— Вы говорили с ним об этом?
— Нет. Мне было слишком стыдно. Понимаете, это же моя сестра… — Фиона провела ладонями по волосам, сдвинула их вперед, чтобы прикрыть щеки. — Я просто с ним порвала. Невелика беда — я ведь не была в него влюблена. Мы были просто детьми.
Однако в то время это наверняка не казалось Фионе таким уж пустяком. «Моя сестра…»
Ричи отодвинул стул и отошел в противоположный конец комнаты, чтобы снова включить чайник.
— По вашим словам, в юности Пэт ревновал, когда Дженни нравилась другим парням, — невзначай бросил он через плечо, высыпая в кружку кофе из пакетика. — Это вы про Конора, да?
Фиона вскинула голову, однако Ричи смотрел на нее с безобидным интересом.
— Он не ревновал так, как вам кажется. Просто… он тоже это заметил. И через пару дней после того, как я порвала с Конором, Пэт встретился со мной наедине и спросил, не в этом ли дело. Я не хотела ему говорить, но Пэт… с ним легко общаться, и я всегда ему обо всем рассказывала. Он был мне как старший брат. В общем, в конце концов я разоткровенничалась.
Ричи присвистнул:
— Когда я был пацаном, то разом бы вскипел, если б мой кореш положил глаз на мою девчонку. Я не сторонник насилия, но по морде он бы точно схлопотал.
— По-моему, Пэт думал об этом. Ну, то есть… — В ее глазах вспыхнула тревога. — Он тоже не любил насилие, но, как вы и сказали, он сильно разозлился. В тот день Пэт заглянул к нам домой, чтобы со мной поговорить, — Дженни не было, она ходила по магазинам, — и когда я ему обо всем рассказала, он просто взял и ушел, белый как мел. Я даже испугалась — нет, я понимала, что Конору он ничего не сделает, но… Я подумала, что если ребята тоже узнают, это разрушит нашу компанию и все будет ужасно. Я… — Она опустила голову и тихо сказала в свою кружку: — Я жалела, что растрепала обо всем как дура. И что вообще связалась с Конором.
— Вы в этом не виноваты, — сказал я. — Откуда вам было знать… Да?
Фиона пожала плечами:
— Наверное. Но можно было догадаться. Ну, типа, зачем ему я, когда рядом Дженни? — Она опустила голову еще ниже.
На секунду мне снова открылись отношения между сестрами — сложные, запутанные.
— Вероятно, это было довольно унизительно.
— Я это пережила. Хотя мне же было шестнадцать, а в таком возрасте все унизительно.
Она попыталась обратить свои переживания в шутку, но неудачно. Ричи улыбнулся ей, когда нагнулся за ее кружкой, но Фиона отдала ее, не глядя ему в глаза.
— Пэт не единственный, у кого были основания для злости, — сказал я. — А вы сами не злились — на Дженни, на Конора, на обоих сразу?
— Это было бы не в моем характере. Я просто решила, что сама во всем виновата. Нечего быть такой идиоткой.
— И Пэт не подрался с Конором?
— Не думаю. Ни на одном не было синяков — по крайней мере, я не заметила. Что именно между ними произошло, не знаю. Пэт позвонил на следующий день и сказал, чтобы я ни о чем не беспокоилась и вообще забыла про наш разговор. Я спросила его, что случилось, но он сказал только, что уладил эту проблему.
Иными словами, Пэт сохранил самообладание, аккуратно разобрался с неприятной ситуацией и свел драму к минимуму. В то же время Конор был унижен еще сильнее, чем Фиона, — ему убедительно объяснили, что Дженни ему не видать как своих ушей. Я наконец взглянул на Ричи, но тот возился с чайными пакетиками.
— И он действительно все уладил? — спросил я.
— Да. Абсолютно. Больше никто из нас эту тему не поднимал. Конор потом был со мной неимоверно мил, словно извинялся за то, что у нас не сложилось, хотя он всегда был ко мне добр, так что… И у меня создалось впечатление, что он старается держаться подальше от Дженни, но так, чтобы это было не слишком очевидно, — например, он никогда никуда не ходил с ней только вдвоем. Однако в целом все утряслось.
Фиона, склонив голову, снимала катышки с рукава своего кардигана. С ее лица еще не сошел румянец.
— А Дженни узнала? — спросил я.
— О том, что я порвала с Конором? Разумеется, как же это могло пройти мимо нее?
— Я имел в виду другое — о том, что он к ней неравнодушен.
Румянец на ее щеках стал еще гуще.
— Честно говоря, думаю, да. То есть, по-моему, она с самого начала догадывалась. Я ни о чем ей не говорила, и Конор ни за что бы не сказал, и Пэт тоже — он о ней очень заботился и не стал бы ее волновать. Но как-то вечером, через пару недель после разговора с Пэтом, Дженни зашла в мою комнату, в пижаме — мы уже собирались ложиться спать. Она стояла, перебирала мои заколки, цепляла их на пальцы и все такое. В конце концов я спрашиваю: «Ну?» А она говорит: «Мне жаль, что у вас с Конором ничего не вышло». Я такая: «Да все нормально, мне пофиг». Ну то есть уже несколько недель прошло, она сто раз мне это говорила, так что я не поняла, к чему она клонит. Но тут она говорит: «Нет, серьезно. Если это моя вина, если бы я могла что-то сделать по-другому… В общем, мне очень-очень жаль, вот и все». — Фиона сухо хмыкнула: — Боже, мы обе умирали от стыда. Я говорю: «Нет, ты не виновата, с чего ты взяла, будто в чем-то виновата, у меня все нормально, спокойной ночи…» Я просто хотела, чтобы она ушла. На секунду мне показалось, что Дженни собирается сказать что-то еще, так что я с головой зарылась в гардероб и стала расшвыривать кругом одежду, словно выбирала прикид на завтра. А когда я оглянулась, Дженни уже не было. Больше мы это не обсуждали, но после этого мне показалось, что она знает про Конора.
— И боится, что вы считаете, будто она с ним заигрывала, — сказал я. — Она была права?
— Такое мне и в голову никогда не приходило. — Я с сомнением приподнял бровь, и Фиона отвела взгляд. — Нет, то есть я думала об этом, но никогда не винила ее… Дженни любила флиртовать, ей нравилось внимание парней — естественно, ведь ей было восемнадцать. Вряд ли она поощряла Конора, но, по-моему, она знала, что он в нее влюблен, и ей это было приятно. Вот и все.
— Как вы думаете, она каким-то образом на это отреагировала?
Фиона вскинула голову и уставилась на меня:
— Каким, например? Сказала, чтобы он отвалил? Или, типа, сошлась с ним?
— Любым, — ровно ответил я.
— Она встречалась с Пэтом! У них все было серьезно, они любили друг друга. Дженни не какая-нибудь двуличная… Вы ведь говорите о моей сестре.
Я поднял руки:
— Ничуть не сомневаюсь, что они любили друг друга. Но если девочка-подросток начинает понимать, что ей предстоит провести всю жизнь с одним-единственным мужчиной, она может запаниковать и захотеть немного развеяться с кем-то другим, прежде чем остепениться. Это еще не значит, что она шлюха.
Фиона так резко трясла головой, что волосы мотались из стороны в сторону.
— Вы не понимаете. Дженни… Она все делает как надо. Даже если бы она не любила Пэта — а она была от него без ума, — то все равно ни за что бы ему не изменила. Никого бы даже не поцеловала.
Фиона говорила правду, но это не означало, что она права. Как только разум Конора сорвался со швартов, один давний поцелуй мог превратиться в миллион восхитительных возможностей, манящих, но недосягаемых.
— Ясно. А она не могла поговорить с Конором начистоту?
— Не думаю. Чего ради? Какой в этом толк? Всем только стало бы неловко, к тому же это могло испортить отношения между Пэтом и Конором. Дженни бы такого не захотела. Она не любительница драм.
— По-моему, к тому моменту отношения между Пэтом и Конором уже и так испортились, нет? — заметил Ричи, наливая в кружку кипяток. — Ведь даже если Пэт и не накостылял Конору, то он все равно не святой, а обычный человек, и вряд ли мог корешиться с ним как ни в чем не бывало.
— Почему? Конор же ничего не сделал. Они были лучшими друзьями и не допустили бы, чтобы этот случай все разрушил. А при чем тут?.. С чего бы?.. То есть это ведь случилось лет одиннадцать назад.
Фиона насторожилась. Ричи пожал плечами и бросил чайный пакетик в мусорную корзину.
— Я вот что хочу сказать: если они преодолели эту ситуацию, значит, были очень близки. У меня тоже есть старые друзья, но после такой фигни я бы их послал куда подальше.
— Они были близки. Мы все крепко дружили, но у Пэта с Конором были особые отношения. Наверное…
Ричи подал Фионе кружку, и она рассеянно помешала чай ложечкой, сосредоточиваясь, тщательно подбирая слова.
— Думаю, это из-за их отцов. Я вам говорила, что отец Конора ушел из семьи, а отец Пэта умер, когда тому было лет восемь… Это важно — тем более для парней. Есть что-то особенное в парнях, которые еще в детстве остаются единственными мужчинами в семье. В тех, на кого слишком рано ложится огромная ответственность. Это сразу видно.
Фиона подняла голову, наши взгляды встретились — и почему-то она слишком быстро отвела глаза.
— В общем, это их объединяло, — продолжала она. — Наверное, им обоим было очень важно, что рядом есть человек, который все понимает. Иногда они гуляли вместе, только вдвоем — ходили по пляжу или еще где. Я наблюдала за ними. Иногда они даже не разговаривали, просто шли в ногу, бок о бок, почти соприкасаясь плечами. И возвращались спокойные, умиротворенные. Они хорошо влияли друг на друга. Можно многое стерпеть, лишь бы не потерять такого товарища.
Внезапно я ощутил болезненную вспышку зависти. Я в старших классах был одиночкой. Такой друг мне бы точно не помешал.
— Согласен, — сказал Ричи. — Вы говорили, что вашу компанию разлучил колледж, но, по-моему, должно было случиться что-то посерьезнее.
— Верно, — неожиданно ответила Фиона. — Наверное, в детстве ты менее… определенный? А когда взрослеешь, то начинаешь решать, каким хочешь стать, — и это не всегда совпадает со взглядами твоих друзей.
— Понимаю. Мы вот со школьными друзьями по-прежнему встречаемся, но одни хотят обсуждать концерты и игровые приставки, а другие — цвет детских какашек. Частенько вообще не о чем говорить. — Ричи сел на стул, протянул мне кружку с кофе и щедро отхлебнул из своей. — А в вашей компании кто по какому пути пошел?