Индейцы, метисы, белые дружно веселятся, не обращая внимания на различия в цвете кожи или в верованиях.
На этот раз в Форте О’Год предполагалось устроить пиршество на вольном воздухе, и уже завершались приготовления к тому, чтобы целиком зажарить туши нескольких больших карибу. К тому времени, когда Анри Дюран приблизился к фактории, к ней с востока, с юга, с запада и с севера уже сбегались десятки троп, плотно утоптанных людьми и собаками. В этом году из лесов на сотне саней прибыли более трёхсот мужчин, женщин и детей, а с ними – полтысячи собак.
Дюран добрался до фактории на день позже, чем рассчитывал, но это время он не потратил зря: Мики, правда всё ещё в наморднике, послушно бежал за санями, к которым был привязан одним тонким сыромятным ремнём. Под вечер, на третий день после того, как он покинул хижину Нанетты, Дюран свернул с накатанной дороги к домику Андре́ Рибо́, который занимался тем, что снабжал обитателей фактории свежим мясом. Андре сильно досадовал на задержку приятеля, но тем не менее продолжал его ждать. Индеец, которого Дюран послал в Форт О’Год со шкурами, оставил у Андре прославленного дюрановского пса. Теперь Дюран и Рибо заперли Мики в пустой хижине, а сами отправились на факторию, до которой было меньше мили.
Ночевать в хижину они не вернулись. Вокруг было полное безлюдье, но с наступлением сумерек чуткие уши Мики начали улавливать странные и непонятные звуки, которые становились всё громче по мере того, как темнота сгущалась. Это были звуки праздника на фактории – отдалённый гул человеческих голосов, к которому примешивался вой и лай сотен собак. Мики ещё никогда не приходилось слышать ничего подобного, и он долго лежал, припав к полу и насторожив уши. Потом он встал перед окном, точно человек, упершись передними лапами в тяжёлую раму. Хижина Рибо была построена на пригорке над замёрзшим озером, окаймлённым густым кустарником. Над тёмными вершинами кустов Мики увидел красноватое зарево – это вокруг фактории пылали десятки огромных костров. Он заскулил, спрыгнул на пол и отошёл от окна. Потянулись нескончаемые часы ожидания. Хотя эта хижина была куда более приятным приютом, чем клетка Лебо, Мики спал неспокойно, и ему снились Нанетта и её дочка.