— Она… словно куколка, словно девочка из книжки. — Горе в голосе Конора, казалось, вот-вот выплеснется на поверхность. — Всегда в розовом. У нее были крылышки феи, она их носила…
— Она? Кто «она»?
— Девочка.
— Брось, дружище, хватит играть. Ты отлично знаешь, как их зовут. Что, они никогда не кричали друг другу в саду? Мама ни разу не звала детей ужинать? Бога ради, называй их по именам. Я слишком стар, чтобы разбираться во всех этих «он, она, его, ее».
— Эмма, — тихо сказал Конор, словно оберегая имя.
— Точно. Давай дальше про Эмму.
— Эмма обожала хлопотать по дому: надевала фартучек, лепила булочки из рисовых хлопьев. У нее была игрушечная школьная доска, Эмма сажала перед ней кукол и играла в учительницу, учила их азбуке. Брата тоже пыталась учить, но он не мог усидеть на месте — раскидывал кукол и убегал. Она была смирной. Веселой.
Снова была.
— А ее брат? Он какой?
— Шумный. Всегда смеется, кричит — даже без слов, лишь бы пошуметь, он от этого со смеху помирал. Он…
— Его имя?
— Джек. Так вот, он то и дело опрокидывал кукол Эммы, но потом помогал снова их усадить и целовал, чтобы утешить. Давал им попить сока. Однажды Эмма простудилась и не пошла в школу, и он весь день ей что-нибудь таскал — свои игрушки, одеяло. Милые дети, оба. Хорошие. Замечательные.
Ричи пошевелил ногами под столом — он едва сдерживался, чтобы не реагировать на рассказ о детях. Я постучал ручкой по зубам и сверился с пометками в блокноте.
— Конор, я заметил один любопытный нюанс: ты все время говоришь в прошедшем времени — они играли, Пэт приносил Дженни подарки… Что-то изменилось?
Конор оценивающе уставился на свое отражение в зеркале, словно разглядывая непредсказуемого и опасного незнакомца.
— Он — Пэт — потерял работу.
— Откуда ты знаешь?
— Днем он сидел дома.
Значит, Конор в то время был в логове — следовательно, его и самого нельзя назвать трудолюбивой рабочей пчелкой.
— И ковбои с индейцами закончились? Объятия в саду — тоже?
Снова эта серая холодная вспышка.
— Увольнение кому угодно вдарит по мозгам. Он такой не один.
Как быстро он бросился на защиту Пэта. Я не мог понять, делал ли это Конор ради Пэта или ради себя самого.
— По-твоему, у него помутилось в голове? — спросил я, глубокомысленно кивая.
— Возможно. — Он снова насторожился, напряг спину.
— Почему тебе так кажется? Приведи пару примеров.
Конор неопределенно дернул плечом.
— Не помню, — ответил он категоричным тоном, давая понять, что эту тему он больше обсуждать не намерен.
Я откинулся на стуле и стал неторопливо черкать что-то в блокноте, давая Конору время успокоиться. Воздух в комнате нагревался, казался плотным и колючим, словно шерсть. Ричи шумно выдохнул и начал обмахиваться воротом футболки, однако Конор как ни в чем не бывало сидел в пальто.
— Пэт потерял работу несколько месяцев назад, — сказал я. — Когда ты начал проводить время на Оушен-Вью?
Секундная пауза.
— Давно.
— Год назад? Два?
— Может, год. А может, и меньше. Я не считал дни.
— И как часто ты туда приезжал?
Снова молчание, на этот раз более долгое. Им все сильнее овладевала настороженность.
— Смотря по обстоятельствам.
— По каким же?
Конор пожал плечами.
— Друг, я ведь не прошу предоставить расписание с печатью. Скажи хоть навскидку. Каждый день? Раз в неделю? Раз в месяц?
— Пару раз в неделю. Или даже реже.
Что означало — по крайней мере, через день.
— А в какое время — днем или ночью?
— В основном ночью. Иногда днем.
— А позавчера ты тоже отправился в свой загородный домик?
Конор откинулся на стуле, сложил руки на груди и уставился в потолок.
— Не помню.
Конец разговора.
— Ладно, — кивнул я. — Если не хочешь пока об этом говорить, не страшно. Тему можно и сменить. Давай-ка поговорим о тебе. Чем ты занимаешься, когда не дрыхнешь в заброшенных домах? Работа есть?
Нет ответа.
— Ах ты господи. — Ричи закатил глаза. — Да из тебя клещами слова не вытянешь. Думаешь, мы арестуем тебя за то, что ты айтишник?
— Не айтишник. Веб-дизайнер.
А веб-дизайнеры знают о компьютерах достаточно, чтобы удалить с них данные, — как в случае Спейнов.
— Вот видишь, Конор. Не так уж сложно, правда? В веб-дизайне нет ничего постыдного. Таким, как ты, платят хорошие деньги.
Конор мрачно хмыкнул, по-прежнему глядя в потолок:
— Вы так думаете?
— Кризис, да? — Ричи щелкнул пальцами и указал на Конора. — Все было в ажуре, ты на всех парах шел к успеху, рисовал сайты, и вдруг — бах! — кризис, и ты уже на пособии.
Снова этот горький смешок.
— Если бы. Я фрилансер, мне пособие не положено; когда кончилась работа, кончились и деньги.
— Вот лажа! — Ричи распахнул глаза. — Брат, тебе жить негде? Так мы тебе поможем, сейчас я сделаю пару звоночков…
— Черт возьми, я вам не бродяга подзаборный. У меня все супер.
— Да ты не стыдись. В наше время куча народу…
— Только не я.
Ричи глянул с недоверием:
— Правда? Ты живешь в отдельном доме или в квартире?
— В квартире.
— Где?
— Киллестер.
Север Дублина, весьма удобно для регулярных поездок в Оушен-Вью.
— С кем делишь — с девушкой, с приятелями?
— Ни с кем. Я живу один, понятно?
Ричи поднял руки:
— Просто пытаюсь помочь.
— Не нужна мне ваша помощь.
— Конор, у меня вопрос, — сказал я, с интересом разглядывая ручку, которую крутил в пальцах. — У тебя водопровод в квартире есть?
— А вам-то что?
— Я полицейский. Люблю везде совать нос. Водопровод?
— Да. И горячая, и холодная вода.
— Электричество?
— Что за хе… — буркнул Конор, закатив глаза в потолок.
— Не выражайся, сынок. Электричество есть?
— Да. Электричество. Отопление. Плита. Даже микроволновка. Вы кто, моя мамочка?
— Отнюдь, дружище. Потому что меня интересует следующее: если у тебя уютная холостяцкая берлога со всеми удобствами и даже с микроволновкой, то какого черта ты по ночам ссышь из окна в ледяной крысиной норе в Брайанстауне?
Повисло молчание.
— Конор, мне нужен ответ.
Он упрямо выдвинул подбородок.
— Потому что мне это нравится.
Ричи встал, потянулся и закружил по комнате развязной подпрыгивающей походочкой, которая — в любой подворотне — не предвещает ничего хорошего.
— Приятель, так не пойдет, — сказал я. — Потому что — останови меня, если для тебя это не новость, — две ночи назад, когда ты не помнишь, что делал, кто-то забрался в дом Спейнов и убил всех.
Конор не пытался притворяться потрясенным. Губы его сжались, словно его скрутило резкой судорогой, однако больше на лице не дрогнул ни один мускул.
— Поэтому нас, естественно, интересуют все, кто связан со Спейнами, — продолжал я, — особенно люди, у которых отношения со Спейнами, скажем так, необычные. И мне кажется, что твой домик для игр соответствует нашим критериям. Можно даже сказать, что мы очень заинтересованы. Я прав, детектив Курран?
— Мы заворожены, — ответил Ричи из-за плеча Конора. — Подходящее слово, да?
Он намеренно действовал Конору на нервы. Угрожающая походка не напугала Конора, но мешала ему сосредоточиться, не давала замкнуться в молчании. Я почувствовал, что мне все больше нравится работать с Ричи.
— Пожалуй, «заворожены» сойдет. Я бы даже сказал, что мы зациклились. Двое детей погибли. Лично я — и, думаю, не я один — готов на все, чтобы упечь за решетку отмороженного пидора, который их убил. И мне хочется думать, что любой добропорядочный гражданин желал бы того же.
— Стопудово, — одобрительно заметил Ричи. Круги сужались, становились быстрее. — Конор, ты с нами, да? Ты же добропорядочный гражданин, верно?
— Понятия не имею.
— Ну так давай выясним, — любезно предложил я. — Начнем вот с чего: за последний год, когда ты баловался незаконным проникновением, — дни ты, конечно, не считал, тебе просто нравилось там бывать, — ты не замечал каких-нибудь сомнительных персонажей, которые ошивались в Оушен-Вью?
Конор пожал плечами.
— Это означает нет?
Молчание. Ричи шумно вздохнул и, жутко скрипя подошвами, заскользил по покрытому линолеумом полу. Конор поморщился.
— Да. То есть нет. Я никого не видел.
— А позапрошлой ночью? Конор, кончай заливать, ты ведь там был. Видел кого-нибудь интересного?
— Мне нечего вам сказать.
Я поднял брови:
— А вот я в этом сильно сомневаюсь. По-моему, вариантов всего два: либо ты видел, кто это сделал, либо ты сам это сделал. Если выбираешь первую дверь, то лучше начинай рассказывать прямо сейчас. Если вторую… ну, это ведь единственная причина играть в молчанку, да?
Обычно, когда обвиняешь человека в убийстве, он на такое реагирует. Конор поцыкал зубом, уставился на ноготь большого пальца.
— Сынок, если я упустил какой-то вариант, то, сделай одолжение, просвети нас. Все пожертвования будут приняты с благодарностью.
Ботинок Ричи пронзительно пискнул прямо за спиной у Конора, и тот вздрогнул.
— Говорю же, мне нечего вам сказать, — ответил он звенящим голосом. — Сами выбирайте варианты, меня это не касается.
Я смел в сторону ручку и блокнот и наклонился через стол, чтобы Конор мог смотреть только на меня.
— Ошибаешься, сынок, касается. Еще как, черт побери. Потому что я, детектив Курран и вся полиция страны, все мы до единого вкалываем, чтобы взять подонка, который убил эту семью. И прямо сейчас ты у нас под прицелом. Ты человек, оказавшийся на месте преступления без достаточной причины, ты целый год шпионил за Спейнами, ты кормишь нас брехней, когда любой невиновный стал бы нам помогать… Как думаешь, о чем это говорит?
Конор пожал плечами.
— О том, что ты мразь и убийца. И, по-моему, это очень даже тебя касается.
Конор сжал зубы.
— Если вы хотите так думать, мне вас не переубедить.