— Нет, я думаю, стреляться еще рано, — покачал Соколов головой и позвал, прижимая к горлу ларингофоны: — Омаев, давай с аптечкой наверх. Надо капитана перевязать. — Бабенко, сдайте назад на два метра. Еще немного. Стоп! Так нормально, а то вдруг снизу в бинокль разглядят.
Глава 9
Ели каждый на своем месте, только Соколов и Афанаьсев расположились рядом на башне. Ножами поддевали кусочки мяса из консервной банки. Капитан жевал с каким-то ожесточением и смотрел в пространство. Наверное, перебирал в голове вариант за вариантом возможных действий.
— Рано или поздно снаряды отсюда увезут, чтобы переправить в Германию на военный завод, где есть лаборатория, — заговорил он, наконец. — А повезут не на мотоциклах, а в составе большой колонны. Скорее всего, дальше снаряды разделят. Возможно, один повезут по суше, второй воздухом. И не на транспортнике, а на истребителе или бомбардировщике под хорошим конвоем.
— Надо придумать что-то, пока снаряды здесь, в Захарьино, — поддержал его Алексей.
— Сейчас подхарчимся, и я пойду в деревню, — вдруг заявил Афанасьев. Легенду по дороге придумаю. Документы у меня более-менее чистые. Простую проверку выдержат. Да и недолго проверяться, не на медосмотр иду.
— Что вы задумали, товарищ капитан? — Соколов даже перестал жевать.
— Попытаться пройти в деревню, используя форму и документы. А там попробовать уничтожить снаряды. Другого выхода я не вижу. Твоя задача, лейтенант, дождаться взрыва, вернуться и доложить, что снаряды уничтожены.
— А если нет? — зло спросил Алексей. — А если взрыв будет, а снаряды не уничтожены? Тогда как? И как я об этом узнаю?
— А я откуда знаю! — заорал Афанасьев.
— Что за крик, а драки нет? — в люке появилась голова Логунова.
— Чего тебе, сержант? — Афанасьев хмуро поглядел на танкиста и снова принялся есть, запихивая в рот куски тушенки и откусывая от темного ломтя хлеба.
— Разрешите обратиться к младшему лейтенанту Соколову, товарищ капитан, — на всякий случай осторожно спросил Логунов, как и положено по уставу. Не дождавшись реакции старшего по званию, он доложил: — Экипаж накормлен, командир, танк исправен, боекомплект почти полный. Разрешите предложение?
— Дозор послать? — спросил Соколов.
— Так точно. Беситься из-за того, что немцы нас опередили, смысла нет, а вот разведку провести, за деревенькой понаблюдать, осмотреться на местности всегда полезно. Может, что и придумается.
— Все правильно, Василий Иванович, — согласился Алексей. — Это я и собирался сделать. А насчет беситься… Ты тоже пойми… Капитан еще когда должен был добыть эти снаряды! Он группу потерял, он здесь почти втерся в доверие к фашистам, вышел к цели и снова упустил, снова потери. А мы сколько потеряли за время рейда из-за тех же снарядов. А они вон, в деревне. Вон в том домике. Близок локоток, да не укусишь.
— А меня тут как будто и нет? — усмехнулся Афанасьев, выскребая из банки остатки тушенки. — Ладно, делом займемся. Потери, говоришь? Так вот чтобы не напрасными они были, надо нам дело до конца довести. И времени у нас с вами, танкисты, до утра. Есть шанс, что сегодня наши снаряды отсюда не увезут, а уж на завтра надежды никакой. Понятно? Давайте предложения у кого какие есть. Вы сейчас не просто танковый экипаж, вы все теперь со мной разведчики. А у нас закон простой. Каждый высказывает свое мнение, а решение принимает командир.
— Так мы всегда приказы своего командира выполняем, — многозначительно кивнул на Соколова сержант.
Афанасьев перевел взгляд с одного танкиста на другого и кивнул. Каждый высказал свою точку зрения. Экипаж считает командиром своего лейтенанта, а Афанасьев так, прикомандированный, консультант, так сказать. Все правильно, на то она и армия. Командиров назначает начальство. И он сейчас у танкистов один, независимо от сложившейся ситуации.
— Ну, командуй, Соколов, — сказал капитан.
— Всем к машине, — приказал Алексей и выбрался из башни первым.
Экипаж построился возле лобовой брони танка. Капитан встал рядом с Соколовым, опираясь на подобранную тут же суковатую палку.
— Товарищи, — начал Алексей, но Афанасьев еле заметно ткнул его кулаком в спину. Соколов понял его и исправился: — Ребята, в какую ситуацию мы все попали, вы знаете, добавить больше нечего, кроме того, что вернуться, не попытавшись вернуть снаряды, мы не имеем права. Приказ, с которым нас сюда послали, звучит однозначно: найти утерянные снаряды от гвардейских реактивных минометов и уничтожить их. Нам нужно осмотреться, изучить обстановку, а потом подумать, что мы можем в этой ситуации предпринять. Механику-водителю от танка отлучаться категорически запрещено, и это правильно. Поэтому, Семен Михайлович, вам оставаться с машиной и охранять ее. Возьмите ППШ из танка и все гранаты. Мы в любом случае не уйдем настолько далеко, чтобы не услышать выстрелов и не прийти на помощь.
— Есть, — ответил Бабенко и не по-военному закивал головой.
— Дальше, — продолжил Соколов. — Делимся на две пары. Логунов, Бочкин и Омаев со мной. Василий Иванович, вы с Колей идете по опушке направо и пытаетесь присмотреться к деревне с этой стороны. Может, какие-то подходы наметите, патрули заметите, скрытые огневые точки, пулеметные гнезда. Главное, понять, каким образом можно пробраться в Захарьино, напасть на этот дом, в котором сложили снаряды, и уничтожить их на месте. Лучше бы забрать с собой, но, думаю, такой возможности нам немцы не дадут. Мы с Омаевым пойдем влево, осмотрим местность со стороны оврагов. А вы, товарищ капитан?
— Мне тут загорать смысла нет, — сказал Афанасьев, разглядывая танкистов и, видимо, прикидывая их способности в бою вне танка. — Я дохромаю до дороги. Не лишние сведения о передвижении немцев. Ну, и возможность захвата пленного из числа офицеров. Способ связи?
— При таком ветре? — Логунов усмехнулся. — Только выстрел в воздух.
— Ну и это будем учитывать, как крайнюю меру, — кивнул Соколов. — Все, взять «шмайсеры», пошли.
Они разошлись в разные стороны. Афанасьев некоторое время шел рядом с Соколовым. Омаев ушел немного вперед, на его острый слух надежды было больше.
— Ты же знаешь, что я мог просто взять командование на себя, как старший по званию, — сказал вдруг капитан.
— А почему не взяли? — удивился Алексей такому повороту разговора.
— Ты толковый командир, Соколов, — сказал Афанасьев, неожиданно остановившись и заставив остановиться Алексея. — Брать командование, а значит, и всю ответственность на себя надо только тогда, когда ты не уверен в другом командире. А ты со мной бросился черт знает куда с одним танком. Да и Лацис о тебе кое-что успел рассказать. Я хотел тебе сказать, Соколов, ты действуй без оглядки на меня. Я это дело провалил. Жив еще, потому что вы пришли, а то давно бы, как один остался в городе, добрался бы до снарядов и с собой взорвал их. По-другому нельзя мне. Совесть мучает. Советы давать тебе буду, но решение принимай сам. Командуй, Соколов!
Они снова двинулись дальше через лес. На опушке их пути должны были разойтись. Афанасьев хотел пройти еще дальше и спуститься к дороге, которая соединяла эту деревеньку с внешним миром. Довольно накатанный грейдер, сразу обратил внимание капитан. А немцы дороги любят, для них бездорожье — это лишняя трата сил, ресурсов и времени. Поэтому для них главная ценность населенного пункта заключается не только в наличии подходящих строений, но еще и в наличии дороги.
И тут он заметил на обочине немецкий танк Т-IV и гусеничный танковый тягач. Двое танкистов в черных утепленных комбинезонах возились возле танка. Около них топтался офицер. Низкорослый, широкоплечий, в круглом танковом шлеме, он курил и пинал ногой банку из под консервов.
Рядом раздался шум, Афанасьев повернулся, схватившись за автомат, но увидел подползавших к нему под прикрытием кустов Соколова и Омаева.
— Вы чего? — громким шепотом спросил капитан. — Офицер заинтересовал?
— Нет, — замотал головой Соколов и сжал рукой рукав шинели Афанасьева. — Тут другая идея пришла в голову. А если мы захватим танк и тягач? Вы знаете немецкий, я знаю немецкий. Представляете, мы на них свободно въезжаем в деревню и делаем свое дело. Главное, свободно проникаем, не вызывая подозрений на первых порах. Я сажусь за рычаги тягача, в танк Бабенко моего сажаем, вы будете в шлеме торчать наверху и на всех покрикивать. Вам бы еще в танк Логунова, чтобы в случае чего он мог из пушки жахнуть. Кто знает, может, на этой же технике и удирать придется. Жаль только «тридцатьчетверку» оставлять. Что там один Бочкин сделает с Бабенко? Омаева я бы тоже с собой взял. А «тридцатьчетверка» нас бы прикрыла при отходе.
— Слушай Соколов, ты хороший командир, — сказал с усмешкой капитан, — но есть в тебе один недостаток. Ты вопросов не задаешь.
— Каких? — не понял Алексей.
— Ты меня спросил, а справлюсь я с тягачом? Может, я в молодости трактористом был?
— А… вы? — уставился на капитана Соколов.
— Да-да! Я тягачом управлять могу. Слушай расклад, лейтенант! Берем технику втроем, как есть. Предупреди своих, что назад прорываться будем на танке. Пусть дежурят. Днем ли, ночью ли пойдем, дадим ракету. Тогда пусть отсекают всех, кто за нами гонится. Ты как, Омаев, с танковой пушкой справишься?
— Не знаю, — блеснул азартно глазами чеченец. — С нашей справлюсь, командир нас всех учит постоянно, чтобы взаимозаменяемость в экипаже была. А с немецкой, если покажете как, то справлюсь. Принцип такой же, что у нашей 76-мм, что у их 75-мм. И пулемет я знаю, который у них в танке стоит, — МГ-34. Я стрелял из такого.
Через пятнадцать минут Омаев привел запыхавшегося Логунова. Соколов коротко изложил ему их с Афанасьевым план. Наводчик только покачал головой, потирая подбородок, но спорить не стал.
— Ну, все, — Алексей протянул руку Логунову, — мы пошли. А вы к танку и ждите. Если что… действуй по обстоятельствам, Василий Иванович.
— Удачи, командир, — пожав в ответ руку лейтенанту, сказал танкист, а потом посмотрел, обнял его и, хлопнув по плечу, быстро пополз назад к «семерке».