— Первыми отделились Мак и Иэн — они вроде как хотели быть светскими богачами. Мак работает на одного риелтора, а Иэн двинулся в банковскую сферу — даже не знаю, чем конкретно он занимается. Они начали ходить во все супермодные заведения вроде Café en Seine и «У Лилли». Когда мы собирались вместе, Иэн хвастался, сколько он заплатил за каждую свою шмотку, а Мак во весь голос рассказывал, как накануне вечером на него вешалась какая-нибудь девица — ни кожи ни рожи, но он, так и быть, снизошел и кинул ей палку… Они считали меня дурой, потому что я хотела заниматься фотографией, — особенно Мак. Он так прямо и говорил и вечно повторял, что я никогда не заработаю хороших бабок, что мне надо повзрослеть и купить себе нормальные шмотки, чтобы у меня появился хотя бы шанс заарканить мужчину, который сможет обо мне позаботиться. А потом компания отправила Иэна в Чикаго, а Мак в основном продавал квартиры в новостройках в Литриме[20], так что мы потеряли друг друга из виду. Я подумала…
Она перелистнула несколько страниц в альбоме, криво усмехнулась при виде снимка, на котором четверо парней вытягивали губы уточкой и гнули пальцы, изображая гангстеров.
— Во время бума куча народу вела себя точно так же. Не то чтобы Мак и Иэн из кожи вон лезли, чтобы превратиться в придурков, — нет, они просто делали то же, что и все. Я думала, они это перерастут. Сейчас общаться с ними неприятно, но в глубине души они по-прежнему хорошие. Людей, которых вы знали в детстве, тех, кто видел вашу самую дурацкую стрижку, был свидетелем ваших самых позорных выходок и все равно продолжал вас любить, никем не заменишь, понимаете? Мне всегда казалось, что в один прекрасный день наша дружба воскреснет, но теперь… Не знаю.
Улыбка исчезла.
— Конор не ходил с ними в «У Лилли»? — спросил я.
По лицу Фионы скользнула тень улыбки.
— О боже! Нет, конечно. Это не в его стиле.
— Он одиночка?
— Да нет. Понятно, он пойдет в паб и будет веселиться не меньше остальных, но только не в «У Лилли». Конор, он… довольно замороченный. Он терпеть не мог всякие модные выкрутасы, говорил, что следовать моде — значит позволять другим решать за тебя, а он уже взрослый и сам знает, что к чему. А еще он считал, что мериться кошельками — это идиотизм. Иэну с Маком он сказал, что они превращаются в безмозглых баранов. Им это не очень понравилось.
— Сердитый молодой человек, — заметил я.
Фиона покачала головой:
— Нет. Просто… я же говорю: они перестали совпадать друг с другом. Всех троих это расстраивало, и они вымещали раздражение друг на друге.
Если бы я продолжил расспрашивать про Конора, ее бы это насторожило.
— А Шона? С кем она перестала совпадать?
— Шона… — Фиона красноречиво пожала плечами. — Шона сейчас — это Мак или Иэн в юбке. Много искусственного загара, много лейблов, подружек с искусственным загаром и лейблами. И они стервозные — не время от времени, как все, а постоянно. Когда мы встречались, она вечно проезжалась то насчет стрижки Конора, то насчет моей одежды. Мак и Иэн смеялись — она всегда была остроумной, только раньше ее шутки не были такими ехидными. Потом, несколько лет назад, я послала ей эсэмэску — хотела узнать, пойдет ли она пить с нами пиво, как обычно. Ну и она ответила, что помолвлена — с ее парнем мы даже не были знакомы, знали только, что он навороченный, — и что она умрет со стыда, если жених увидит ее с такой, как я. «Так что ищи фотки с моей свадьбы в светской хронике, пока!» — Фиона снова пожала плечами. — Не уверена, что она это перерастет.
— А как насчет Пэта и Дженни? — спросил я. — Они тоже хотели стать крутыми?
Лицо Фионы исказилось от боли, но она быстро тряхнула головой и потянулась за кружкой.
— Вроде того. Они не Иэн с Маком, но да, им тоже нравилось ходить в модные места, носить модные вещи. Однако им важнее всего было пожениться, купить дом, завести детей.
— В прошлый раз вы упомянули, что вы с Дженни созванивались каждый день, но давно уже не виделись. С ней вы тоже разошлись. Почему? Семейные разговоры Дженни и Пэта не совпадали с вашими интересами?
Она поежилась.
— Звучит ужасно, но да, наверное, так и было. Чем дальше они двигались по своему пути, тем сильнее отдалялись от нас. Когда родилась Эмма, они только и говорили, что про режим дня да про выбор школы, — а все остальные про это понятия не имели.
— Прямо как мои приятели, — кивнул Ричи. — Детские какашки и занавески.
— Ну да. Поначалу они могли вызвать няню и выпить с нами по паре кружек, но с тех пор, как переехали в Брайанстаун… Сомневаюсь, что им вообще хотелось выбираться в город. Они вовсю строили семью и больше не хотели нажираться в пабах и заваливаться домой в три часа ночи. Они постоянно звали нас в гости, но ехать далеко, а работают все допоздна…
— Поэтому никто к ним не приезжал. Знакомая история. Не помните, когда они приглашали вас в последний раз?
— Несколько месяцев назад, в мае или в июне. Я столько раз отказывалась, что Дженни в конце концов вроде как устала меня приглашать. — Фиона стиснула кружку. — Надо было постараться и бывать у них почаще.
Ричи покачал головой:
— С чего бы? У вас своя жизнь, у них своя, и все счастливы. Они ведь были счастливы, да?
— Ну да. Вернее, в последние несколько месяцев они беспокоились из-за денег, но знали, что в конце концов все наладится. Дженни пару раз говорила мне, что не собирается истерить попусту, потому что все так или иначе образуется.
— И вы верили, что так и будет?
— Да, честно. Дженни из тех, у кого всегда все складывается хорошо. Знаете, некоторые люди просто умеют жить и, даже не задумываясь, все делают правильно. Вот и Дженни такая.
На секунду я увидел собственную сестру Джери: она у себя в кухне, где всегда аппетитно пахнет; она проверяет домашнюю работу Колма, смеется над шуткой Фила, приглядывает за тем, как Андреа гоняет мяч. А потом перед глазами появилась Дина — всклокоченная, с длиннющими ногтями; она дралась со мной, сама не зная почему. Я с трудом удержался, чтобы не посмотреть на часы.
— Понимаю. Я бы ей позавидовал, а вы?
Фиона задумалась, наматывая на палец прядь волос.
— Раньше — возможно. Скорее всего. Знаете, ведь большинство подростков понятия не имеет, как распорядиться своей жизнью. А Дженни и Пэт всегда знали, что делали. Наверное, отчасти поэтому я и сошлась с Конором — надеялась, что если буду подражать Дженни, то смогу стать такой, как она. Уверенной. Мне бы это понравилось. — Она размотала локон и внимательно его изучила, поворачивая так, чтобы свет играл на волосах. Ногти у нее были обгрызены до мяса. — Но когда мы выросли… нет, я не хотела бы жить ее жизнью: работать в пиаре, рано выйти замуж, сразу завести детей. Правда, иногда я жалела о том, что мне всего этого не хочется. Тогда моя жизнь была бы гораздо проще. Понимаете?
— Абсолютно, — ответил я, хотя на самом деле ее слова звучали сродни подростковому нытью: «Я бы и рад жить как все, но я для этого слишком особенный». Однако я оставил раздражение при себе. — А как же дизайнерские наряды? Отпуск на дорогом курорте? Вас ведь не могло не задевать, что у Дженни все это есть, а вы снимаете комнату и считаете гроши.
Она покачала головой:
— В дизайнерской одежде я выглядела бы нелепо. Я не гонюсь за деньгами.
— Да ладно вам, мисс Рафферти. Денег хотят все, тут нечего стыдиться.
— Разумеется, я не хочу быть нищей, но в моем мире деньги не главное. На самом деле я просто хочу стать хорошим фотографом — настолько хорошим, чтобы мне не пришлось объяснять вам про Пэта и Дженни или про Пэта и Конора: я бы показала вам снимки, и вы бы сами все поняли. И если для этого надо несколько лет поработать у Пьера за гроши, ладно. Я живу в хорошей квартире, машина на ходу, на развлечения по выходным мне хватает. Зачем мне больше денег?
— Но остальные из вашей компании считали иначе, — вставил Ричи.
— Конор меня поддерживал. Ему тоже наплевать на деньги. Он занимается интернет-дизайном и всерьез им увлекается — говорит, через сто лет это будет одна из величайших форм искусства, — и если проект ему интересен, он готов работать хоть бесплатно. Но остальные… нет. Они так и не поняли. Им казалось — да и Дженни, наверное, тоже, — что это наивное ребячество, что рано или поздно я образумлюсь.
— Должно быть, вас злило, что ваши старые друзья и даже ваша сестра ни во что не ставят ваши мечты, — заметил я.
Фиона выдохнула и запустила руки в волосы, пытаясь найти правильные слова.
— Да нет, не очень. И у меня полно друзей, которые меня понимают. А старая компания… да, мне жаль, что мы не на одной волне, но я их не виню. Газеты, журналы, телевидение — все вдалбливали нам, что если ты хочешь жить спокойно и заниматься любимым делом, значит, ты кретин или маргинал. Нужно было думать только о том, как разбогатеть и купить недвижимость. Я не могла злиться на остальных, ведь они просто вели себя как принято. — Она погладила альбом. — Поэтому мы и разошлись. Разница в возрасте тут ни при чем. Пэт и Дженни, Иэн, Мак и Шона — все они делали то, что положено, но каждый по-своему, поэтому они тоже отдалились друг от друга. Но все они хотели того, чего положено хотеть. Мы с Конором хотели другого, и остальные не могли нас понять, а мы — их. Так все и кончилось.
Она пролистала страницы обратно к снимку, где все семеро сидят на стене. В ее голосе не было никакой злобы, только печаль — и недоумение, до чего странной и непреклонной бывает жизнь.
— Однако Пэт с Конором, судя по всему, продолжали дружить? — спросил я. — Ведь Пэт предложил ему стать крестным отцом Эммы. Или так захотела Дженни?
— Захотел Пэт. Говорю же, они были лучшими друзьями. На их свадьбе Конор был шафером. Они близко общались.
Вплоть до тех пор, пока что-то не изменилось.
— Он был хорошим крестным?
— Да, прекрасным. — Фиона улыбнулась, глядя на угловатого парнишку на фотографии. При мысли, что я должен буду сообщить ей про Конора, меня внутренне передернуло. — Мы с ним водили детей в зоопарк, и он рассказывал Эмме истории про невероятные приключения, в которые пускаются животные, когда зоопарк закрывается на ночь… А однажды Эмма потеряла плюшевого мишку — того самого, которого брала с собой в постель. Она была безутешна. Конор сказал ей, что мишка выиграл кругосветное путешествие, и стал присылать ей открытки с видами из Суринама, с Маврикия, с Аляски. Даже не знаю, где он их брал, — наверное, заказывал в интернете. Он вырезал фотографии похожих мишек, приклеивал их на открытки и писал Эмме от имени медведя: «Сегодня катался на лыжах вот с этой горы, потом пил горячий шоколад. Крепко тебя обнимаю. С любовью, Бенджи». Конор посылал ей открытки каждый день, пока она не влюбилась в новую куклу и не перестала расстраиваться из-за медве