Омаев, когда командир разрешил ему отлучиться, с сомнением осмотрел дом снаружи, решая, справлять нужду прямо на стену или все же войти внутрь развалин. Мужчине, воину, горцу не пристало мочиться при посторонних, тем более что его могли увидеть из окон с другой стороны улицы. Глянув еще раз с опаской наверх, танкист шагнул в дверной проем, машинально стараясь шагать осторожно, как будто хруст битого кирпича под ногами мог вызвать обрушение этого строения.
Он вошел и остановился, с удивлением глядя на стены. Здесь была не просто штукатурка, здесь было много лепнины. Под потолком шла вязь из сплетенных виноградных листьев, округлые, окаймленные лепниной ниши, где когда-то, наверное, устанавливались светильники. Кованые перила лестницы заставили присесть, чтобы разглядывать узор. На железных листьях были видны прожилки, настолько искусной была работа мастера. Несмотря на то что многое было уничтожено, стены и потолок продолжали восхищать.
Из состояния тихого восторга танкиста вывел хруст камня за стеной. Вот еще. Кто-то осторожно шел от окна вглубь помещения. Сначала Руслан подумал, что это кто-то из его экипажа, но тут же отогнал эту мысль. С чего бы это Логунову или командиру ходить тут крадучись. Да и слышны их голоса возле танка. Рука молодого чеченца медленно потянулась к кобуре с наганом. Рифленая рукоятка револьвера в ладони добавила уверенности. Нет, первая мысль была неудачной. Поднимать шум, звать остальных — опасно. А если враги сейчас держат на мушке его товарищей? Он поднимет шум, а немцы откроют огонь. Они же всех расстреляют на открытом месте за секунды.
И Омаев сделал шаг вперед. Еще шаг к разбитому дверному проему на первом этаже, еще, и вот он медленно заглядывает в помещение, так, чтобы первым делом видеть окно, выходящее на улицу, где стоит их «семерка». У окна никого, но где-то совсем рядом, возможно в соседней комнате, смежной с этой, слышны тихие голоса, почти шепот, танкист напряг слух. Точно, говорили по-немецки. Теперь тихо выйти, сделать знак командиру, чтобы все взяли оружие и приготовились.
Продумать до конца свой план действий Руслан не успел. В дверном проеме прямо перед ним вдруг появился немец в короткой серой куртке с белыми отворотами и мягкой фуражке с большим козырьком. Немец тоже не ожидал увидеть русского, но удивление длилось всего долю секунды. Быстрым движением он выдернул из ножен на ремне армейский нож и, бросившись вперед, занес его над русским танкистом.
В голове Руслана пронеслось множество мыслей. Первым и самым большим желанием было просто поднять руку и выстрелить в напавшего на него врага из нагана. В упор, несколько раз, с ненавистью! Но тогда услышат не только товарищи, но и другие немцы, а их в доме, похоже, немало. А если они первыми сумеют открыть огонь?
Руслан перехватил занесенную над ним руку с ножом, локтем снизу вверх ударил немца в челюсть, а потом, продолжая стискивать его запястье, коротко ударил сбоку рукоятью нагана в висок. Немец обмяк и повалился на камни. Омаев придержал его тело, чтобы не наделать шума, потом осмотрелся.
Еще одна дверь в задней стене. И голоса. Люди, находящиеся там, не могли не слышать шум схватки. А это значит, что в любую секунду оттуда может появиться враг. Размышлять было некогда. Кровь закипела в жилах горца. Перед глазами промелькнул родной аул, плачущие женщины, провожавшие мужчин на войну, лицо Людмилы во время их последнего прощания, лицо, которое он уже никогда не увидит.
Омаев бросился к двери, держа в левой руке револьвер, а в правой нож убитого немца. Он оказался прав: в дверном проеме стоял немец в такой же куртке, как и предыдущий. Он держал в руках автомат и явно не ожидал увидеть чужака. Ударом ноги танкист отбил в сторону ствол «шмайсера», поднырнул под руку немца, нанес удар ножом в бедро, а когда его противник со стоном согнулся, Руслан всадил ему нож в горло, потому что боялся, что одним ударом не сможет пробить куртку и армейский китель.
Немец хрипел, захлебываясь кровью, а Омаев прижимал его плечом к стене, не давая упасть. У противоположной стены стояли еще двое немцев. Один в такой же куртке, как и двое предыдущих, третий с плетеными офицерскими погонами на шинели. Оба держали в руках автоматы. Омаев прицелился в них, прикрываясь телом их товарища. Немцы явно не понимали, что происходит, кто и в каком количестве на них напал.
Танкист медленно отвел ствол нагана в сторону и выстрелил два раза в стену рядом с немцем в куртке. Второй, одетый в шинель, что-то сказал своему товарищу, тот уныло кивнул, и они оба бросили оружие на пол. А через несколько секунд в комнату вбежали танкисты во главе с Соколовым.
— Ты что? — крикнул лейтенант на радиста. — Не мог нас позвать! Один решил со всеми расправиться! Жить надоело?
Логунов и Бочкин с пистолетами в руках повернули немцев лицом к стене, обыскали. У одного документов при себе не оказалось. У другого в кармане нашли офицерское удостоверение на имя обер-лейтенанта Клауса Валленберга. Обыскивавший поверженных немцев Логунов шепнул Соколову, что документов нет ни у кого, а первый, что лежал у самого выхода, еще жив. Он его связал и оттащил под охрану Бабенко к танку.
— Кто вы? — строго спросил Соколов по-немецки.
Двое немцев молчали, глядя на своего мертвого товарища в луже крови. Наверное, та скорость и сноровка, с которой чеченец расправился с ним, произвели на гитлеровцев сильное впечатление.
— Суда по вашим курткам, — Соколов кивнул на первого немца, — вы из подразделения горных стрелков или десантников? И документов при себе не имеете. Значит, вы со специальным заданием в городе. А вы, обер-лейтенант, вы как попали в их компанию, да еще с документами? Не успели уйти из города?
Немцы молчали. Судя по напряженным лицам, они просто не до конца осознали, в какую ситуацию попали и что их ждет. Вряд ли они могут надеяться на снисхождение русских. Приказав охранять пленных, Соколов побежал к танку. Омаев по дороге рассказал, что произошло и почему он не стал поднимать шум, а решил действовать сам. Алексей остановился и уставился на радиста.
— Ты серьезно? Когда тебе там размышлять-то было? Ладно, Руслан, прости, что накричал на тебя, не разобравшись. Правда, только за тебя боялся, потому и разозлился. Спасибо тебе за мужество и находчивость.
Связавшись по рации с Лацисом, Алексей доложил, что радиотелеграфист-пулеметчик Омаев в одиночку задержал группу немецких диверсантов. В результате боестолкновения, один диверсант убит, один ранен, а двое взяты в плен живыми. Буквально через десять минут к месту событий подъехали два бронеавтомобиля и грузовик с автоматчиками Позднякова.
— Где они? — спросил Лацис, открывая бронированную дверь автомобиля.
— Там, в подвале, под охраной, — ответил Соколов. — Я не стал их выводить, чтобы не увидел кто из местных. Вдруг у них сообщники или осведомители поблизости. Один раненый и без сознания. Мы его перевязали и возле танка положили пока. Брезентом накрыли.
— Соображаешь, — кивнул майор и повернулся к Позднякову. — Давай, подгони грузовик задом прямо к дому и быстро немцев в кузов и брезент сзади опусти. Убитого тоже туда. И место там осмотри хорошенько. Ты знаешь, что искать, если это диверсанты.
— Есть, — козырнул старший лейтенант и побежал к своим солдатам. — К машине! Седоков, возьми пятерых и за мной, Лукьяненко, подгони машину задним бортом ко входу, борт опусти. Оцепить дом и — внимательнее, могут быть другие диверсанты. Одну бронемашину разверни, чтобы простреливалась улица, а вторую нацель на дом. Соколов, показывай свою добычу!
Было видно, что Поздняков оживлен не в меру. Надеялся на новые сведения, которые помогут в розысках снарядов? Просто оживлен, потому что появился враг. Или он сильно нервничает и пытается это скрыть. Вон, даже сопливому младшему лейтенанту-танкисту и тому повезло на диверсантов наткнуться и взять их в плен. А командир разведроты который день не может дать результата.
Алексей с разведчиками вошли в подъезд. Он начал рассказывать, где произошла первая схватка и где они нашли оглушенного ударом немца. Место второй схватки Поздняков увидел сам. Немец с окровавленной ногой и торчащим из горла десантным ножом. Куртка на груди у него тоже была вся в крови. Пришлось объяснять, что они обыскивали убитого и раненого. А заодно и вот этих двоих, которые стоят лицом к стене под дулами автоматов.
— Вели им повернуться, — попросил Поздняков и стал разглядывать пленных. — А тебе не кажется, Алексей, что эти птички не из одной стаи?
— Не знаю, — пожал Соколов плечами. — Могли быть из разных подразделений, прибились один к другому, когда не успели удрать из города. Мы можем и танкиста тут найти, и повара. Мало ли.
— Ладно, разберемся. Седоков! Обыщи этих гавриков хорошенько и в машину. Здесь все осмотрите, может, тайник есть или что из важных документов спрятали. Что они тут делали, интересно мне знать. Если жили, то должны быть признаки ночлега, следы еды. Осмотрите здесь, а потом наверх, весь дом надо проверить.
— Они могли куда-то пробираться, а здесь просто спрятались, когда мы подъехали на танке, — предположил Соколов.
— Могли, но предполагать надо все, в том числе и наличие тайника. Веди их, Седоков.
Немцев стали подталкивать автоматами в спину, и когда они проходили мимо Соколова, обер-лейтенант в шинели неожиданно спросил у него по-немецки:
— Наш четвертый тоже убит?
Соколов опешил, уставившись на немца. Разведчики, подталкивая стволами в спину, вывели пленных наружу. Поздняков подошел к танкисту и кивнул вслед немцам.
— Этот чего хотел? Чего он у тебя спросил?
— Спросил про их четвертого. Убит он или нет.
— А, за дружков своих переживает. Ну, ничего… А ты ему сказал?
— Нет.
Пленных увезли. Через несколько минут пришла еще одна машина и забрала раненого немца.
Соколов занялся своими делами. Танк они благополучно дотащили до линии обороны и отправились в сторону городского рынка, где стоял еще один подбитый немецкий танк, на котором не было следов огня. С этим пришлось провозиться почти до сумерек, потому что коробку передач заклинило попаданием снаряда. Через час удалось переключить трофейную машину на нейтральную передачу. Когда совсем стемнело, два танка стояли в танковых окопах вместо разбитых. Теперь в обороне Щукарева было четыре немецких танка, которые могли стрелять из пушек.