Значит, под конец Конор проводил в своем логове практически круглые сутки. Я перестал играть с пакетиком и встал у него за спиной.
— Дженни… Я увидел ее на кухне — она ждала, когда вскипит чайник. Она оперлась о стол, словно у нее не было сил стоять. Смотрела в никуда. Джек тянул ее за штанину, хотел ей что-то показать, а она даже не замечала. Дженни выглядела лет на сорок, если не старше. Казалась потерянной. Я готов был спрыгнуть из окна и перемахнуть через стену, чтобы ее обнять.
— И ты решил, — произнес я ничего не выражающим голосом, — что в этот сложный для нее момент ей позарез необходимо узнать, что за ней кто-то следит.
— Я просто пытался помочь. Я бы зашел к ней, позвонил или написал, но Дженни… — Он тяжело покачал головой. — Когда дела идут не очень, она не любит говорить об этом. Она не стала бы со мной болтать, ведь Пэт… Вот я и подумал: дам ей знать, что я рядом. Съездил домой и нашел значок. Может, я поступил неправильно. Но в то время мне показалось, что это хорошая мысль.
— В какое именно время?
— Что?
— Когда ты оставил значок в доме Спейнов?
Конор набрал воздуху, чтобы ответить, но что-то его остановило; я увидел, как напряглись его плечи.
— Не помню.
— Даже не пытайся, приятель. Это уже не смешно. Когда ты оставил значок?
— В воскресенье, — сказал Конор, помолчав.
Мы с Ричи переглянулись через его голову.
— В прошлое воскресенье.
— Да.
— В котором часу?
— Часов в пять утра.
— Притом что все Спейны дома, спят в нескольких ярдах от тебя. Да уж, приятель, в смелости тебе не откажешь.
— Я просто вошел через черный ход, положил значок на кухонную стойку и ушел. Дождался, пока Пэт пойдет спать, — в ту ночь он не остался внизу. Делов-то.
— А как же сигнализация?
— Я знаю код. Видел, как Пэт его набирал.
Сюрприз, сюрприз.
— И все-таки это было рискованно. Похоже, тебе страшно хотелось это сделать, так?
— Мне хотелось, чтобы у нее был этот значок.
— Ну разумеется. И двадцать четыре часа спустя Дженни при смерти, ее муж и дети убиты. Даже не пытайся уверять, будто это совпадение.
— Я не пытаюсь вас ни в чем уверять.
— Так что же произошло? Она не обрадовалась твоему подарочку? Не проявила достаточной благодарности? Просто кинула значок в ящик, вместо того чтобы надеть?
— Дженни положила его в карман. Что она с ним сделала потом — не знаю, мне все равно. Я просто хотел, чтобы он был у нее.
Я опустил руки на спинку стула Конора.
— В тебе столько дерьма, что мне хочется сунуть твою голову в унитаз, — процедил я ему прямо в ухо. — Ты прекрасно знаешь, что Дженни подумала про значок. Ты знал, что он ее не напугает, потому что сам вложил его ей в руку. Вот вы, значит, как все устроили? Ночью, пока Пэт спал, она тайком спускалась в кухню и вы с ней трахались на детском кресле-мешке?
Он резко развернулся ко мне — его глаза были похожи на осколки льда. На сей раз он не отстранился, и мы едва не соприкоснулись носами.
— Меня от вас тошнит. Если вы так думаете, если вы действительно так думаете, значит, у вас не в порядке с головой.
Ему не было страшно. Для меня это стало почти шоком — за годы службы привыкаешь, что тебя боятся и преступники, и невиновные. Признаём мы это или нет, однако всем нам, полицейским, это нравится. У Конора больше не осталось причин меня бояться.
— Ладно, значит, не на кресле-мешке. У тебя в логове? Что мы найдем, когда снимем пробы с твоего спальника?
— Валяйте. Она ни разу там не была.
— Тогда где, Конор? На пляже? В кровати Пэта? Где вы с Дженни сношались?
Он сжал в кулаках складки джинсов, чтобы не ударить меня. Однако его терпение было на исходе, и я дождаться не мог, когда же оно лопнет наконец.
— Я бы ни за что к ней не прикоснулся, а она — ко мне. Никогда. Неужели вы настолько тупой, что не понимаете этого?
Я рассмеялся ему в лицо:
— Ну разумеется, прикоснулся бы. Ах, несчастная одинокая крошка Дженни! Бедняжка вынуждена торчать в этом гадком поселке. Ей просто нужно было знать, что она кому-то небезразлична. Ты ведь так сказал, да? Ты мечтал стать ее утешителем, верно? Вся эта брехня про то, что ей та-а-ак одиноко, всего лишь удобная отмазка, чтобы ты мог трахать ее, не чувствуя себя виноватым перед Пэтом. Когда это началось?
— Никогда. Если бы вы так поступили, это ваши проблемы. Если у вас никогда не было настоящих друзей, если вы никогда не любили, это ваши проблемы.
— Ей-богу, ты настоящий друг. Тот зверь, который сводил Пэта с ума, — это же твои фокусы.
Снова этот изумленный ледяной взгляд:
— Что вы…
— Как ты это сделал? Звуки меня не интересуют — рано или поздно мы выясним, где ты купил аудиосистему, — но мне любопытно узнать, как ты снял мясо с беличьих костей. Ножом? Кипятком? Зубами?
— Я понятия не имею, о чем вы.
— Хорошо. С белками разберутся у нас в лаборатории. Но вот что мне действительно хотелось бы узнать: затея с животным — твоя личная заслуга? Или Дженни была с тобой заодно?
Конор резко вскочил, опрокинув стул, однако далеко не ушел — я схватил его и прижал к стене еще прежде, чем успел осознать, что делаю.
— Не смей уходить, черт побери. Я с тобой разговариваю, сынок. А когда я разговариваю, ты слушаешь.
Его лицо застыло, превратилось в маску из твердого дерева. Сощурив глаза, он смотрел мимо меня, в пустоту.
— Она тебе помогала, да? Вы с ней в твоем маленьком логове смеялись над Пэтом — этим идиотом, простаком, который ведется на все ваши уловки?
— Дженни ничего не делала.
— Все шло так хорошо, верно? Пэт день ото дня все больше сходит с ума, Дженни все больше к тебе льнет. А потом произошло вот что. — Я помахал пакетом со значком у него перед носом и едва удержался, чтобы не вдавить его ему в лицо. — Оказалось, что это огромная ошибка, так? Ты думал, что это милый романтичный жест, а в результате Дженни заела совесть. Как ты и говорил, тем летом она была счастлива. Счастлива вместе с Пэтом. А ты взял и напомнил ей об этом. Внезапно она устыдилась, что наставляет ему рога, и решила это прекратить.
— Она не наставляла…
— Как она с тобой порвала? Оставила записку в твоем логове? Даже не удосужилась сказать тебе об этом лично?
— Между нами ничего не было. Она даже не знала, что я…
Я отшвырнул пакетик и впечатал ладони в стену по обе стороны от головы Конора. Я почти срывался на крик, но мне было плевать.
— Тогда ты и решил, что убьешь их всех? Или собирался расправиться только с Дженни, а потом подумал — какого черта, почему бы не перебить всю семейку? Или ты с самого начала так и запланировал: Пэт с детьми мертвы, Дженни жива — но в аду?
Ничего. Я ударил руками по стене, но Конор даже не вздрогнул.
— Все это, Конор, все это только из-за того, что ты завидовал жизни Пэта, вместо того чтобы обзавестись своей. Оно того стоило? Неужели эта женщина действительно так хороша в койке?
— Я никогда…
— Заткни пасть. Я знаю, что ты ее трахал. Знаю. Это факт. Другого объяснения этого проклятого кошмара не существует.
— Отойдите от меня.
— А ты меня заставь. Давай, Конор, ударь меня. Оттолкни. Всего один удар! — Я кричал прямо ему в лицо. Мои ладони били по стене снова и снова, и дрожь отдавалась в костях, но боли я не чувствовал. Раньше я никогда не делал ничего подобного и теперь не мог понять почему — это был невероятный кайф, чистая дикая радость. — Ты был крутым, когда трахал жену лучшего друга, ты был крутым, когда душил трехлетнего ребенка, — где же этот крутой парень сейчас, когда перед тобой противник под стать? Давай, крутой парень, покажи, на что ты способен…
Конор, не дрогнув ни единым мускулом, продолжал неотрывно смотреть куда-то за мое плечо. Нас разделяло всего несколько дюймов, а может, и меньше. Я знал, что камера ничего не засечет, — всего один тычок в живот, один удар коленом… В случае чего Ричи будет свидетельствовать в мою пользу…
— Давай же, сволочь, ублюдок, ударь меня, умоляю, дай мне повод…
Что-то теплое и твердое на моем плече; оно удерживало меня, не давало оторваться от земли. Я едва не сбросил эту тяжесть, но вовремя понял, что это ладонь Ричи.
— Детектив Кеннеди, — мягко сказал Ричи мне на ухо, — парень однозначно утверждает, что между ним и Дженни ничего не было. Мне этого достаточно, а вам?
Я уставился на него разинув рот, не зная — то ли ударить его, то ли ухватиться за него, словно утопающий.
— Я бы с удовольствием поболтал с Конором. Вы не против? — спросил Ричи как ни в чем не бывало.
Ко мне еще не вернулся дар речи. Кивнув, я отступил в сторону. На ладонях остались отпечатки от неровностей стены.
Ричи отодвинул два стула от стола и поставил друг напротив друга.
— Садись, — сказал он, кивнув Конору на один из них.
Конор не шевельнулся. Его лицо оставалось все таким же неподвижным. Я даже не был уверен, слышал он Ричи или нет.
— Давай. Я не буду выспрашивать тебя про мотив, и я не считаю, что вы с Дженни кувыркались. Клянусь богом. Я просто хочу прояснить пару мелочей — лично для себя. Идет?
Секунду спустя Конор тяжело осел на стул, словно у него внезапно отнялись ноги. Я понял, что все-таки раскачал его, он вот-вот готов был сломаться. Еще чуть-чуть, и он бы завыл, ударил меня — теперь я никогда уже не узнаю, что он мог сделать. Возможно, я был на волосок от того, чтобы выяснить правду.
Мне хотелось зарычать, отшвырнуть Ричи и вцепиться Конору в горло. Но вместо этого я стоял, опустив руки и беспомощно вытаращившись на них. Потом заметил в углу смятый пакет для вещдоков и нагнулся его поднять. К горлу подкатила изжога, горячая и едкая.
— Ты в порядке? — спросил Ричи у Конора.
Конор поставил локти на колени и крепко сжал кулаки.
— Все нормально.
— Хочешь чашку чаю? Кофе? Воды?
— Нет, не надо.
— Хорошо, — миролюбиво сказал Ричи, удобно усаживаясь на другой стул. — Я просто хочу убедиться, что правильно все уяснил. Идет?