Дешевая куртчонка Ричи не рассчитана на сельские холода, он прыгал на месте, сунув ладони под мышки, и пытался делать вид, что не замерз.
— Собирался отправить ее домой? — вполголоса спросил я.
Ричи дернул головой от неожиданности.
— Ну да, — настороженно ответил он. — Я подумал…
— Не думай. Только не об этом. Отпускать свидетеля или нет, решаю я, а не ты, понял?
— Мне показалось, что она вот-вот сорвется.
— И что? Это не значит, что можно ее отпускать, детектив Курран. Это значит, что она должна собраться. Ты чуть не запорол допрос важного свидетеля.
— Как раз этого я и старался избежать. Лучше подождать несколько часов, чем расстроить ее настолько, что она не станет говорить с нами до завтра.
— Нет, так не пойдет. Если нужно, чтобы свидетельница заговорила, найди способ ее разговорить, и точка. Нельзя отправлять ее домой, чтобы она попила чаю с печеньем и вернулась когда ей будет угодно.
— Я посчитал, что должен дать ей выбор. Она только что потеряла…
— А я что, наручники на нее надел? Дай девушке выбор, ради бога, но сделай так, чтобы она выбрала то, что нужно тебе. Правило номер три, четыре, пять и еще десяток: на этой работе нельзя плыть по течению — его нужно направлять. Я ясно выразился?
— Да. Прошу прощения, детектив-сержант. Сэр, — сказал Ричи после паузы.
Скорее всего, в тот момент он меня ненавидел, но с этим я готов был смириться. Мне плевать, если новички используют мои фотографии в качестве мишеней для дартса, лишь бы не навредили делу или своей карьере.
— Это больше не повторится?
— Нет. То есть да, вы правы. Не повторится.
— Хорошо. Тогда приступим к допросу.
Ричи спрятал подбородок в воротник куртки и с сомнением посмотрел на Фиону Рафферти. Девушка совсем сникла — голова опустилась почти до колен, в пальцах повисла забытая сигарета. Издали она казалась красной тряпкой, которую смяли и за ненадобностью выбросили в мусор.
— Думаете, она выдержит?
— Без понятия. Это не наша проблема, лишь бы отложила нервный срыв до конца допроса. Идем.
Я не оглядываясь двинулся по дороге и секунду спустя услышал хруст гравия — Ричи спешил следом.
Фиона немного собралась: время от времени по ее телу все еще пробегала дрожь, но руки уже не тряслись, и тушь с лица она стерла, пусть и полой рубашки. Я отвел ее в один из недостроенных домов — подальше от резкого ветра и Ларри с его ребятами, — усадил на штабель шлакоблоков и дал еще одну сигарету. Я не курю и никогда не курил, но всегда держу в портфеле пачку: лучший способ поладить с курильщиком, как и с любым другим наркоманом, — дать ему взятку в его собственной валюте. Я сел рядом с Фионой, а Ричи — на подоконник, за моим плечом, чтобы наглядно учиться ведению допроса и делать записи, не привлекая к себе внимания. Условия не идеальные, но мне случалось работать и в худших.
— Может, вам нужно еще что-нибудь? — спросил я, давая ей прикурить. — Свитер? Глоток воды?
Фиона уставилась на сигарету — крутила ее в пальцах и делала быстрые неглубокие затяжки. Все ее мышцы были напряжены — к концу дня она почувствует себя так, словно пробежала марафон.
— Ничего не надо. Можем просто закончить с этим поскорее? Пожалуйста!
— Без проблем, мисс Рафферти. Мы понимаем. Для начала расскажите мне о Дженнифер.
— Дженни. Имя «Дженнифер» ей не нравилось, она считала его каким-то чопорным… Ее всегда звали Дженни — с самого детства.
— Кто из вас старше?
— Она. Мне двадцать семь, ей двадцать девять.
Я думал, что Фиона еще моложе, отчасти из-за комплекции — невысокая, худенькая, с острыми, мелкими, неправильными чертами лица, — но отчасти и из-за этакой студенческой неряшливости в одежде. В дни моей молодости девушки одевались так и после окончания колледжа, но сейчас, как правило, наряжаются помоднее. Судя по дому Спейнов, Дженни наверняка побольше заботилась о своей внешности.
— Кто она по профессии?
— Пиарщица… то есть была пиарщицей, но после рождения Джека сидит дома с детьми.
— Разумно. По работе не скучает?
Фиона попыталась покачать головой, но была настолько зажата, что дернулась, словно в судороге.
— Вряд ли. Дженни нравилась работа, но она не особенно амбициозна. Она знала, что не сможет вернуться, если они заведут второго ребенка — пришлось бы оплачивать садик обоим детям, и от ее зарплаты оставалось бы евро двадцать в неделю, — но они все равно решили завести Джека.
— Проблемы на работе? Может, она с кем-то не ладила?
— Нет. Лично мне казалось, что девушки в той компании настоящие стервы — вечно ехидничали, если кто-то пару дней не обновлял искусственный загар, а когда Дженни забеременела, называли ее «Титаник» и советовали сесть на диету. Но Дженни не принимала это близко к сердцу… Она не любит разборок, понимаете? Скорее отмолчится. Она всегда считает… — Фиона с шипением втянула воздух сквозь зубы, словно от физической боли. — Она всегда считает, что в конце концов все будет хорошо.
— А как насчет Патрика? Он ладит с людьми?
Подгоняй их, заставляй прыгать с одной темы на другую, не давай им времени посмотреть вниз. Если они упадут, то могут уже не подняться.
Она резко повернулась ко мне, распахнув опухшие серо-голубые глаза.
— Пэт… Господи, вы же не думаете, что это он! Пэт никогда, никогда…
— Знаю. Скажите…
— Откуда вы знаете?
— Мисс Рафферти, — я подпустил суровости в голос, — вы хотите нам помочь?
— Конечно, я…
— Хорошо. Тогда сосредоточьтесь. Чем скорее вы ответите на наши вопросы, тем скорее мы сможем ответить на ваши. Договорились?
Фиона дико озиралась, словно ожидая, что вот-вот проснется и эта комната исчезнет. Нас окружали неровно сложенные голые стены из бетонных блоков; к одной из них, будто опоры, были приставлены две деревянные балки. Стопка перил «под дуб», покрытая толстым слоем пыли; на полу — расплющенные пластиковые стаканчики, в углу — грязная, скомканная синяя фуфайка. Мы словно очутились на раскопках, где время замерло в момент, когда археологи побросали все и разбежались, спасаясь от стихийного бедствия или захватчиков. Сейчас Фиона ничего не замечала, но эта картинка отпечатается в ее памяти до конца жизни. Вот одна из подачек, которые убийство бросает родственникам: вы можете забыть и лицо погибшего, и последние слова, которые он вам сказал, но до мельчайших подробностей запомните место, где находились, когда в вашу жизнь ворвался этот кошмар.
— Мисс Рафферти, — сказал я. — Мы не можем позволить себе терять время.
— Да. Я в порядке. — Она затушила сигарету о шлакоблок и уставилась на окурок так, словно он появился в ее руке из ниоткуда.
— Вот, — тихо сказал Ричи, наклонившись и протянув ей пластиковый стаканчик.
Резко кивнув, Фиона бросила сигарету в стаканчик и сжала его в ладонях.
— Итак, что вы можете сказать о Патрике? — спросил я.
— Он чудесный. — Покрасневшие глаза глянули на меня с вызовом. Даже в таком подавленном состоянии строптивости ей было не занимать. — Мы все из Монкстауна[3], с детства гуляли в одной компании и знакомы целую вечность. Пэт и Дженни вместе с шестнадцати лет.
— Какие у них были отношения?
— Они были без ума друг от друга. У остальных романы редко длились больше нескольких недель, но Пэт и Дженни… — Фиона глубоко вздохнула и, задрав голову, уставилась на серое небо, проглядывавшее за пустым лестничным пролетом и кое-как торчащими балками. — Они сразу поняли, что нашли друг друга, даже стали казаться нам как-то взрослее. Остальные просто играли, дурачились, понимаете? А у Пэта и Дженни было все серьезно. Любовь.
Пожалуй, на моей памяти это «серьезно» погубило больше людей, чем любые другие причины и поводы.
— Когда они обручились?
— В девятнадцать лет. В День святого Валентина.
— Довольно рано по нынешним меркам. Как отреагировали ваши родители?
— Они были в восторге! Пэта они любят, просто посоветовали им сначала окончить колледж. Пэт с Дженни были не против и поженились, когда им было двадцать два. Дженни сказала, что дальше откладывать нет смысла — все равно не передумают.
— И как у них сложилось?
— Замечательно! Пэт так относится к Дженни… Он до сих пор светится от радости, когда узнает, что ей чего-то захотелось, потому что обожает делать ей подарки. Когда я была подростком, я молилась встретить парня, который полюбил бы меня так, как Пэт — Дженни. Понимаете?
О тех, кого с нами больше нет, еще долго говоришь в настоящем времени. Моя мать умерла, когда я был подростком, но Дина до сих пор то и дело рассказывает, какими духами пользуется мама, какое мороженое любит. Джери это бесит до умопомрачения.
— Они ни разу не поссорились? За тринадцать лет? — спросил я без лишнего скептицизма.
— Я этого не говорила. Ссоры у всех бывают, но они никогда не ссорились по-крупному.
— Из-за чего они ссорятся?
Фиона посмотрела на меня. На ее лицо, затмив остальные эмоции, набежала тень настороженности.
— Из-за того же, что и остальные пары. Раньше, например, Пэт злился, если кто-то западал на Дженни. Или однажды Пэт хотел съездить в отпуск, а Дженни считала, что все деньги надо откладывать на покупку дома. Но они всегда находят компромисс. Говорю же, скандалов у них не бывает.
Деньги — единственное, что убивает больше людей, чем любовь.
— Чем занимается Патрик?
— Подбирает сотрудников… то есть подбирал. Он работал в «Нолан и Робертс» — они ищут людей для финансовых компаний, — но в феврале его уволили.
— По какой причине?
Плечи Фионы снова напряглись:
— Он ни в чем не виноват, вместе с ним сократили еще несколько человек. В финансовой сфере сейчас мало вакансий, понимаете? Кризис…
— У Патрика были проблемы на работе? Возможно, в связи с увольнением испортились отношения с кем-то из коллег?
— Нет! Вы пытаетесь представить все так, будто у Дженни и Пэта всюду враги, будто они постоянно ругаются… А они не такие.