– Вы ведь знаете, что мы с ним договаривались устроить бой между его псом и моим на новогоднем празднике в Форте О’Год? – сказал он, тяжело переминаясь с ноги на ногу. – Для этого-то Жак… то есть ваш муж… и дрессировал одичавшую собаку. Ну и чуть я увидел, как этот дьявол грызёт жерди, так сразу понял, что он придушит моего пса, как лисица кролика. Ну и мы договорились, что я куплю у него этого пса за две серебристые лисицы и десять рыжих, – шкурки у меня с собой в санях.
Правдоподобность этой выдумки придала Дюрану уверенность. Упоминание о шкурках казалось ему очень убедительным, а Жак не мог явиться сюда и сказать, что он всё это выдумал. И Дюран закончил свою речь, внутренне торжествуя:
– Ну вот, значит, он мой. Я отвезу его на факторию и выставлю там против любой собаки или волка. Шкурки вам сейчас отдать, сударыня?
– Он не продаётся! – сказала Нанетта, и огонь в её глазах запылал ещё сильнее. – Это моя собака. Моя и моей дочки. Вы поняли, Анри Дюран? Он не продаётся.
– Да… – пробормотал растерявшийся Дюран.
– А когда вы доберётесь до Форта О’Год, мосье, вы сообщите фактору о том, что Жак умер, и о том, как он умер. И попросите, чтобы за мной и малышкой кого-нибудь сюда прислали. А до тех пор мы останемся здесь.
– Ладно… – пробормотал Дюран, пятясь к двери.
Ему и в голову не приходило, что Нанетта способна на такую твёрдость и решительность. Он с недоумением вспомнил, как Жак Лебо ругал её и бил. Ему же она внушала страх. Дюран, подобно большинству невежественных людей, был суеверен, а огромные, сверкающие на бледном лице глаза, пышные волосы, прижатый к груди ребёнок придавали Нанетте сходство с изображением Богоматери, которое он как-то видел, и он испугался.
Выскочив во двор, Дюран снова подошёл к клетке, где сидел Мики.
– Что же, пёс, – сказал он негромко, – она не желает тебя продавать. Она хочет оставить тебя себе, потому что ты бросился к ней на выручку и убил моего друга Жака Лебо. Поэтому мне придётся забрать тебя без её согласия. Скоро взойдёт луна, и тогда я накину тебе на голову петлю, привязанную к палке, и придушу тебя так быстро, что она ничего не услышит. А раз дверь клетки останется открытой, то как она сумеет догадаться, куда ты делся? И ты будешь драться с другими собаками в Форте О’Год – ах, как ты будешь драться! Душе Жака Лебо будет приятно с того света поглядеть на тебя.
Дюран ушёл в дальний конец вырубки, где он оставил свои сани и собак, и стал ждать там восхода луны.
Мики по-прежнему лежал неподвижно. В окне хижины светился огонёк, и он не спускал тоскливого взгляда с этого светлого пятна, а его горло подёргивалось, словно он беззвучно скулил. Теперь весь его мир сосредоточивался в комнате за этим окном. Женщина и маленькая девочка заслонили от него всё остальное. Он хотел только одного – всегда быть с ними.
А в хижине Нанетта думала о Мики и о Дюране. В её ушах вновь звучали многозначительные слова охотника на лисиц: «Вам надо бы поскорее избавиться от этого пса». Да, все жители лесного края скажут то же самое, и к ним, несомненно, присоединится сам фактор, когда он услышит, что произошло. Ей надо бы поскорее избавиться от этого пса! А почему? Потому, что он поспешил к ней на помощь и бросился на Жака Лебо, её мужа? Потому, что благодаря ему случай вырвал её из лап жестокого зверя, утратившего всякий человеческий облик? Потому, что он рванулся, натягивая цепь до предела, и маленькая Нанетта не лишилась матери, как лишилась старшего братика, и будет расти теперь среди радости и смеха, а не в страданиях и слезах? Пусть другие думают что хотят, но она-то твёрдо знает, что Лебо погиб по собственной вине. Ей вспомнилось всё, что Лебо рассказывал про одичавшего пса: как тот день за днём грабил его капканы, как отчаянно сопротивлялся, когда был наконец пойман. И вдруг в её памяти особенно ясно всплыла фраза, как-то мимоходом сказанная траппером: «Он – настоящий дьявол, но он не волк. Нет, это собака, и не индейская – когда-то у неё был белый хозяин».
У неё был хозяин!
Нанетта даже вздрогнула. Когда-то у этого пса был хозяин – добрый, заботливый хозяин. Вот и у неё самой была светлая молодость, когда цвели цветы и пели птицы. Она попыталась представить себе прошлое Мики, но, конечно, её предположения нисколько не были похожи на действительность. Как могла она догадаться о том, что меньше года назад Мики, неуклюжий щенок, приплыл с Чэллонером с ещё более далёкого Севера, и о том, что между ним и чёрным медвежонком Неевой возникла небывалая дружба после того, как они свалились с челнока Чэллонера в быстрины и чуть не погибли среди порогов? И о всех дальнейших приключениях, которые превратили Нееву во взрослого медведя, а Мики – во взрослого одичавшего пса. Но и не зная ничего, Нанетта чувствовала, что его прошлое не может быть обычным, и не сомневалась, что его к ней привела сама судьба.
Она тихонько встала, чтобы не разбудить девочку, и открыла дверь. Луна только-только выплыла из-за леса, и в её смутном сиянии Нанетта подошла к клетке. Она услышала радостное повизгивание, сунула руки между жердями и почувствовала тёплый язык, который принялся их нежно лизать.
– Нет, нет, никакой ты не дьявол, – негромко сказала Нанетта, и её голос странно зазвенел. – Ты спас меня, ты спас мою девочку. А дьяволы никогда никого не спасают.
И Мики, словно поняв её слова, уронил израненную, покрытую рубцами голову на её ладонь.
Притаившись на опушке, Дюран внимательно следил за происходящим. Он увидел светлый прямоугольник, когда Нанетта отворила дверь, увидел, как она прошла к клетке, и не спускал глаз с её тёмного силуэта, пока она не скрылась в хижине. Тогда он, посмеиваясь, вернулся к своему костру и начал прикреплять ремённую петлю к длинной палке. Его хитрость и эта петля на палке должны были сэкономить ему двенадцать отличных лисьих шкурок, и он самодовольно хихикал, раздумывая у тлеющих углей о том, как легко провести женщину. Нанетта сдуру отказалась от шкурок, а Жак… Жак мёртв и не призовёт его к расчёту. Ему, можно сказать, повезло, что Жак так удачно упал – на сучковатое бревно. Да уж, удача привалила крупная. Он выставит этого пса против какой-нибудь знаменитой собаки, поставит на него всю свою наличность – и наживёт целое состояние.
Дюран дождался, чтобы огонёк в хижине погас, и только тогда снова направился к клетке. Мики услышал его шаги. А потом и увидел – ещё вдалеке, потому что луна светила необыкновенно ярко и было светло как днём. Дюран знал все собачьи повадки. И использовал свои знания, в отличие от Лебо, который умел только пускать в ход дубинку и хлыст. Поэтому он подошёл к клетке решительным шагом, не скрываясь, и как будто случайно сунул конец палки между жердями. Затем он без всяких видимых опасений прислонился к клетке и начал говорить спокойно и небрежно. Он держался совсем не как Лебо, и Мики, внимательно оглядев его, снова уставился на тёмный квадрат окошка. Тогда Дюран очень тихо и осторожно начал приводить в исполнение свой коварный план. Мало-помалу он просунул палку в клетку так, что петля повисла прямо над головой Мики. Этим хитрым приспособлением, которое индейцы называют «вагун», Дюран орудовал с большой ловкостью: на своём веку он изловил таким способом немало лисиц и волков, а один раз так даже и медведя. Мики, совсем окоченевший от холода, не почувствовал, как ремённая петля тихонько легла вокруг его шеи. Он не заметил, что Дюран вдруг весь подобрался и упёрся ногой в бревно, к которому были снизу прибиты жерди клетки.
Внезапно Дюран резко откинулся назад, и Мики показалось, что на его шее сомкнулся стальной капкан. У него сразу перехватило дыхание. Он отчаянно забился, стараясь высвободиться, но не мог ни залаять, ни завизжать. Дюран, перехватывая палку, начал неторопливо подтягивать его к жердям, а потом, по-прежнему упираясь ногами в бревно, рванул изо всей силы. Когда он затем опустил вагун, Мики рухнул на утоптанный снег, как мёртвый. Через десять секунд Дюран уже крепко стягивал ремнём его сомкнутые челюсти. Взяв Мики на руки, Дюран понёс его к саням – дверь клетки он оставил открытой. Нанетта, рассуждал он, глупа и не догадается о том, что произошло на самом деле, а решит, будто пёс удрал в леса.
Дюран не собирался превращать Мики в раба с помощью дубинки, чего безуспешно добивался Лебо. Хотя безжалостностью он не уступал покойному трапперу, тупым его назвать было нельзя, и он немного разбирался в психологии животных. Конечно, сама по себе она его не интересовала, однако, в отличие от Лебо, он не стал бы мучить собаку только для того, чтобы потешить свою жестокость. Вот почему Дюрану и в голову не пришло тащить Мики по снегу за санями, как это сделал Лебо, злорадно распяливший Мики на самодельной волокуше. Наоборот, прежде чем отправиться в путь, Дюран уложил своего пленника в сани поудобнее и накрыл его тёплым одеялом. Впрочем, он не позабыл проверить, надёжно ли держатся ремни на морде Мики и крепко ли привязан конец его цепи к передку саней.
Убедившись, что всё в порядке, Дюран погнал своих собак на восток в направлении к Форту О’Год. Если бы Жак Лебо мог в эту минуту увидеть своего бывшего приятеля, он без труда понял бы, почему Дюран так весел. По своим наклонностям Дюран был азартным игроком и траппером стал только для того, чтобы раздобывать деньги для заключения очередных пари. Последние шесть лет его собаки неизменно выходили победителями на больших состязаниях, которые в канун Нового года устраивались на факториях Форт О’Год. Однако на этот раз он не был уверен в успехе. Опасался он вовсе не Жака Лебо с его Нете, а метиса, жившего на озере Ред-Белли. Собака Грауза Пьета (так звали метиса), которую он намеревался выставить на состязания, собственно говоря, была наполовину волком. Вот почему Дюран готов был отдать за одичавшего пса Лебо две серебристые шкурки и десять рыжих, хотя за такую цену можно было бы купить пять хороших собак. И сейчас, когда он заполучил пса бесплатно, а Нанетта осталась ни с чем, Дюран себя не помнил от радости. Теперь волку Грауза Пьета придётся туго! Его уверенность в Мики была так велика, что он намерен был поставить на него не только всю свою наличность, но и полностью использовать кредит, которым располагал в фактории.