Он поискал взглядом Мики, но щенка нигде не было видно. И вдруг он снова ощутил, что к его шее подвешен тяжёлый груз. Его голова невольно наклонилась, и он увидел уходящую под воду верёвку, но не Мики: щенок погрузился так глубоко, что медвежонок не мог его разглядеть. Верёвка всё сильнее тянула Нееву вниз (течения тут почти не было, и ничто не поддерживало Мики), но он не ослаблял хватки. Если бы он разжал лапы и вслед за Мики очутился в воде, им пришлось бы худо. Но теперь Мики, бивший лапами глубоко под бревном, играл одновременно роль и якоря, и руля. Бревно медленно повернулось, попало в прибрежную струю и почти вплотную приблизилось к болотистому мыску.
Одним отчаянным прыжком Неева очутился на берегу. Почувствовав под лапами твёрдую землю, он пустился бежать, и в результате Мики медленно возник из ила и распластался на отмели, точно гигантский краб, ловя воздух разинутой пастью. Почувствовав, что его товарищ не в силах двигаться, Неева остановился, встряхнулся и стал ждать. Мики оправился быстро. Уже через пять минут он был на ногах и с таким неистовством принялся стряхивать с себя воду, что на Нееву обрушился настоящий ливень брызг и липкого ила.
Если бы они остались на этом месте подольше, на них примерно через час наткнулся бы Чэллонер, потому что он плыл возле самого берега, высматривая, не увидит ли где-нибудь их мёртвые тела. Возможно, что инстинкт, впитавший в себя опыт бесчисленных предков, сказал Нееве о такой возможности, но, как бы то ни было, уже через четверть часа медвежонок решительно зашагал к лесу, и Мики послушно последовал за ним. Щенку это казалось интересным приключением.
К Нееве вернулось бодрое настроение. Ведь, хотя он и лишился матери, лес оставался его родным домом. После всех мучений, которые доставил ему двуногий зверь, а потом и Мики, бархатистое прикосновение мягких сосновых игл к его подошвам и знакомые запахи укромной чащи доставляли ему особенную радость. Он возвратился к прежней жизни. Медвежонок нюхал воздух, настораживал уши, и его пьянило сознание, что он снова может делать всё, что захочет. Лес был ему незнаком, но Нееву это не смущало. Все леса казались ему одинаковыми – ведь в его владении находилось несколько сотен тысяч квадратных миль лесных угодий, и у него не было возможности побывать в них всех.
С Мики дело обстояло по-другому. Его охватила тоска по Чэллонеру и реке, а кроме того, он начал тревожиться, заметив, что Неева уводит его всё дальше и дальше в тёмные, таинственные глубины лесной чащи. Наконец он решил воспротивиться и начал с того, что упёрся в землю всеми четырьмя лапами, так что внезапно натянувшаяся верёвка опрокинула Нееву, и он упал на спину с удивлённым фырканьем. Воспользовавшись своим преимуществом, Мики повернулся и направился назад к реке; налегая на верёвку с лошадиной силой, достойной его отца, он успел протащить Нееву по земле шагов пятнадцать, и только тогда медвежонку наконец удалось подняться на ноги.
И началась борьба. Напрягая задние лапы, крепко упираясь передними в мягкую землю, медвежонок и щенок тянули верёвку в противоположные стороны, пока их шеи совсем не онемели, а глаза не вылезли на лоб. Неева тянул ровно и флегматично, Мики же на собачий лад дёргался всем телом и выгибался; благодаря этим неожиданным толчкам ему удавалось каждый раз немного сдвинуть Нееву с места. В конечном счёте всё сводилось к тому, чья шея окажется крепче. У Неевы под слоем жира ещё не успели нарасти сильные мышцы, и Мики имел тут перед ним заметное преимущество. Несмотря на худобу и костлявость, щенок был очень силён для своего возраста – Неева ещё несколько минут героически сопротивлялся, но потом уступил и послушно пошёл в том направлении, которое выбрал Мики.
Медвежонок, подобно всем своим сородичам, без всякого труда нашёл бы кратчайший путь к реке, но у Мики умение ориентироваться далеко уступало твёрдости его намерений, и Неева заметно повеселел, когда обнаружил, что его спутник уводит его ещё дальше от опасной реки, хотя зачем-то и описывает при этом широкую дугу. Ещё через четверть часа Мики окончательно заблудился. Он присел на задние лапы, поглядел на Нееву и негромко заскулил, признавая своё поражение.
Неева не шевельнулся. Его зоркий взгляд внезапно остановился на сером шаре, который был прилеплен к ветке невысокого куста в десяти шагах от них. До появления двуногого зверя медвежонок только и делал, что ел весь день напролёт, но со вчерашнего утра у него даже маленького жучка во рту не было. Его томил ужасный голод, и, когда он увидел серый шар, его слюнные железы мгновенно заработали. Это было осиное гнездо! Сколько раз за свою коротенькую жизнь он видел, как Нузак, его мать, подходила к таким гнёздам, сбрасывала их на землю, давила огромной лапой, а потом звала его полакомиться мёртвыми осами! В течение последнего месяца осы неизменно входили в его дневной рацион, и их вкус ему очень нравился. И вот Неева направился к гнезду. Мики пошёл за ним. Когда до гнезда оставалось шага три, Мики ясно расслышал тихое, но крайне неприятное жужжание. Однако Неева ничуть не встревожился. Рассчитав высоту гнезда, он встал на задние лапы, передние протянул к гнезду и дёрнул его – роковое движение!
Немедленно монотонное жужжание, которое заметил Мики, стало гневным и пронзительным, словно где-то заработала электрическая пила. Мать Неевы тут молниеносно наступила бы на гнездо тяжёлыми лапами, раздавив всех его обитателей, но рывок Неевы только слегка повредил жилище Ахму и его свирепого племени. Ахму был в этот момент дома, так же как и три четверти его воинов. Прежде чем Неева успел ещё раз дёрнуть гнездо, они вырвались наружу тёмным грозным облаком, и Мики внезапно испустил душераздирающий визг: на нос щенка опустился Ахму собственной персоной! Неева не издал ни звука, а только начал бить себя по мордочке передними лапами. Мики же, продолжая визжать, сунул свой укушенный нос в землю. Мгновение спустя в битву вступили все бойцы армии Ахму. Неева тоже вдруг испустил отчаянный вопль и бросился бежать прочь от гнезда. Мики не отставал от него ни на шаг. Ему казалось, что на его нежной шкуре нет такого места, в которое не погрузилась бы раскалённая игла. Вопли Неевы были оглушительны. Он ревел не переставая, и в эту басовую ноту вплетался альтовый визг Мики, придавая ей какой-то потусторонний оттенок. Окажись поблизости суеверный охотник, он не усомнился бы, что в лесу устроили праздник волки-оборотни.
Обратив врагов в паническое бегство, осы – противники довольно благородные – не стали бы их преследовать и вернулись бы в свою повреждённую крепость, если бы не одно злополучное обстоятельство: улепётывая во все лопатки, Мики промчался слева от молодой берёзки, а Неева – справа от неё, и натянувшаяся верёвка остановила их так резко, что чуть было не сломала им шеи. Осиный арьергард вновь накинулся на врагов, которые вдруг перестали убегать.
Тут в Нееве наконец взыграла его воинственная кровь, и, размахнувшись, он хлопнул Мики по спине. Полуослепший щенок уже совсем обезумел от боли и ужаса, а потому принял чувствительные уколы острых когтей Неевы за новые укусы жужжащих чудовищ и, взвизгнув ещё раз, упал на землю в припадке, похожем на эпилептический.
Это их и спасло. Свиваясь в бешеных судорогах, Мики перекатился к Нееве, отцепив верёвку от берёзки, и Неева снова кинулся наутёк. Мики бросился за ним, завывая при каждом прыжке. Неева забыл о страхе, который внушила ему порожистая река. Инстинкт подсказывал ему, что он должен найти воду, и как можно скорее. Самым прямым путём, словно Чэллонер указал ему дорогу по компасу, Неева мчался к реке, но не успел он пробежать и трёхсот шагов, как наткнулся на ручеёк, который оба они могли бы легко перескочить. Неева сразу же прыгнул в ручеёк, глубина которого достигала тут четырёх-пяти дюймов, и Мики впервые в жизни добровольно погрузился в воду. Они оба долго лежали в прохладном ручье.
Глаза Мики ничего не различали, кроме расплывчатого сияния дня, и он весь начал пухнуть – от кончика носа до кончика узловатого хвоста. Неева, благодаря защитному слою жира, пострадал меньше. Он полностью сохранил зрение и, несмотря на боль, длившуюся час, второй, третий, принялся понемногу приводить в порядок свои мысли.
Всё началось с двуногого зверя. Двуногий зверь отнял у него мать, двуногий зверь посадил его в тёмный мешок, и тот же двуногий зверь привязал ему на шею эту верёвку. Медленно, постепенно он начал проникаться убеждением, что источником всех последних бед была именно эта верёвка.
Несколько часов спустя они с трудом вылезли из ручейка и отыскали мягкую сухую ложбинку между корнями большого дерева. В лесной чаще сгущался сумрак, и даже Неева, глаза которого не пострадали, видел уже плохо. Солнце спустилось совсем низко. В воздухе потянуло прохладой. Распластавшись на животе, сунув распухшую голову между передними лапами, Мики жалобно поскуливал.
Взгляд Неевы то и дело обращался к верёвке, а в голове у него зрело важное решение. Он взвизгнул – не то по привычке призывая мать, не то из сочувствия к Мики. Он прижался к щенку, испытывая непреодолимую потребность в чьей-то дружеской близости. Ведь Мики в конце концов был тут ни при чём. Всему виной двуногий зверь… и верёвка!
Их всё более плотно окутывала вечерняя тьма, и, теснее прижавшись к щенку, Неева схватил верёвку обеими лапами. С тихим рявканьем он впился в неё зубами и принялся настойчиво грызть. Время от времени он испускал негромкое ворчание, и в этом ворчании была успокоительная интонация, точно он уговаривал Мики: «Разве ты не видишь? Я перегрызу эту штуку пополам. К утру я кончу. Не вешай носа! Дальше будет лучше».
Глава 7
Наутро после трагического столкновения с осиным племенем Неева и Мики еле поднялись на распухшие, онемевшие лапы, когда настало время просыпаться и приветствовать зарю нового дня в таинственных глубинах леса, куда случай забросил их накануне. В них обоих жил дух неукротимой юности, и хотя Мики так раздулся от осиных укусов, что его тощее тело и неуклюжие лапы приобрели совсем уж нелепый вид, он готов был с величайшей охотой пуститься на поиски новых приключений.