Здесь коммунисты его не беспокоили, никто даже не заметил его появления. Марко, или Джоэл Бэкман, предался наслаждению — вкуснейший крепкий кофе, теплый, насыщенный ароматами воздух, тихий разговор и смех посетителей. В данный момент ни одна живая душа в мире не знала, где он находится, и это было удивительно приятное чувство.
По настоянию Марко утренние занятия начинались в восемь, а не на полчаса позднее. Студенту Эрманно хотелось поспать подольше, но он не устоял под нажимом ученика. Марко являлся на урок, назубок выучив очередной список слов, отработав ситуативные диалоги и с горячим желанием впитать в себя новую порцию иностранного языка. Он даже предложил учителю начинать уроки в семь утра.
В то утро, когда состоялось знакомство с Рудольфом, они усиленно занимались два часа без перерыва, и вдруг Марко сказал:
— Vorrei vedere l'universita. — Я хотел бы посмотреть университет.
— Quando? — спросил Эрманно. — Когда?
— Adesso. Andiamo a fare una passeggiata — Сейчас. Давайте прогуляемся.
— Penso che dobbiamo studiare. — Думаю, нам надо заниматься.
— Si. Possiamo studiare a camminando. — Будем учиться на ходу.
Марко уже встал из-за стола и схватил пальто. Они вышли из навевающего тоску здания и направились в сторону университета.
— Questa via, come si chiama?[15] — спросил Эрманно.
— Ё Via Donati, — ответил Марко, даже не взглянув на указатель.
Они остановились перед заполненным людьми магазинчиком, и Эрманно спросил:
— Che tipo di negozio e questo? — Что это за магазин?
— Una tabacheria. — Табачная лавка.
— Che cosa puoi comprare in questo negozio? — Что тут можно купить?
— Posso comprare molte cose. Giornnali, riveste, franco-bolli, sigarette. — Много чего. Газеты, журналы, марки, сигареты.
Прогулка вылилась в называние на ходу того, на что падал глаз. Эрманно указывал и спрашивал:
— Cosa e quello? — Что это такое?
Велосипед, полицейский, синяя машина, городской автобус, лавка, мусорный ящик, студент, телефонная будка, собачка, кафе, кондитерская. За исключением фонарного столба Марко быстро называл итальянское слово. И важнейшие глаголы — гулять, говорить, видеть, учиться, покупать, думать, болтать, дышать, есть, пить, спешить, вести машину, — список которых был бесконечен. Марко всякий раз словно имел наготове их перевод.
Сразу же после десяти утра университет наконец начал пробуждаться к жизни. Эрманно объяснил, что здесь нет ни центрального кампуса, ни четырехугольного здания, обрамленного ровными рядами деревьев в американском стиле. Universita degli Studi размещался в десятках красивых старинных зданий, многим из которых уже перевалило за пять столетий, и большая их часть вытянулась во всю длину улицы Замбони, хотя за истекшие века университет разросся и занимал уже внушительную часть Болоньи.
Урок итальянского был забыт. Они проходили кварталы, захлестнутые волной студентов, спешивших в аудитории или выходивших после занятий. Марко поймал себя на том, что ищет глазами старого седовласого человека — его любимого коммуниста, первого реального знакомого, который появился у него после тюрьмы. Он уже твердо решил, что обязательно повидается с ним еще раз.
У дома 22 по улице Замбони Марко остановился и посмотрел на вывеску, что попалась ему на глаза между окном и дверью:
FACOLTA DI GIURISPRUDENZA.
— Это юридический факультет? — спросил он.
— Si.
Рудольф где-то в этом здании, наверняка сеет левые диссидентские идеи среди своих восприимчивых студентов.
Они пошли дальше, неспешно продолжая игру в называние вещей и наслаждаясь юной энергетикой университетской улицы.
Глава 13
Lezione-a-piedi — урок на ходу — продолжился на следующий день. Выдержав час утомительных занятий грамматикой по учебнику, Марко взбунтовался и предложил пойти прогуляться.
— Ma, deve imparare la grammatica, — настаивал Эрманно. Это означало: вам нужно учить грамматику.
Но Марко уже надевал пальто.
— Тут вы не правы, Эрманно. Мне нужны не сухие конструкции, а живые беседы.
— Sono io l'insegnante. — Учитель — я.
— Пойдемте. Andiamo. Болонья ждет нас. На улицах радостные толпы молодежи, вся атмосфера напоена звуками вашего языка, он ждет, чтобы я впитал его в себя. — Эрманно заколебался. Марко улыбнулся и сказал: — Прошу вас, друг мой. Я шесть лет провел в камере размером с эту квартиру. Я просто не могу долго здесь находиться. Нас ждет бурлящий жизнью город. Давайте же познакомимся с ним.
Воздух на улице был прохладен и свеж, на небе ни облачка; роскошный зимний день выгнал за порог всю теплокровную Болонью — люди спешили по делам и оживленно болтали с друзьями. Разговорные запасы буквально выплескивались наружу — невыспавшиеся студенты бурно приветствовали друг друга, а домохозяйки сбивались в кучки и делились последними сплетнями. Пожилые джентльмены в пальто и при галстуках пожимали руки знакомым и говорили все одновременно. Уличные торговцы шумно предлагали свои товары.
Но для Эрманно это была не просто прогулка в парке. Если ученик жаждет поговорить, ему придется потрудиться. Он показал на полицейского и, разумеется, по-итальянски сказал:
— Подойдите к нему и спросите, как пройти на площадь Маджоре. Запомните, что он скажет, и повторите мне.
Марко шел очень медленно, нашептывая итальянские слова и пытаясь вспомнить забытые. Начинать в любом случае следовало с приветствия.
— Buon giorno, — сказал он, от страха задержав дыхание.
— Buon giorno, — ответил полицейский.
— Mi pud aiutare? — Вы мне не поможете?
— Certamento. — Конечно.
— Sono Canadese. Non parlo molto bene. — Я канадец. Плохо говорю по-итальянски.
— Allora. — Все в порядке. Полицейский улыбался, готовый прийти на помощь.
— Dov'e la Piazza Maggiore?
Полицейский кивнул и посмотрел в направлении центральной части города. Он откашлялся, и на Марко обрушился поток указаний. В нескольких метрах, прислушиваясь к каждому слову, ждал Эрманно.
Полицейский говорил с приятной неспешностью и, как все итальянцы, помогал себе руками:
— Это совсем недалеко. Идите по этой улице, на следующем перекрестке поверните направо, это будет улица Замбони, пойдете по ней, пока перед вами не возникнут две башни. Поверните на улицу Риццоли и пройдите еще три квартала.
Марко слушал со всем вниманием, затем попробовал повторить услышанное. Полицейский терпеливо объяснил еще раз. Марко его поблагодарил, повторяя про себя его слова, и тут же передал их Эрманно.
— Non с'e male, — сказал тот. Неплохо.
Но это было только начало. Пока Марко радовался своему успеху, Эрманно искал глазами следующего ничего не подозревающего учителя. Он нашел его в пожилом человеке, который ковылял, опираясь на палку, с пухлой газетой под мышкой.
— Спросите, где он купил газету, — велел Эрманно ученику.
Марко выдержал паузу, двинулся вслед за пожилым джентльменом и, решив, что слова сложились у него в голове, сказал:
— Buon giorno, scusi.[16]
Старик остановился, и на мгновение могло показаться, что сейчас он поднимет свою палку и треснет Марко по голове. Он почему-то не ответил обычным «buon giorno».
— Dov'e ha comprato questo giornale? — Где вы купили эту газету?
Старик посмотрел на газету так, словно это была контрабанда, и поднял глаза на Марко с таким видом, будто тот его оскорбил. Он мотнул головой влево и сказал что-то вроде «вон там». На этом беседа и закончилась. Когда старик проковылял на достаточное расстояние, Эрманно возник рядом и спросил по-английски:
— Разговор не очень-то получился, правда?
— Ничего не вышло.
Они зашли в крошечное кафе, где Марко заказал себе только эспрессо. Эрманно такая простота не устраивала, он захотел обычного кофе с сахаром, но без сливок, и маленькое вишневое пирожное и заставил Марко все это заказать. Эрманно выложил на стол несколько купюр евро разного достоинства, а также монеты по пятьдесят центов и одному евро, и они принялись тренироваться в счете. Потом он решил, что хочет еще чашку кофе, на этот раз без сахара, но с капелькой сливок. Марко взял два евро и принес кофе, затем пересчитал сдачу.
Вскоре они снова вышли на улицу и двинулись по Сан-Витале, одной из главных улиц университетского городка, с крытыми галереями вдоль тротуаров по обеим сторонам и тысячами студентов, спешивших на занятия. Улица была буквально запружена велосипедами — явно самый удобный здесь способ передвижения. Эрманно, по его словам, три года учился в Болонье, хотя Марко с недоверием относился к тому, что слышал от своего учителя, а также от своего куратора Луиджи.
— Это площадь Верди. — Эрманно кивком указал на маленькую площадь, где собиралась какая-то демонстрация протеста. Длинноволосый реликт семидесятых годов прилаживал микрофон, явно намереваясь гневно заклеймить американские злодеяния в какой-то точке мира. Его сторонники начали разворачивать большой, кое-как сляпанный транспарант с лозунгом, понять который оказался не в состоянии даже Эрманно. Но протестующие собрались слишком рано. Студенты протирали заспанные глаза и думали лишь о том, как бы не опоздать в аудитории.
— Против чего они выступают? — спросил Марко, когда они поравнялись с этой группой.
— Я не очень понимаю. Это как-то связано со Всемирным банком. Здесь вечно демонстрации.
Они пошли дальше, влившись в толпу молодежи, с трудом пробираясь вперед в общем направлении к il centro — центру города.
Луиджи встретил их для ленча у ресторана «Тестерино», рядом с университетом. Учитывая, что счета оплачивались американскими налогоплательщиками, он заказывал много, не придавая внимания ценам. Эрманно, нищий студент, ощущал некоторую неловкость от подобной расточительности, но, будучи итальянцем, не без удовольствия предавался долгому застолью. Еда заняла два часа, и при этом не было произнесено ни слова по-английски. Итальянские фразы текли неторопливо, методично и часто произносились повторно без единой уступки английскому. Марко было нелегко наслаждаться едой, когда мозги его постоянно были заняты тем, чтобы ухватить смысл, хорошенько его понять и составить ответ на обращенные к нему слова. Очень часто фраза как бы пролетала мимо, только одно-два слова в ней казались узнаваемыми, и тут же она перекрывалась следующей. А двое его приятелей болтали отнюдь не ради собственного удовольствия. Если они улавливали хотя бы малейший намек на то, что Марко не слушает, что он просто для вида кивает, — чтобы они продолжали говорить, пока он прожевывает очередной кусок, — они тут же резко обрывали разговор на полуслове и спрашивали: «Che cosa ho detto?».