Мики взвизгнул в ответ, извиваясь всем телом.
— И вот говорят, будто ты с тех пор успел убить человека, — добавил Чэллонер с видимым сомнением. — Теперь я отвезу тебя к жене этого человека. Вот какие дела. Я отвезу тебя к ней, и если она скажет, что тебя надо убить…
Он опустил лапы Мики на землю и направился к своей хижине. На крыльце Мики глухо зарычал. Чэллонер засмеялся и распахнул дверь. Они вошли. Рычание Мики стало свирепым и угрожающим. Уходя, Чэллонер оставил лампу гореть и только привернул фитиль. Теперь в ее тусклом свете он увидел, что у стола сидят Анри Дюран и Грауз Пьет. Чэллонер вывернул фитиль. В хижине стало заметно светлее, и он кивнул безмолвной паре.
— Добрый вечер. Час слишком поздний, чтобы ходить по гостям, как вам кажется? — произнес он спокойным голосом.
На невозмутимом лице Грауза Пьета ничего не отразилось, и Чэллонеру вдруг показалось, что он очень похож на толстого моржа. Глаза Дюрана горели злобой. На его подбородке виднелась большая опухоль — памятка о кулаке Чэллонера. Мики, весь напрягшись и продолжая глухо рычать, заполз под нары. Дюран указал на него.
— Мы пришли за собакой, — сказал он.
— Я ее не отдам, Дюран, — ответил Чэллонер с равнодушной небрежностью.
На самом же деле их появление в его хижине встревожило его и даже испугало. Отвечая Дюрану, он прикидывал, зачем Граузу Пьету понадобилось сопровождать своего соперника. Оба они были силачами, и оба слыли отпетыми негодяями. Инстинктивно он встал так, что небольшой стол оказался между ним и его непрошеными гостями.
— Я готов признать, что сегодня днем повел себя неправильно, — сказал он. — У меня не было никаких оснований поднимать на вас руку, Дюран. Вы ведь не могли знать, как обстоят дела, и я приношу свои извинения. Тем не менее этот пес принадлежит мне. Я потерял его неподалеку от хребта Джексона, и если Жак Лебо поймал его в капкан, а потом продал вам, то он распоряжался собакой, которая ему не принадлежала. Однако, чтобы вы не понесли ущерба, я готов возместить вам те деньги, которые вы за него отдали. Сколько это?
Пока он говорил, Грауз Пьет встал, а Дюран тяжело оперся на стол прямо против Чэллонера. Глядя на его мощные плечи, Чэллонер только удивлялся тому, что днем ухитрился сбить такого великана с ног одним ударом.
— Нет, он не продается, — негромко сказал Дюран. Казалось, голос застревал у него в горле — так он был исполнен ненависти. Сухожилия на руках, судорожно вцепившихся в крышку стола, вздулись узлами.
— Мосье, мы пришли за этим псом. Отдадите вы его нам по-хорошему?
— Я верну вам те деньги, которые вы за него заплатили, Дюран. И даже добавлю.
— Нет, Это моя собака. Отдадите вы ее мне… сейчас же?
— Нет!
Едва Чэллонер произнес это короткое слово, как Дюран всей тяжестью налег на стол. Чэллонер не ожидал такого быстрого нападения и был застигнут врасплох. С ревом, полным ярости и ненависти, Дюран набросился на него, и они оба упали на пол, увлекая за собой стол вместе с лампой. Фитиль затрещал и погас. В хижине стало совсем темно — только в окно струился смутный лунный свет. Чэллонер ждал совсем другого. Он полагал, что Дюран сначала попробует добиться своего с помощью угроз, и, понимая, что с ними двумя он голыми руками справиться не сможет, рассчитывал тем временем незаметно отойти к нарам — под подушкой у него лежал револьвер. Но теперь думать об этом было поздно. Навалившись на него, Дюран старался в темноте нащупать его горло. Чэллонер вскинул руку, чтобы зажать шею великана, как в тисках, и услышал, что Грауз Пьет оттаскивает стол в сторону. В следующее мгновение они попали в пятно лунного света, и Чэллонер увидел, что над ними наклоняется темный силуэт. Он успел зажать голову Дюрана под мышкой, но и тот сумел одной рукой вцепиться ему в горло. Тут Грауз Пьет что-то крикнул Дюрану на индейском наречии, которого Чэллонер не знал. Он напряг все силы и оттащил своего противника в темноту, подальше от лунного пятна. Толстая шея Дюрана затрещала. Грауз снова спросил что-то на непонятном наречии. Чэллонер сжал шею противника как мог сильнее, и Дюран ничего не ответил.
Тут на них всем весом навалился Грауз Пьет и тоже начал нащупывать горло Чэллонера. Его толстые пальцы сначала было запутались в бороде Дюрана, но потом нашли то, чего искали. Силач мог бы задушить Чэллонера за десять секунд, но его пальцы так и не сомкнулись. Неожиданно Грауз Пьет громко закричал. В этот крик, закончившийся стоном, вплелся лязг больших клыков и треск рвущейся куртки. Дюран услышал все это и, отчаянным усилием вырвавшись из хватки Чэллонера, вскочил на ноги. Чэллонер с быстротой молнии кинулся к нарам и тотчас повернулся к своим врагам, сжимая в руке револьвер.
Все произошло удивительно быстро — с того момента, когда опрокинулся стол, прошло не более минуты. Но теперь, когда опасность миновала, Чэллонера охватил ужас — он вспомнил, какое зрелище открылось ему, когда он днем подошел к большой клетке, в которой дрались Мики и Таао… Неужели сейчас, в темной хижине…
Он услышал стон и шум падения тяжелого тела.
— Мики! — закричал он. — Сюда, Мики! Сюда!
Уронив револьвер, Чэллонер бросился к двери и широко ее распахнул.
— Ради бога, уходите! — крикнул он. — Убирайтесь отсюда, пока целы!
Мимо него в темноте метнулась грузная фигура. Он догадался, что это Дюран.
Тогда он прыгнул назад во мрак хижины, на ощупь нашел загривок Мики и начал оттаскивать пса от его жертвы, хрипло повторяя:
— Мики! Мики! Мики!
Затем Чэллонер увидел, как Грауз Пьет подполз к двери, с трудом поднялся на ноги — его фигура четко вырисовывалась на фоне звездного неба — и пошатываясь побрел прочь. Тут напряженные мышцы Мики под руками Чэллонера расслабились, и пес растянулся на полу. Выждав еще минуту-другую, Чэллонер закрыл дверь и зажег запасную лампу. Он поднял перевернутый стол, поставил на него лампу и поглядел на Мики. Пес лежал неподвижно, опустив голову на передние лапы. Он смотрел на Чэллонера виноватыми, молящими глазами.
Чэллонер протянул к нему руки:
— Мики!
В одно мгновение Мики вскочил, и его лапы очутились на груди хозяина. Обняв его за шею, Чэллонер оглядел пол, на котором валялись обрывки меховой куртки.
— Мики, старина! Ты вмешался вовремя, — сказал он весело.
Глава XXII
На следующее утро Чэллонер отправил трое саней с четырьмя своими помощниками на северо-запад, туда, где на Оленьем озере, в устье Кокрана, находилась его новая фактория, а сам час спустя покинул факторию Макдоннелла и с одними легкими санями, запряженными пятью собаками, повернул прямо на запад, к хребту Джексона. Вместе с ним отправился один из индейцев, служивших у Макдоннелла, — ему было поручено отвезти Нанетту Лебо в Форт О'Год. Ни Дюрана, ни Грауза Пьета он больше не видел и согласился с Макдоннеллом, который высказал предположение, что негодяи, несомненно, поспешили убраться восвояси после того, как их попытка отнять Мики силой окончилась столь неудачно для них. Вероятно, поспешность, с какой они покинули Форт О'Год, объяснялась еще и тем обстоятельством, что в этот день туда должен был прибыть отряд северо-западной королевской конной полиции, направлявшийся на Йоркскую факторию.
Только в самую последнюю минуту перед отъездом Чэллонер вывел Мики из хижины и привязал его к своим саням. Когда Мики увидел пятерых упряжных собак, сидевших на снегу, он весь напрягся и свирепо заворчал. Однако, услышав спокойный голос Чэллонера, он быстро понял, что перед ним не враги, и проникся к ним презрительной снисходительностью, которая затем сменилась даже благожелательным интересом. Собаки эти отличались большим добродушием — их привезли с юга, и в них не было капли волчьей крови.
В течение прошедших суток на долю Мики выпало столько необыкновенных и неожиданных событий, что он не мог прийти в себя еще долго после того, как они покинули Форт О'Год. В его мозгу вертелась карусель странных, волнующих картин. Все, что происходило до того, как он попал в руки Жака Лебо, отодвинулось куда-то далеко-далеко. И даже воспоминание о Нееве было почти вытеснено впечатлениями от событий в хижине Нанетты и в Форте О'Год. Его сознание было переполнено образами людей, собак и множества новых непонятных вещей. Лесной мир, к которому он привык, внезапно сменился миром Жака Лебо, Анри Дюрана и Грауза Пьета — миром двуногих зверей, которые били его дубинками и заставляли драться не на жизнь, а на смерть. Он отплатил им как мог. И теперь он был все время настороже, опасаясь, как бы они не накинулись на него из засады. Образы в его мозгу предупреждали его, что эти двуногие звери прячутся повсюду. Ему казалось, что их не меньше, чем волков в лесу, — ведь он видел, как они толпились вокруг большой клетки, в которой он дрался с Таао. В этом враждебном, пугающем мире был только один Чэллонер, одна Нанетта, одна малышка. А все остальное сливалось в хаос смутной неуверенности и неясных угроз. Дважды, когда помощник Макдоннелла нагонял их, Мики оборачивался со свирепым рычанием. Чэллонер, который все время внимательно следил за ним, прекрасно понимал его душевное состояние.
Из всех образов, теснившихся в памяти Мики, один был удивительно ясным и заслонял все остальные — даже самого Чэллонера. Это был образ Нанетты. Мики как будто чувствовал прикосновение ее ласковых рук, слышал ее тихий, задушевный голос, чуял запах ее волос и одежды, запах женщины, заботливой, доброй хозяйки. Малышка же казалась ему неотъемлемой частью Нанетты и словно сливалась с ней в одно. Конечно, Чэллонер не мог догадаться об этих мыслях Мики, и потому что-то в поведении собаки оставалось ему непонятным и сбивало его с толку. Вечером, когда они остановились на ночлег, Чэллонер долго сидел у костра, стараясь воскресить беззаветную дружбу тех дней, когда Мики был щенком. Но это удалось ему только отчасти. Мики как будто что-то тревожило. Он все время беспокойно отходил от костра, поворачивал голову на запад и нюхал воздух. И каждый раз при этом тихонько и жалобно повизгивал.