Он кивнул, резко дернув головой в сторону, словно шея вдруг перестала ее держать.
— Да, я все напишу. Только оставьте меня одного, хорошо?
Его силы были на исходе, и он вряд ли попытался бы намудрить что-то с показаниями.
— Конечно. Если тебе будет так удобнее — без проблем. Однако нам понадобится твое настоящее имя — для протокола.
На секунду мне показалось, что он снова упрется, но его боевой дух уже угас.
— Бреннан, — отрешенно ответил он. — Конор Бреннан.
— Отлично.
Ричи тихо подошел к угловому столу и передал мне бланк для показаний. Я достал ручку и ровными прописными буквами заполнил соответствующее поле: «КОНОР БРЕННАН».
Затем я объявил ему, что он арестован, предупредил, что его слова могут быть использованы против него, и снова зачитал ему права. Конор даже не поднял взгляд. Я вложил ему в руки бланк и свою ручку, и мы с Ричи вышли.
— Так-так-так, — сказал я, бросив блокнот на стол в комнате для наблюдений. Каждая клеточка в моем теле искрилась торжеством, словно шампанское. Мне хотелось по примеру Тома Круза прыгнуть на стол и заорать: «Я люблю эту работу!» — Все оказалось намного проще, чем я ожидал. Ричи, друг мой, мы молодцы. Знаешь, кто мы? Отличная команда, черт побери.
Я энергично потряс его руку и хлопнул по плечу. Он ухмыльнулся:
— Да, похоже на то.
— Никаких сомнений. У меня было много напарников, и, положа руку на сердце, скажу — сейчас мы показали класс. Многим за годы не удается настолько сработаться.
— Ага, точно. Было круто.
— Когда придет главный инспектор, на столе его будут ждать подписанные показания. Стоит ли говорить о том, каким образом это повлияет на твою карьеру? Теперь этот урод Квигли к тебе не сунется. Две недели в отделе, а ты уже поучаствовал в раскрытии самого громкого дела года. Ну как ощущения?
Ладонь Ричи выскользнула из моей слишком быстро. Он продолжал улыбаться, но уже как-то неуверенно.
— В чем дело? — спросил я.
Он кивнул в сторону стекла:
— Взгляните на него.
— Не волнуйся, нормально он все напишет. Конечно, у него возникнут задние мысли, эмоциональное похмелье, но это будет только завтра, а к тому времени мы уже подготовим досье для прокурора.
— Я не о том. Кухня была в таком состоянии… Вы же слышали, что сказал Ларри: там шла отчаянная борьба. Почему на нем ни царапины?
— Да потому. Потому что это реальная жизнь, а в жизни не все бывает как по писаному.
— Я просто… — Улыбка исчезла. Ричи сунул руки в карманы и уставился в стекло. — Не могу не спросить. Вы уверены, что это наш парень?
Чувство триумфа начало выдыхаться.
— Ты уже не первый раз меня об этом спрашиваешь.
— Да, я знаю.
— Давай выкладывай. Какая муха тебя укусила?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Просто вы изначально были как-то очень уверены, вот и все.
По всему моему телу прошла судорога гнева.
— Ричи, — сказал я, очень тщательно контролируя свой голос. — Давай произведем ревизию. У нас есть шпионское гнездо, которое Конор Бреннан устроил, чтобы следить за Спейнами. У нас есть его собственные показания, что он несколько раз проникал к ним в дом. А теперь, черт побери, у нас есть чистосердечное признание. Давай, сынок, говори: какого хрена тебе еще нужно? Как тебя убедить?
Ричи покачал головой:
— У нас полно всего, тут я не спорю. Но вы были уверены и раньше, когда мы нашли только логово.
— И что? Я оказался прав. Ты что, забыл? Кипятишься из-за того, что я пришел к этому выводу раньше тебя?
— Меня беспокоит, что вы слишком рано убедили себя. Это опасно.
Судорога снова скрутила меня с такой силой, что свело челюсть.
— А ты предпочел бы остаться непредвзятым?
— Да. Предпочел бы.
— Ясно. Отличная мысль. И на сколько — на месяцы, годы? Пока господь не пришлет хор ангелов, чтобы они на четыре голоса пропели тебе имя убийцы? Хочешь, чтобы через десять лет мы стояли здесь и говорили друг другу: «Что ж, возможно, Спейнов прикончил Конор Бреннан, но, с другой стороны, убить их могла и русская мафия. Давай более тщательно отработаем эту версию и не будем спешить с выводами»?
— Нет. Я просто говорю…
— Ричи, ты должен убедить себя в этом. Должен. Других вариантов нет. Или сри, или с горшка слезай.
— Знаю. Ни про какие десять лет я и не говорил.
Жара была, словно в камере в августе — душная, неподвижная, забивающая легкие, как жидкий цемент.
— Тогда о чем ты, черт возьми, толкуешь? Чего тебе не хватает? Через несколько часов, когда мы найдем машину Конора Бреннана, Ларри с парнями выявят, что она вся в крови Спейнов. Примерно в то же время они сравнят его отпечатки с найденными в логове. А еще через несколько часов, если будет на то божья воля и мы найдем кроссовки и перчатки, ребята докажут, что кровавые следы ног и рук оставлены Конором Бреннаном. Готов спорить на свой месячный оклад. Это тебя убедит?
Ричи потер шею и сморщился.
— Боже святый, — вздохнул я. — Ладно, давай послушаем тебя. Черт побери, я га-ран-ти-рую, что уже к концу дня у нас будут доказательства, что он находился в доме, когда убили семью Спейн. И как ты от этого отмахнешься?
Конор писал, низко склонившись над бланком и загородив его локтем. Ричи следил за ним.
— Парень любил Спейнов. Вы сами так сказали. Допустим, в ту ночь он сидит в своем логове. Дженни за компьютером, он за ней наблюдает. Потом спускается Пэт и бросается на нее. Конор приходит в ужас, бежит их разнимать — карабкается вниз, перелезает через стену, входит через черный ход. Но слишком поздно. Пэт умер или умирает. Конору кажется, что Дженни тоже погибла — возможно, из-за всей этой кровищи он запаниковал и не проверил как следует. Возможно, это он и перенес ее к Пэту, чтобы они были вместе.
— Трогательная история. Но как ты объяснишь стертые данные? Пропавшее оружие?
— Точно так же: он любит Спейнов. Не хочет, чтобы в случившемся винили Пэта. Он удаляет данные: ему кажется — или он знает наверняка, — что Дженни спровоцировала Пэта тем, что делала на компьютере. Потом забирает и выбрасывает оружие, чтобы полиция решила, будто преступление совершило третье лицо.
Я перевел дух, чтобы ненароком не откусить Ричи голову.
— Что ж, красивая сказочка, сынок. Что называется, проникновенная — но не более того. Нет, сама по себе она неплоха, но ты упускаешь один момент: какого черта Конор во всем признался?
— Из-за того, что произошло там, — Ричи кивнул на стекло, — вы же практически пригрозили отправить Дженни Спейн в психушку, если он не скажет то, что вам нужно.
— Детектив, вас не устраивают мои методы? — Мой голос был настолько холоден, что дошло бы и до более тупого человека, чем Ричи.
Он поднял руки:
— Я не ищу дыры в вашей версии, а просто говорю, что признался он поэтому.
— Нет, детектив. Нихрена подобного. Он признался, потому что виновен. Вся пурга, которую я нес про любовь к Дженни, — всего лишь отмычка, она не подбрасывала за дверь то, чего там еще не было. Может, твой опыт подсказывает тебе нечто иное, может, ты лучше меня умеешь вести дело, но лично я и так с трудом убеждаю подозреваемых признаться в том, что они сделали. И могу с уверенностью сказать, что ни разу за всю карьеру не заставлял их признаваться в том, чего они не делали. Если Конор Бреннан говорит, что он тот, кто нам нужен, то только потому, что это правда.
— Но он не похож на других, верно? Вы сами говорили, да мы оба говорили: он другой. Тут что-то странное.
— Ну да, он странный. Но он не Иисус. И он здесь не для того, чтобы отдать жизнь за грехи Пэта Спейна.
— Есть и другие странности. Как насчет радионянь? Их-то не Конор установил. А дыры в стенах? Что-то происходило внутри дома.
Я тяжело привалился к стене и сложил руки на груди. Возможно, все дело в усталости или в пятнах желтовато-серого рассветного солнца в окне, но победная эйфория окончательно исчезла.
— Скажи, сынок, откуда такая ненависть к Пэту Спейну? Может, у тебя комплекс из-за того, что он был столпом общества? Если так, лучше избавься от него, да поскорее. Не в каждом деле найдется славный мальчик из среднего класса, на которого можно все повесить.
Ричи бросился на меня, выставив вперед палец, и на секунду мне показалось, что он ткнет меня в грудь, но ему хватило ума сдержаться.
— Класс тут ни при чем. Вообще. Я коп — такой же, как вы. Я не тупой гопник, которого вы взяли к себе из милости, потому что сегодня день «Приведи на работу быдло».
Он был слишком зол и стоял слишком близко.
— Тогда и веди себя соответственно, — сказал я. — Сделайте шаг назад, детектив, и успокойтесь.
Ричи попялился на меня еще секунду, потом отошел, прижался к стеклу и сунул руки поглубже в карманы.
— Скажите, а почему вы так категорически уверены, что это не Патрик Спейн? Откуда такая любовь к нему?
Я не обязан объясняться перед каким-то зарвавшимся салагой — но мне хотелось это сделать, хотелось затолкать свои слова поглубже в голову Ричи.
— Потому что Пэт Спейн играл по правилам, — сказал я. — Он делал все, что полагается. Убийцы живут по-другому. Я с самого начала тебе говорил: такие вещи на ровном месте не случаются. То, что родственники рассказывают репортерам: «Ой, я не верю, что он мог это сделать, он же такой паинька, в жизни мухи не обидел, они были самой счастливой парой на свете» — все это брехня. Каждый раз, Ричи, каждый раз оказывается, что у полиции на паиньку досье толщиной в руку, или что он мухи не обидел, только вот держал в ужасе жену, или что они были бы самой счастливой парой на свете, если бы не тот малозначительный факт, что он трахал ее сестру. Но нигде нет ни намека, что что-либо из этого имеет отношение к Пэту. Ты сам говорил: Спейны старались. Пэт делал все, что в его силах. Он был хорошим парнем.