все. — Голос Джери уже срывался на крик. — Мик, клянусь, она вела себя почти нормально, я была уверена, что ей становится лучше, иначе никогда, никогда не оставила бы ее с Шилой…
— Знаю. Уверен, с ней все в порядке.
— Нет, Мик. Не все. В порядке — это не про нее.
Я оглянулся: чтобы мне не мешать, Ричи прислонился к дверце машины лицом к строительным участкам, засунув руки в карманы.
— Ну ты же понимаешь, о чем я. Наверняка ей просто стало скучно и пошла к друзьям. Утром она объявится и принесет круассаны, чтобы извиниться.
— Это не значит, что у нее все в порядке. Человек, у которого все в порядке, не крадет у племянницы деньги, которые та сама заработала, нянчась с чужими детьми. Человеку, у которого все в порядке, не нужно, чтобы мы все ходили вокруг него на цыпочках…
— Джери, я знаю. Но сегодня мы это не исправим. Давай пока сосредоточимся на более насущных проблемах, ладно?
За стеной поселка море темнело, неуклонно катилось к ночи; у воды снова пробавлялись мелкие птицы. Джери набрала воздуха и судорожно выдохнула:
— Как же мне это надоело.
Эту ноту я слышал уже миллион раз, и в ее голосе, и в своем, — усталость, разочарование и раздражение, смешанные с чистым ужасом. Но сколько бы раз ни повторялась одна и та же канитель, ты никогда не забываешь, что однажды исход, возможно, будет иной: не записка с извинениями и не букет краденых цветов у тебя на пороге, а ночной звонок, беседа с желторотым полицейским, отрабатывающим навыки уведомления родственников, визит в морг Купера для опознания тела.
— Джери, не волнуйся. Мне остался последний допрос, а потом я все утрясу. Если она ждет меня на работе, я тебе сообщу. Продолжай звонить ей на мобильник; если дозвонишься, скажи, пусть придет ко мне в контору, и пришли мне эсэмэску, чтобы я знал. В противном случае я найду ее, как только закончу с делами. Хорошо?
— Да. Хорошо. — Как я собираюсь это сделать, Джери не спросила. Ей нужно было верить, что все просто. И мне тоже. — Конечно, за пару часов с ней ничего не случится.
— Поспи немного. Сегодня Дина побудет у меня, но завтра мне, возможно, придется снова привезти ее к вам.
— Конечно. У нас все отлично, Колм и Андреа не заразились, слава богу… Обещаю, больше я с нее глаз не спущу. Мик, мне правда очень жаль.
— Серьезно, не волнуйся. Передай Шиле и Филу, что я желаю им поскорее выздороветь. Я буду на связи.
Ричи по-прежнему стоял, прислонившись к дверце машины и глядя вверх, на острые перекрестия стен и строительных лесов, расчертившие холодное бирюзовое небо. Когда я нажал на ключ машины и пискнула сигнализация, он, выпрямившись, обернулся:
— Ну как?
— Все уладил, — ответил я. — Поехали.
Я открыл дверцу, но Ричи не шевельнулся. В сумерках его лицо казалось бледным и умудренным. Он выглядел значительно старше тридцати лет.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.
За секунду до того, как я открыл рот, меня захлестнуло желание, внезапное и мощное, словно паводок, и столь же опасное: рассказать ему обо всем. Я подумал о напарниках, которые за десять лет узнавали друг друга как свои пять пальцев. Любой из них сказал бы: «Помнишь, вчера пришла девушка? Это моя сестра, у нее беда с головой, и я не знаю, как ее спасти…» Я увидел паб, напарника, несущего кружки с пивом, втягивающего тебя в споры о спорте, рассказывающего пошлые анекдоты и байки, пока ты не расслабишься и не забудешь о том, что твой разум замкнуло. Я увидел напарника, который под утро отправит тебя домой с зарождающимся похмельем и чувством, что у тебя есть друг, надежный как скала. Картинка была настолько реальной, что об нее хотелось погреть руки.
В следующую секунду я справился с собой, и меня затошнило при мысли, что я готов был жаловаться Ричи на семейные проблемы, чтобы он погладил меня по головке и утешил. Он не мой лучший друг, с которым я прослужил десять лет, не брат по крови, а едва знакомый человек, который даже не соизволил поделиться со мной озарением, посетившим его в квартире Конора Бреннана.
— Не надо, — резко ответил я.
На миг я подумал, не попросить ли Ричи, чтобы он сам поговорил с Фионой или же напечатал отчет, а беседу с Фионой перенес на завтра — Конор никуда бы не делся, — однако эти мысли показались мне жалкими и отвратительными.
— Спасибо за предложение, но у меня все под контролем. Послушаем, что скажет Фиона.
13
Обессиленно привалившись к фонарному столбу, Фиона ждала нас перед зданием конторы. В дымном желтом свете, под зябко поднятым капюшоном красного пальто она казалась маленьким, заблудившимся сказочным существом. Я провел рукой по волосам и загнал мысли о Дине на задворки сознания.
— Не забывай, — сказал я, — она все еще под подозрением.
Ричи глубоко вздохнул, словно его внезапно накрыла усталость.
— Она не давала Конору ключи, — ответил он.
— Знаю. Но они знакомы, и, прежде чем ее исключать, мы должны выяснить, что именно их связывает.
Когда мы подошли, Фиона выпрямилась. За последние пару дней она похудела, скулы заострились, а кожа потускнела, стала серой, как пергамент. От нее исходил неприятный стерильный запах больницы.
— Мисс Рафферти, спасибо, что пришли, — сказал я.
— Можно мы… Нельзя ли закончить с этим побыстрее? Я хочу вернуться к Дженни.
— Понимаю. — Я вытянул руку, направляя Фиону к двери. — Мы не задержим вас дольше необходимого.
Фиона не двинулась с места. Волосы вялыми каштановыми волнами свисали по сторонам ее лица — похоже, она помыла их в раковине больничным мылом.
— Вы сказали, что поймали его. Того, кто это сделал.
Она обращалась к Ричи.
— Да, мы задержали одного человека, — ответил он.
— Я хочу его увидеть.
К такому повороту Ричи оказался не готов.
— Боюсь, что его здесь нет, — спокойно сказал я. — В настоящий момент он в тюрьме.
— Мне нужно его увидеть. Мне нужно… — Потеряв мысль, Фиона мотнула головой и откинула волосы назад. — Мы можем пойти туда? Ну, в тюрьму?
— Так не положено, мисс Рафферти. Сейчас неприемные часы, нам потребуется заполнять бумаги, а привезут его сюда, возможно, только через несколько часов — все зависит от того, найдутся ли свободные конвойные… Если хотите вернуться к сестре, это придется отложить до другого раза.
Даже если бы я оставил ей возможность поспорить, у нее уже не было сил.
— Я смогу увидеть его в другой раз? — спросила она после паузы.
— Уверен, мы что-нибудь придумаем. — Я снова протянул руку, и на этот раз Фиона отошла от фонаря и направилась к двери конторы.
Мы отвели ее в самую уютную из комнат для допросов: ковролин вместо линолеума, чистые бледно-желтые стены, неказенные стулья, от которых не остается синяков на ягодицах, кулер с водой, электрический чайник, корзинка пакетиков с чаем, кофе и сахаром, настоящие кружки вместо пластиковых стаканчиков. Комната предназначена для родственников жертв, потрясенных свидетелей, подозреваемых, которые сочтут другие комнаты за оскорбление и просто уйдут. Ричи усадил Фиону — приятно, когда есть напарник, которому можно доверить столь чувствительного свидетеля, — а я отправился в хранилище вещдоков и сложил в картонную коробку несколько предметов. Когда я вернулся, Фиона уже повесила пальто на спинку стула и склонилась над дымящейся кружкой чая так, словно продрогла до костей. Без пальто она была хрупкой как ребенок — даже в мешковатых джинсах и свободном кремовом кардигане. Ричи, уперев локти в стол, сидел напротив и рассказывал длинную обнадеживающую историю о воображаемом родственнике, которого врачи больницы, где лежала Дженни, спасли после каких-то ужасающих травм.
Я незаметно задвинул коробку под стол и уселся на стул рядом с Ричи.
— Я как раз рассказывал мисс Рафферти, что ее сестра в хороших руках, — сообщил он.
— Врач сказал, что через пару дней они снизят дозу болеутоляющих, — проговорила Фиона. — Не знаю, что станет с Дженни. Она и так в плохом состоянии — естественно, — но болеутоляющие помогают: большую часть времени Дженни кажется, что ей просто приснился кошмар. А когда их действие закончится, когда до нее дойдет, что произошло… Неужели нельзя назначить ей что-нибудь еще — антидепрессанты, например?
— Врачи знают, что делают, — мягко сказал Ричи. — Они ей помогут.
— Мисс Рафферти, я хочу попросить вас об одолжении, — сказал я. — Пока вы здесь, постарайтесь забыть о том, что случилось с вашими родственниками. Выкиньте все из головы и на сто процентов сосредоточьтесь на наших вопросах. Поверьте, я знаю, что это кажется невозможным, но только так вы поможете нам упрятать виновного за решетку. Сейчас Дженни, как и всем нам, нужно именно это. Выполните мою просьбу?
Вот он, лучший дар, который мы можем предложить тем, кто любил погибших, — отдых. Пару часов они могут посидеть спокойно, забыв про чувство вины, — ведь мы не оставляем им выбора — и перестать резать себя осколками того, что произошло. Это неоценимо важная возможность. В глазах Фионы отразились те же эмоции, которые я видел у сотен других свидетелей: облегчение, стыд и благодарность.
— Ладно. Я попробую, — ответила она.
Она расскажет нам даже то, о чем собиралась молчать, — лишь бы только продлить разговор.
— Спасибо. Понимаю, это тяжело, но вы поступаете правильно.
Фиона поставила кружку на худые колени, обхватила ее ладонями и внимательно посмотрела на меня. Уже сейчас она немного расправила плечи.
— Давайте начнем с начала, — предложил я. — Вполне вероятно, что все это никак не относится к делу, но нам важно получить как можно больше информации. Вы сказали, что Пэт и Дженни были вместе с шестнадцати лет, верно? Как они познакомились?
— Точно не знаю. Мы все выросли в одном районе, жили по соседству с самого детства, типа, с начальной школы, так что я даже не помню, когда именно мы все перезнакомились. Лет в двенадцать-тринадцать мы стали вместе проводить время — бездельничали на пляже, катались на роликах, ездили погулять по пристани в Дун-Лэаре