я танка, и для мотоцикла. Пришлось ноги уносить.
— Ну, так сколько их вышло на нас? Посчитали?
— Так точно. Более пятидесяти танков, не меньше семидесяти грузовиков трехосных. Трех- или пятитонных. И не меньше двадцати бронетранспортеров.
— Ясно. — Соколов в задумчивости посмотрел на лес и покусал губу. — Радист, связь с со штабом группы.
Велев разведчикам не отлучаться, Алексей дождался, когда к аппарату полевого телефона подойдет сам Лацис. Майор сразу начал разговор с вопроса.
— Это у тебя там танки стреляют, Соколов? Почему открыл огонь?
— По сведениям моих разведчиков, на опушку леса вышла немецкая механизированная колонна. По первым оценкам, до двух батальонов мотопехоты и до батальона танков. Открыли огонь, чтобы дать оторваться своим разведчикам. Огневые позиции не демаскировал. Жду атаки в любой момент.
— Понял тебя, Соколов, — голос Лациса стал глухим. — Учти, что надеяться тебе придется только на себя. На шоссе нас жмут с двух сторон. Атака за атакой. Тут, по предварительным сведениям, до двух полков мотопехоты. Несем потери, но держимся. Часть сил приходится держать на противоположной стороне города, там со стороны оврагов тоже могут подойти немцы. Разведчики работают, заняты поисками, но пока безрезультатно.
— Понял, товарищ майор. Есть, держаться и рассчитывать только на себя.
— Да, Соколов, у тебя орудийных стволов больше, чем у нас. Держись. Отходить тебе нельзя. Прорвутся в город, и нам их не удержать, сил не хватит для уличных боев. Понимаешь?
Отправив Логунова, Алексей увидел, что перебежками, а кое-где и ползком к нему приближается лейтенант Щукарев. Он, как и Соколов, прямо перед войной закончил училище и воюет тоже с первых дней. Они были «на ты», хотя Щукарев был сейчас формально в подчинении у Соколова.
— Где тебя носит? — недовольно буркнул Алексей, когда лейтенант спрыгнул к нему в бетонную яму.
— Извини, как всегда всех дел не переделаешь, обо всех не предупредишь, всего не предусмотришь. Видел танки! Твои оба повредили. Один сам ушел, второй сзади тросами зацепили и утащили в лес. Двумя меньше.
Соколов покосился на уверенное носатое лицо Щукарева. Парень несколько месяцев не вылезал с передовой. В его взводе три или четыре раза полностью менялся весь личный состав. Ни одного сержанта не осталось, с кем он первые бои принимал. Заговоренный, что ли, с теплом подумал о лейтенанте Алексей, побольше бы таких, чтоб ни пуля, ни осколок не брали. Толковый командир, раз его Лацис взял к себе в группу.
— Зачем ты приказал стрелять? — спросил лейтенант Соколова. — Демаскировал оборону. Дались тебе эти два танка. Пусть бы они начали спускаться как на марше, с ленцой и спичкой в зубах. Артисты!
— Разведчики возвращались, — проворчал Соколов. — Помедли я еще секунду, они бы их на открытом пространстве расстреляли как в тире.
— Много их там? — оживился Щукарев, поняв, что появилась свежая информация о немцах.
Алексей пересказал ему все, что узнал от разведчиков. А заодно и о разговоре с майором. Картина складывалась простая и легко объяснимая. Немцы развернули со стороны фронта какую-то часть, для того чтобы выбить русских из Лыкова Отрога. Она и наступала сейчас вдоль дороги, где оборонялась стрелковая рота и большая часть танкового батальона Кравченко. Здесь из леса готовилась атаковать группа, которая преследовала таинственную русскую колонну. Видимо, они докладывают о своих наблюдениях и ждут приказа командования.
Соколов еще говорил, когда со склона вдруг ударили орудия. В воздухе над головами прошелестели снаряды — один, второй, третий. Взорвались за спинами, разворотив второй этаж каменного дома, подняв фонтаны земли на узкой улице среди палисадников и раскидистых деревьев.
— Ну, вот и дождались, — чуть пригнувшись от неожиданности, сказал Щукарев. — С ходу лупят куда попало, лишь бы нам на нервы действовать. Давай, командуй, Леха! Я к своим, на позиции. Связь по проводному, у меня там свой КП устроен!
— Удачи тебе, Вадим! — Соколов пожал лейтенанту руку.
Еще один залп немцы произвели по городку, не показываясь на краю склона. И только потом, когда загорелись несколько домов, появились их танки. Два, четыре, шесть! Они выходили на склон по две машины, били без остановки на «короткую» и спускались вниз.
— Хромые, по танкам огонь! — приказал Соколов.
Связист передал приказ, и почти сразу же послышались выстрелы танковых орудий. Наверное, артиллеристы уже зарядили пушки немецких танков и только ждали приказа. Одно за другим били орудия, гулкое эхо разносилось по округе. Первыми снарядами удалось подбить сразу два танка, шедших слева. Правые прибавили скорости и поспешили вниз, где больше места для маневра.
Соколов хмурился, видя, что навыков у пехотинцев, что сидели в танках, маловато, чтобы с первого выстрела подбить бронированные машины. Рано ему завидовали другие командиры. Рано он сам слишком высоко оценил свою позицию. А если не попадут больше, если это были случайные попадания. Вон горят два, но и только, а остальные ползут вниз. Вот обошли подбитые, вот уже почти внизу. Неужели все менять и приказывать «тридцатьчетверкам» идти на встречный бой, бить с ходу и запирать немцев на склоне. Пожалуй, смогут успеть, если прямо сейчас все поменять и бросить танки в атаку. Но их почти сразу подобьют. Два единственных подвижных танка. Жди, жди, Соколов!
И тут Алексея — как ледяной водой окатило от радости. У головного немецкого танка удачным попаданием бронебойного снаряда разбило катки с правой стороны. Танк развернуло боком, и он почти перекрыл дорогу остальным, идущим следом. И тут же второй снаряд угодил ему в борт. Бензиновый двигатель вспыхнул как свеча, столб огня вырвался, когда взорвался бензопровод, потом запасной бак. Танкисты выбирались из люков, катались по земле, пытаясь сбить пламя. Соколов с одобрением посмотрел на позиции пехоты. Молодец Щукарев, держит своих. Рано открывать огонь. Подпустить немецкую пехоту на двести метров, только тогда — огонь.
Шесть трофейных танков, спрятанных в полутораметровые окопы, с наброшенными на башни обрывками маскировочных сеток, кустарника, всего, что могло хоть как-то скрыть присутствие этих машин, стреляли и стреляли. Соколов добился своего — немцы никак не могли понять, откуда по ним работают пушки. Но сколько это продлится?
Еще два попадания! Немецкий танк загорелся, разбрызгивая снопы пламени. Горящий бензин клокотал в недрах мотора, потом яркая вспышка озарила склон, и танк остановился. Еще у одного танка в башне взорвался боезапас. Башню сорвало и отшвырнуло на несколько метров в сторону. Казалось, что еще немного, и немецким танкам будет не пройти по склону вниз, там уже горели и дымились восемь подбитых машин. Немцам нужно или растаскивать свои танки, или искать пути обхода.
Но немецкий командир, похоже, имел строгий приказ — вперед! Отходить или прекращать атаку он не планировал. Соколов уже собрался облегченно вздохнуть, как на склон вышли четыре немецких танка и стали прицельно обстреливать окопы между домами. Они сумели определить наши позиции и стреляли не «болванками», а фугасными снарядами, собираясь завалить закопанные танки землей или повредить их взрывами. Близко к краю немцы не совались. Они подошли ровно на столько, чтобы опущенные стволы пушек были наведены на цели. Снизу были видны только их башни и верхняя часть корпуса.
Под прикрытием этих танков, другие снова ринулись вниз. Соколов видел, как новые машины сталкивали со своего пути подбитую технику, словно тараном прокладывая путь к цели. Артиллеристы не могли попасть в наступавшие машины, пока те скрывались за подбитыми танками. Сказывалось отсутствие опыта.
Соколов кусал губы, видя, как снаряды попадают в уже мертвые танки. А его закопанная батарея занята на половину «контрбатарейной» борьбой, пытаясь подбить те танки, которые обстреливали их позицию. И запретить им этого нельзя, они все делали правильно, иначе сверху их всех сожгут.
— Хромые, всем огонь по склону! — приказал Соколов. — Третий и четвертый, огонь по атакующим танкам! «Семерка», 313-й, огонь по атакующим танкам!
Две «тридцатьчетверки», взревев моторами и кроша гусеницами битый кирпич, вырвались из-за развалин водонапорной башни и выстрелили почти одновременно. И сразу закрутился на месте головной немецкий танк, прорвавшийся в низинку, следующий за ним получил бронебойный снаряд в борт и остановился, выпуская клубы черного смолянистого дыма. Но еще четыре немецких танка прорвались через затор и на полной скорости понеслись к нашим позициям.
— Всем огонь по прорвавшимся танкам! — крикнул связисту Соколов. — Передай: всем перенести огонь по прорвавшимся танкам.
Только теперь немцы разглядели засаду «тридцатьчетверок» за развалинами. После двух выстрелов «семерке» и 313-му пришлось задом сдавать в укрытие. Взрыв привлек внимание Алексея, он увидел, как сорвало башню с закопанного танка. Видимо, подкалиберный снаряд угодил в башню, огненная струя прожгла слабую броню, сдетонировали боеприпасы.
Из четырех прорвавшихся немецких танков три уже горели посреди поймы, четвертый повернул вправо, уходя от губительного огня. Еще немного, и случилось то, чего ожидал Соколов. Немецкая машина увязла в жидкой грязи, проломив подмерзшую корку. Бешено вращались гусеницы, но танк только больше оседал на одну сторону, увязая в жиже. Две дымных вспышки на броне от попадания бронебойных снарядов, и бронированная машина замерла, перекосившись на один бок.
— Атака отбита, — передал радист приказ Соколова. — Командирам подразделений доложить о потерях.
Четырнадцать танков горели на спуске и в низинке. Еще один танкисты подбили на кромке склона. Не так уж и плохо для одной атаки. Только какой ценой за это заплачено, вот в чем вопрос. Сколько осталось танков из числа трофейных, которые закопаны на окраине? Будет ли чем обороняться дальше? И как артобстрел пережила пехота? Какие там потери?
Тяжелые первые месяцы войны многому научили Соколова. А еще точнее, от многого отучили. Отучили радоваться раньше времени, надеяться на лучшее. Он привык верить фактам и строить расчет именно на них, а не на гипотезах и догадках. Ошибки на войне, тем более с таким сильным и опытным врагом, стоят очень дорого.