Губы ребенка посинели.
— Удушение? — спросил Ричи, стараясь справиться с голосом.
— Придется подождать вскрытия, но похоже на то, — ответил я. — Если причина смерти подтвердится, можно будет предположить, что это сделали родители. Они часто предпочитают нежные способы — если, конечно, такое слово вообще здесь уместно.
Я по-прежнему не смотрел на Ричи, но чувствовал, что он еле сдерживается, чтобы не поморщиться.
— Идем искать дочь, — сказал я.
В соседней комнате тоже ни дыр в стенах, ни следов борьбы. Когда полицейский отчаялся вернуть Эмму Спейн к жизни, он снова накрыл ее розовым одеялом — ведь она девочка. Эмма такая же курносая, как брат, но кудри у нее песочно-рыжие, а все лицо в веснушках, выделяющихся на фоне голубоватой кожи. Рот приоткрыт, и виден зазор на месте переднего зуба. Она была старшим ребенком в семье — лет шести-семи. Комната принцессы — розовая, в рюшах и оборках; на кровати гора подушек с вышитыми большеглазыми котятками и щенятами. Выхваченные фонариком из темноты, рядом с маленьким пустым лицом девочки они походили на падальщиков.
Я не смотрел на Ричи, пока мы не вернулись на лестничную площадку.
— Заметил в обеих комнатах что-нибудь необычное?
Даже в полумраке он выглядел словно жертва тяжелого пищевого отравления. Ричи пришлось дважды сглотнуть, прежде чем он смог сказать:
— Крови нет.
— В точку.
Я толкнул дверь ванной фонариком. Полотенца сочетающихся цветов, пластиковые игрушки для ванны, шампуни и гели для душа, сверкающая белая сантехника. Если здесь кто-то мылся, то чрезвычайно аккуратно.
— Попросим криминалистов опрыскать пол люминолом, поискать следы, но если мы ничего не упускаем, то либо убийц было несколько, либо убийца сначала разделался с детьми. Нельзя прийти сюда после той кровавой резни, — я кивнул вниз, в сторону кухни, — и ничего не заляпать кровью.
— Это дело рук кого-то из своих, да? — спросил Ричи.
— Почему?
— Если я псих и хочу перебить всю семью, то с детей начинать не стану. Вдруг родители услышат и заглянут их проведать, когда я занят делом? Я и ахнуть не успею, как мамочка с папочкой отметелят меня будь здоров. Не-е, я подожду, пока все уснут, а потом перво-наперво расправлюсь с самыми опасными целями. Отсюда я начну только в одном случае, — Ричи дернул уголком рта, но удержал себя в руках, — если знаю, что мне не помешают. Значит, убийца — один из родителей.
— Верно. Версия далеко не окончательная, однако на первый взгляд выглядит все именно так. Заметил, что еще указывает на них?
Он покачал головой.
— Входная дверь. Там два замка, «чабб» и «йель», и, пока полицейские ее не вышибли, она была закрыта на оба. Дверь не просто затворили за собой, а заперли на два ключа. Кроме того, я не заметил ни одного открытого или разбитого окна. Если кто-то влез в дом — или Спейны сами его впустили, — то как он выбрался наружу? Опять же версия не окончательная: окно могло быть незаперто, ключи могли украсть, у кого-то из друзей или знакомых мог быть запасной комплект — и все это нужно проверить. Однако факт весьма показательный. С другой стороны… — Я указал фонариком: над самым плинтусом на лестничной площадке виднелась еще одна дыра размером с книгу карманного формата. — Откуда в стенах такие повреждения?
— В ходе борьбы. После… — Рот Ричи снова дернулся. — После смерти детей, иначе они бы проснулись. Сдается мне, кто-то отчаянно отбивался.
— Может, и отбивался, но дыры в стенах появились не вчера вечером. Прочисти голову и посмотри еще раз. Объяснишь, почему это так?
Постепенно зеленая бледность на лице Ричи уступила место выражению глубокой сосредоточенности, которое я уже видел в машине.
— Вокруг дыр нет крови, а на полу — кусков штукатурки, — сказал он чуть погодя. — Даже пыли нет. Кто-то прибрался.
— Правильно. Возможно, убийца или убийцы — по своим причинам — задержались и хорошенько все пропылесосили. Но доказательств у нас пока нет, поэтому самое вероятное объяснение: дыры были проделаны по крайней мере пару дней назад, а может, и гораздо раньше. Есть идеи, откуда они взялись?
Теперь, когда Ричи приступил к работе, он выглядел лучше.
— Строительные проблемы? Сырость, осадка… А может, кто-то чинил неисправную проводку… В гостиной сырость — видели состояние пола и пятно на стене? Вдобавок по всему дому трещины — не удивлюсь, если проводка тоже накрылась. Весь поселок — настоящая свалка.
— Может быть. Позовем строительного инспектора, пусть посмотрит. Но, если честно, только очень хреновый электрик оставил бы дом в таком состоянии. Другие объяснения в голову не приходят?
Ричи втянул воздух сквозь зубы и задумчиво посмотрел на дыру в стене.
— Если навскидку, — сказал он, — то, кажется, здесь что-то искали.
— Согласен. Иной раз прячут оружие или драгоценности, но обычно это старая добрая наркота или наличка. Попросим криминалистов поискать следы наркотиков.
— А дети? — возразил Ричи, дернув подбородком в сторону комнаты Эммы. — Родители хранили что-то, из-за чего их могли убить? Хотя в доме дети?
— Мне казалось, Спейны возглавляют твой список подозреваемых.
— Это другое. Если человек рехнулся, он каких только дикостей не натворит. Такое с каждым может случиться. Но кило герыча за обоями, где его могут найти дети, — такого просто не бывает.
Снизу раздался скрип, и мы оба резко обернулись, но это просто входная дверь раскачивалась на ветру.
— Да ладно тебе, сынок, — сказал я. — Я такое сотни раз видел, да и ты сам наверняка тоже.
— Не в таких семьях.
Я поднял брови:
— Не думал, что ты сноб.
— Не, я не про сословия. Смотрите — дом ведь в порядке, понимаете? Везде чисто, даже за сортиром, все подобрано в тон, даже специи на полочке не просрочены. Эта семья старалась жить как надо. А мутные делишки… Это на них не похоже.
— Прямо сейчас — нет, но не забывай: мы ни хрена не знаем об этих людях, кроме того, что они убирали в доме, по крайней мере иногда, и что их убили. Уж поверь, второе гораздо важнее. Пылесосить может каждый, но убивают не всех.
Ричи, благослови Господь его невинное сердечко, устремил на меня взгляд, полный скепсиса и праведного возмущения.
— Многие жертвы убийств никогда в жизни не делали ничего опасного.
— Некоторые — да, но многие? Ричи, друг мой, открою тебе грязную тайну твоей новой работы. Ты не слышал о ней ни в интервью, ни в документалках, потому что мы держим ее при себе: большинство жертв получили по заслугам.
Ричи открыл рот.
— Конечно, к детям это не относится, — добавил я. — Детей мы сейчас не обсуждаем, но взрослые… Если толкаешь дурь на территории, принадлежащей другому отморозку, если выходишь замуж за прекрасного принца после того, как из-за него четыре раза валялась в реанимации, если пыряешь ножом парня, потому что его брат зарезал твоего друга за то, что тот зарезал его кузена, то, извини за неполиткорректность, ты просто нарываешься. Знаю, приятель, в полицейском колледже такому не учат, но в реальном мире убийство на удивление редко вторгается в жизнь людей. В девяноста девяти случаях из ста они сами открывают дверь и приглашают его войти.
Ричи переступил с ноги на ногу. Гуляющий по лестнице сквозняк холодил щиколотки, гремел дверной ручкой комнаты Эммы.
— Не понимаю, как кто-то мог на такое напроситься, — сказал Ричи.
— Я тоже — по крайней мере, пока. Но если Спейны жили, как Уолтоны[2], то кто проломил им стены? И почему они не вызвали ремонтников? Может, не хотели, чтобы кто-то узнал, чем один из них — или оба — тут занимаются?
Ричи пожал плечами.
— Ты прав — возможно, это тот самый единственный случай из сотни, — сказал я. — Не будем делать поспешных выводов. Если Спейны ни в чем не замешаны, нам тем более нельзя ошибиться.
Спальня Патрика и Дженнифер, как и остальные комнаты, была идеальна — как с картинки. Оформлена под старину — в розовых цветочках, кремовом и золоте. Ни крови, ни следов борьбы, ни пылинки. Над кроватью, на стыке стены и потолка, небольшая дыра.
Две вещи бросались в глаза. Во-первых, одеяло и простыни были смяты и откинуты, словно кто-то только что вскочил с постели. Судя по остальным комнатам, в этом доме не оставляли кровати незастеленными. Когда все началось, один из них точно спал.
Во-вторых, прикроватные столики. На каждом маленький светильник с кремовым абажуром, украшенным кисточками, оба светильника выключены. На дальнем столике — пара баночек, крем для лица или что-то подобное, розовый мобильный телефон и книга в розовой обложке с напечатанным завитушчатыми буквами названием. Ближний столик завален гаджетами: два белых устройства, похожих на рации, два серебристых мобильника — оба поставлены на док-станции — и еще три незанятые зарядки, тоже серебристые. Насчет раций я был не уверен, но пять мобильников бывает только у крутых брокеров и у наркодилеров, а этот дом не похож на жилище брокера. На секунду я подумал, что кусочки головоломки начинают складываться воедино. И тут:
— Иисусе! — Ричи вскинул брови. — Немного чересчур, да?
— В смысле?
— Радионяни. — Он кивнул на столик Патрика.
— Это радионяни?
— Ага. У моей сестры дети. Белые транслируют звук, а те, что похожи на телефоны, — это видео, чтобы смотреть, как дети спят.
— Прямо как в «Большом брате». — Я провел по гаджетам лучом фонарика: экраны белых слабо светятся, серебристые отключены. — А сколько их обычно? По одной на ребенка?
— Не знаю про обычно, но у моей сестры трое детей и всего одно устройство, в комнате младенца. Она его включает, когда малыш спит. Когда девочки были маленькие, у нее была только аудионяня — типа этих раций, — но малец родился недоношенным, так что она купила видеоняню, чтобы за ним присматривать.
— Ну, значит, Спейны были не в меру заботливы, раз поставили по радионяне в каждой комнате. — И я должен был их заметить. Это