Вот одна из причин, по которым я дал втык Ричи за то, что он попытался отложить этот допрос. Разговори свидетеля сразу после того, как рухнул его мир, и он, возможно, будет болтать без умолку, но подожди денек, и он уже начнет восстанавливать разрушенные укрепления — люди действуют быстро, если ставки настолько высоки. Поймай человека сразу после того, как в небе расцвел ядерный гриб, и он выложит все, от любимых жанров порно до прозвища, которым втайне называет своего босса.
— Вполне естественно, — сказал я. — На ее месте любой бы встревожился.
— Да ведь это же ломтики ветчины и ручка! Вот если бы пропали драгоценности, половина нижнего белья или еще что, тогда, конечно, голову потеряешь. Но это… Я ей сказала: «Ладно, предположим, по какой-то дикой причине кто-то влез к вам в дом. Но это же не Ганнибал Лектер, верно?»
— И как отреагировала Дженни? — быстро спросил я, пока до Фионы не дошло, что она только что сказала.
— Снова обозлилась на меня — мол, главное не в том, что именно он сделал, а в том, что теперь она ни в чем не может быть уверена. Например, к чему он прикасался, заходил ли в комнаты детей, рылся ли в их вещах… Мол, будь у них деньги, она бы все детское добро выбросила и новое купила, а то мало ли что. Дженни вдруг стало казаться, что все стоит слегка не на своих местах, что все грязное. Как он проник в дом? Зачем он проник в дом? Все это не давало ей покоя. Она повторяла: «Почему мы? Чего он от нас хотел? Мы что, похожи на богачей? В чем дело?»
Внезапно Фиона спрятала лицо в ладонях и наклонилась так, что почти согнулась пополам.
— Хороший вопрос. У них ведь есть сигнализация, не знаете, она была в тот день включена? — невзначай спросил я.
Девушка распрямилась и покачала головой:
— Я спросила, и Дженни сказала нет. Днем она никогда ее не включала, только по ночам, перед сном, но и то потому, что местные подростки устраивают вечеринки в пустых домах и иной раз вытворяют бог знает что. По словам Дженни, днем поселок практически вымирает — ну, вы и сами видите, — так что сигнализация казалась ненужной. Но она сказала, что теперь будет ее включать. И добавила: «Если у тебя есть дубликаты, не пользуйся ими. Я поменяю код прямо сейчас, сигнализация теперь будет работать круглые сутки, и точка». Говорю же, Дженни очень испугалась.
Но когда полицейские выломали дверь, когда мы четверо расхаживали по ненаглядному домику Дженни, сигнализация была отключена. Очевидное объяснение: Спейны сами открыли дверь убийце, и этого человека Дженни не боялась.
— Она сменила замки?
— Я ее тогда спрашивала, будет ли она их менять. Она колебалась, но в конце концов сказала, что, скорее всего, нет — замки, дескать, встанут в пару сотен, а такие расходы семейный бюджет не потянет. Сигнализации достаточно. Она сказала: «Пускай возвращается, я не против. Я даже почти хочу, чтобы он вернулся, тогда хотя бы станет понятно, что я это не придумала». Я же говорю, она не трусиха.
— А где в тот день был Патрик? Это произошло до того, как он потерял работу?
— Нет, после. Он уезжал в Атлон на собеседование — тогда у них с Дженни еще были две машины.
— И как он отнесся к этому проникновению?
— Не знаю, она мне не говорила. По-моему… если честно, кажется, она ему ничего не рассказала. Во-первых, она разговаривала со мной вполголоса — возможно, потому, что дети спали, — но в таком большом доме?.. А еще она все время якала: «Я поменяю код, я не смогу уложить это в бюджет, я разберусь с этим парнем, пусть только попадется». «Я», а не «мы».
А вот и еще одна маленькая странность — тот самый подарочек, про который я говорил Ричи.
— Почему она не рассказала Пэту? Казалось бы, если, по ее мнению, в доме побывали чужаки, надо было первым делом сообщить об этом мужу.
Фиона снова пожала плечами и опустила голову.
— Наверное, не хотела его волновать. На него и так слишком много всего навалилось. Думаю, поэтому она и замки не стала менять, иначе пришлось бы объяснять все Пэту.
— Вам не показалось это немного странным — и даже рискованным? Разве он не имеет права знать, что кто-то влез в его дом?
— Возможно, но я-то подумала, что никто к ним не влезал. То есть какое самое простое объяснение? Что Пэт взял ручку и съел долбаную ветчину, а кто-то из детей трогал занавески? Или что к ним проник невидимый взломщик, который умеет проходить сквозь стены и которому захотелось перекусить сэндвичем?
В ее голосе появились напряженные, виноватые нотки.
— Вы так и сказали Дженни?
— Да, более или менее, но стало только хуже. Она совсем разошлась, говорила, что ручка особенная, из отеля, где они провели медовый месяц, и Пэт знал, что ее нельзя трогать; что она точно знала, сколько ветчины было в той пачке…
— Она действительно из тех, кто помнит такие вещи?
— Ну да, вроде того, — не сразу ответила Фиона, словно эти слова причиняли ей боль. — Дженни… она любит все делать правильно. Понимаете, когда она ушла с работы, то решила стать идеальной мамой-домохозяйкой. В доме ни пятнышка, детей она кормила натуральной едой, которую готовила сама, каждый день делала гимнастику по DVD-дискам, чтобы вернуть фигуру… В общем, да, она могла помнить, что лежало в холодильнике.
— Вы знаете, из какого отеля была ручка? — спросил Ричи.
— Из «Голден-Бэй Резорт» на Мальдивах… — Фиона снова вскинула голову и уставилась на него. — Вы правда думаете, что… Думаете, ее и впрямь кто-то взял? Думаете, что это человек, который, который… Думаете, что он вернулся и…
Ее голос начал подниматься по опасной спирали.
— Мисс Рафферти, когда произошел этот инцидент? — спросил я, пока она не впала в истерику.
Она бросила на меня безумный взгляд, сжала в комок клочки салфетки и собралась.
— Месяца три назад.
— В июле.
— Может, и раньше. Но точно летом.
Я мысленно завязал узелок на память: просмотреть распечатку телефонных разговоров Дженни и найти вечерние звонки Фионе, а также проверить, не сообщал ли кто-нибудь, что видел на Оушен-Вью подозрительных чужаков.
— И с тех пор подобных проблем у них не возникало?
Фиона быстро вдохнула, и я услышал, как хрипит ее сдавленное горло.
— Возможно, были и другие случаи, но после того разговора Дженни ничего бы мне не рассказала. — У нее задрожал голос. — Я ей говорю: «Возьми себя в руки, хватит пороть чушь». Я думала… — Она пискнула, словно щенок, которого пнули, зажала рот руками и снова зарыдала. — Я думала, что она свихнулась, что у нее плохо с головой, — невнятно повторяла она сквозь всхлипы, вытирая сопли салфеткой. — О боже, я думала, что она свихнулась.
4
Больше мы в тот день ничего из Фионы не вытянули — успокаивать ее было некогда. Прибыл еще один полицейский, и я поручил ему записать имена и телефоны родственников, работодателей, коллег и друзей детства Фионы, Дженни и Пэта, отвезти Фиону в больницу и проследить, чтобы она не распускала язык при репортерах. Потом мы передали ее, плачущую, с рук на руки.
Не успели мы отвернуться, как я уже вытащил мобильник и начал набирать номер — воспользоваться рацией было бы проще, но нынче слишком у многих журналюг и психов имеются сканеры. Я взял Ричи за локоть и повел по дороге. С моря все еще дул мощный и свежий ветер, взлохмачивая волосы Ричи. Я почувствовал на губах вкус соли. Вместо пешеходных дорожек в нестриженой траве были протоптаны узкие тропинки.
Бернадетта соединила меня с полицейским, который находился в больнице с Дженни Спейн. Судя по голосу, ему было лет двенадцать, он вырос на какой-то ферме и обладал анальным типом характера — то есть то, что надо. Я отдал распоряжения: как только Дженнифер Спейн закончат оперировать — если, конечно, она выживет, — ее нужно положить в отдельную палату, а он, словно ротвейлер, должен охранять вход. Впускать в палату сугубо по удостоверениям и в сопровождении полицейских, а родных не пускать вообще.
— Сестра потерпевшей отправится в больницу с минуты на минуту, рано или поздно явится и их мать. Заходить в палату они не должны.
Ричи грыз ноготь, наклонив голову, но, услышав эти слова, вскинул глаза на меня.
— Если они потребуют объяснений, а они потребуют, не говори им, что действуешь в соответствии с моими распоряжениями. Извинись, скажи, что таков порядок, а ты не уполномочен его нарушать, и повторяй это, пока они не отстанут. И, сынок, найди себе стул поудобней. Скорее всего, ты там надолго. — Я дал отбой.
Ричи прищурился, глядя на меня против солнца.
— Думаешь, перебор? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Если сестра говорит правду и к Спейнам на самом деле кто-то влез, то история и впрямь жутковатая.
— По-твоему, я ставлю усиленную охрану, потому что сестра рассказала жутковатую историю?
Он шагнул назад, поднимая руки, и я сообразил, что повысил на него голос.
— Я просто имел в виду…
— Приятель, для меня ничего «жутковатого» не существует. Жуть — это для детишек в Хэллоуин. Я просто стараюсь прикрыть все тылы. Представь, какими идиотами мы будем выглядеть, если кто-то заявится в больницу и закончит начатое? Хочешь объяснять это репортерам? Или, раз уж на то пошло, хочешь объясняться с главным инспектором, если завтра на первых полосах появятся фотографии ран Дженни Спейн?
— Нет.
— Нет. Вот и я тоже. И готов немного хватить через край, лишь бы этого избежать. А теперь давай отведем тебя в дом, пока большой злой ветер не застудил твои крошечные яички.
Пока мы возвращались к подъездной дорожке Спейнов, Ричи держал рот на замке, но потом осторожно сказал:
— Родственники.
— Что с ними?
— Вы не хотите, чтобы они ее видели?
— Не хочу. Тебе удалось уловить самое важное в показаниях Фионы, помимо страшной жути?
— У нее были ключи, — неохотно сказал он.
— Да. У нее были ключи.
— Она сама не своя от горя. Может, я и простак, но мне не показалось, что она притворяется.