Тана ФренчБрокен-Харбор
Посвящается Дарли, волшебнику и джентльмену
BROKEN HARBOUR by TANA FRENCH.
Copyright © 2012 by Tana French.
Публикуется при содействии Darley Anderson Literary, TV & Film Agency и The Van Lear Agency.
1
Давайте начистоту — это дело было по плечу только мне. Вы удивитесь, сколько из наших парней, будь у них выбор, шарахнулись бы от него на милю, а у меня выбор был — по крайней мере, сначала. Пара ребят мне так прямо и сказали: «Хорошо, что оно досталось тебе, а не мне». Однако я лишь сочувствовал им, а о себе и не думал беспокоиться.
Кое-кто не в восторге от крупных громких дел — мол, слишком много шумихи в прессе, слишком велики последствия провала. Весь этот негатив не по мне. Если думать о том, как больно будет падать, — считай, ты уже летишь в пропасть. Я фокусируюсь на позитиве, а его тут полно: даже те, кто притворяется, будто они выше этого, знают: за большие достижения повышают по службе. Так что дайте мне расследование, что красуется на первых полосах, а дела о зарезанных барыгах оставьте себе. Если не можешь держать удар, служи в участке.
Некоторым из наших невмоготу работать с детьми, и их вполне можно понять. Однако позвольте полюбопытствовать: если вас тошнит от зверских убийств, то какого черта вы взялись их расследовать? Неженок с распростертыми объятиями примут в отделе по защите интеллектуальной собственности. У меня были убитые младенцы, утопленники, изнасилования с убийствами, человек, которому отстрелили голову из дробовика так, что ошметки мозга разлетелись по всем стенам, — и при условии, что виновный попадает за решетку, мой безмятежный сон ничто не тревожит. Кто-то должен брать такие дела на себя, и если за них берусь я, то справляюсь так, что комар носа не подточит.
Раз уж зашел разговор, давайте проясним еще кое-что: я чертовски хорош в своей работе. Я и сейчас так считаю. В отделе убийств я уже десять лет, и семь из них — с тех пор, как я освоился, — у меня была самая высокая раскрываемость. В этом году я на втором месте, потому что нынешнему лидеру перепала череда верняков с бытовухой, когда подозреваемый буквально сам защелкивает браслеты на своих запястьях и подает себя на тарелочке с яблочным соусом. Мне же доставались самые геморройные, глухие случаи — мертвые торчки и ни единого свидетеля, — и я все равно давал результат. Если бы наш главный инспектор хоть раз — хоть раз! — во мне усомнился, то мигом снял бы меня с дела.
Вот что я пытаюсь сказать: все должно было пройти как по маслу. Дело попало бы в учебники — блестящий пример того, как надо работать. По всем писаным правилам оно должно было стать для меня колоссальным успехом.
Я сразу понял, что дело крупное. Мы все это поняли. Обычные убийства достаются первым в очереди, а если первый отлучился, то тому, кто окажется на месте, — и только большие, важные дела, требующие особого подхода, распределяет лично главный инспектор. Так что когда О’Келли просунул голову в дверь отдела, показал на меня пальцем, рявкнул: «Кеннеди, в мой кабинет!» — и исчез, мы сразу все поняли.
Я схватил со спинки стула свой пиджак и надел его. Сердце мое билось учащенно. Давно, слишком давно мне не перепадали такие дела.
— Никуда не уходи, — сказал я Ричи, своему напарнику.
— О-о-о, — в притворном ужасе протянул Квигли из-за своего стола и помахал пухлой ладонью. — Неужто Снайпер опять вляпался в дерьмо? Вот уж не думал, что доживу…
— Наслаждайся, пока жив, старина.
Я проверил, ровно ли повязан мой галстук.
Квигли ехидничал, потому что был следующим в очереди, и не будь он такой бестолочью, О’Келли поручил бы дело ему.
— Что ты натворил?
— Трахнул твою сестру. Рвотными пакетами запасся заранее.
Парни заржали, а Квигли по-старушечьи поджал губы.
— Не смешно.
— Что, задело за живое?
Ричи сидел открыв рот и едва ли не подпрыгивал на стуле от любопытства. Я достал из кармана расческу и быстро провел ею по волосам.
— Как я, нормально?
— Жополиз, — буркнул Квигли.
Я его проигнорировал.
— Ага, — сказал Ричи. — Супер. Что…
— Никуда не уходи, — повторил я и пошел к О’Келли.
Второй знак: главный инспектор стоял за столом, сунув руки в карманы, и раскачивался на пятках. Адреналин в нем так кипел, что он не мог усидеть в кресле.
— А ты не торопишься.
— Прошу прощения, сэр.
Он не сдвинулся с места и, цыкнув зубом, принялся перечитывать лежащий на столе отчет о вызове.
— Как продвигается дело Маллена?
Последние несколько недель я потратил на сбор досье для главного гособвинителя по запутанному делу с одним наркоторговцем — чтобы не осталось ни щелочки, в которую мог бы проскользнуть этот ублюдок. Некоторые следователи считают свою работу оконченной в момент предъявления обвинений, но если с крючка соскакивает мой улов — что хоть и редко, но случается, — я принимаю это близко к сердцу.
— Уже готово. Ну, плюс-минус.
— Его сможет закончить кто-то другой?
— Без проблем.
О’Келли кивнул и продолжил читать. Он любит, когда ему задают вопросы, любит показывать, кто тут главный, — и, поскольку он действительно мой начальник, я не против чуток прогнуться для пользы дела.
— Что-то новое поступило, сэр?
— Брайанстаун знаешь?
— Никогда не слышал.
— Я тоже. Один из этих новых поселков на побережье, за Балбригганом[1]. Раньше назывался Брокен-Бэй или как-то так.
— Брокен-Харбор, — сказал я. — Да, Брокен-Харбор я знаю.
— Теперь это Брайанстаун. И к вечеру о нем услышит вся страна.
— Серьезное, значит, дело.
О’Келли положил тяжелую ладонь на отчет о вызове, словно пытался его удержать.
— Муж, жена и двое детей зарезаны в собственном доме. Жена находится при смерти, ее сейчас везут в больницу. Остальные мертвы.
Мы помолчали, слушая, как по воздуху пробегает мелкая дрожь, вызванная последним словом.
— Кто сообщил? — спросил я.
— Сестра жены. Они созваниваются каждое утро, а сегодня утром она не смогла дозвониться. Это настолько ее обеспокоило, что она села в машину и отправилась в Брайанстаун. Машина на подъездной дорожке, в доме горит свет среди дня, никто не открывает. Она звонит полицейским, те вышибают дверь, и — сюрприз-сюрприз.
— Кто там сейчас?
— Только местные. Глянули разок, смекнули, что не потянут, и сразу связались с нами.
— Прекрасно, — сказал я.
В полиции полно идиотов, которые готовы часами играть в детективов и топтать место преступления, прежде чем признают поражение и вызовут реальных профессионалов. Похоже, на этот раз нам повезло — котелки у сельских копов варили.
— Я хочу, чтобы этим занялся ты. Возьмешься?
— Почту за честь.
— Если не можешь все бросить, скажи, и я отдам дело Флаэрти. Оно в приоритете.
Флаэрти — тот самый чемпион по раскрываемости, который закрывает верняки.
— Не надо, сэр. Я беру.
— Хорошо, — сказал О’Келли, но отчет не отдал, а наклонил к свету и принялся внимательно рассматривать, потирая большим пальцем подбородок. — А Курран? Он готов?
Юный Ричи Курран был в команде всего две недели. Многие не любят натаскивать новичков, так что это приходится делать мне. Если ты знаешь свое дело, твой долг — передать свои знания.
— Будет готов.
— Я могу на время куда-нибудь его засунуть, а тебе дать человека, который знает, что к чему.
— Если Курран не вывозит, то лучше выяснить это сейчас. — Я не хотел получить напарника, который знает, что к чему.
Один из плюсов выпаса новичков заключается в том, что ты избавляешь себя от кучи хлопот: у всех «стариков» есть свои устоявшиеся подходы, а, как говорится, два медведя в одной берлоге не живут. Новичок, если правильно с ним обращаться, тормозит тебя куда меньше, чем старый служака. Сейчас мне было некогда играть в эти игры — «нет-вы-нет-только-после-вас».
— В любом случае главным будешь ты.
— Сэр, поверьте, Курран справится.
— Это риск.
Примерно год новички проходят испытательный срок. Неофициально, конечно, но вполне всерьез. И если Ричи с порога ошибется, да еще под прицелом прессы, то может собирать вещички.
— У него получится. Я прослежу.
— Я не только про Куррана. Когда ты последний раз вел большое дело?
Его проницательные глазки вперились в меня. Мое прошлое громкое дело пошло наперекосяк. Я тут ни при чем — человек, которого я считал другом, кинул меня и утопил в дерьме. Но люди все помнят.
— Почти два года назад.
— Точно. Если разберешься с этим, то вернешься в строй.
Но что будет с моей карьерой в противном случае, осталось невысказанным и тяжелой тучей повисло между нами.
— Разберусь, сэр.
О’Келли кивнул:
— Не сомневаюсь. Держи меня в курсе.
Он перегнулся через стол и протянул мне отчет о вызове.
— Спасибо, сэр. Я вас не подведу.
— Купер и криминалисты уже в пути.
Купер — это наш судмедэксперт.
— Тебе понадобятся люди, я распоряжусь, чтобы общий отдел прислал летунов. Шестерых пока хватит?
— Вполне. Если понадобится еще, я сам затребую.
Когда я был уже на пороге, О’Келли добавил:
— И, бога ради, сделай что-нибудь с его одеждой.
— Я потолковал с ним на прошлой неделе.
— Так потолкуй еще раз. Черт побери, в чем он явился вчера — в фуфайке?
— По крайней мере, я заставил его избавиться от кроссовок. Какой-никакой, а шажок вперед.
— Если он хочет остаться на этом деле, пусть научится шагать поживее — до того, как прибудете на место. Журналисты слетятся туда как мухи на дерьмо. Хотя бы скажи ему, чтоб не снимал пальто и не светил своими трениками, или в чем уж там он соизволил прийти.