Костя пытался отыскать Надю, но всем экипажам было приказано оставаться на местах – ожидали повторного налета. Стало известно, что все четыре «Фокке-Вульфа-190» обстреляли и сбросили несколько бомб на зенитную батарею. Разбило одно орудие, осталось всего три.
Но самые тяжелые потери батарея понесла от пулеметного и пушечного огня. Имея на борту по четыре-пять стволов, истребители с небольшой высоты обрушили огонь на расчеты. Тяжелые зенитки были неповоротливы и не слишком эффективны против низко летящих самолетов. К тому же после предыдущих боев прибыло малоопытное пополнение. Едва не половина расчетов погибла или получила ранения.
Кращенко хотел увести почти отремонтированный «Верный». Но директор базы, угрожая пожаловаться в штаб фронта, убедил капитан-лейтенанта оставить катер. Хотя отражать возможный налет «Верный» мог лишь спаренной установкой ДШК и отчасти кормовым орудием с увеличенным углом обстрела. Было ясно, что еще один налет добьет ремонтную базу. Но упорный директор сумел добиться помощи. Звонил, кричал по телефону, объясняя положение:
– Переправа будет сорвана. Каждый день ремонтируем поврежденные суда. Если нас добьют, доставлять людей и боеприпасы в Сталинград будете на плотах. Не пробовали?
– На каких плотах?
Горький юмор директора насчет плотов не поняли, зато слова «переправа будет сорвана» заставили командование пошевелиться. Сначала на берег прибыли два грузовика с установленными в кузовах счетверенными установками «максимов». Директор сплюнул и снова схватился за трубку:
– Это называется «с паршивой овцы хоть шерсти клок»! Что ваши пулеметы смогут сделать против эскадрильи бомбардировщиков?
– Что, летят уже?
– Летят, разуйте глаза.
Немецкие самолеты в небе пока не появлялись, кроме наблюдателя «Фокке-Вульфа-190», кружившего на большой высоте. Но директор не сомневался, что «рама» отлично видит в свою мощную оптику огонь, который никак не могли потушить до конца.
Догорал склад деревоматериалов. Штабеля досок, листы фанеры, облитые краской и олифой из лопнувших банок и бидонов, давали такой жар, что пожарные не могли приблизиться к огню.
Кое-где вспыхивала трава. Ее тушили, но искры снова находили пищу для огня – подсохший бурьян, опавшие листья, сушняк. Не хватало шлангов и насосов, воду таскали ведрами, спешно рыхлили полосы земли, чтобы не загорелся лес.
Кращенко, проникшись важностью момента, приказал подвести ближе бронекатер «Быстрый» с зенитной «трехдюймовкой» на корме. Директор устало оценил его старания:
– Четверть спирта за мной. Когда появятся фрицы, лупите из всех стволов. Не собьете – так напугаете.
И хватил стакан водки со злости за свое бессилие. Немецкие самолеты действительно появились довольно скоро. Шли десять или одиннадцать пикирующих «Юнкерсов-87» в сопровождении четырех «мессершмиттов». Собрали действительно почти полную эскадрилью. Загруженные под завязку «юнкерсы» с торчавшими шасси урчали мощными моторами, как сытые псы. Над ними носились стремительные «мессершмитты».
– Вот и все, – устало подвел итог директор. – Пуляйте по ним, ребята, а они нас сейчас с землей смешают.
Первыми опять проскочили «мессеры», сбросив для затравки несколько бомб. Что-то взорвалось и горело. Зенитный огонь не успел догнать слишком быстрые самолеты, а сверху выстраивались в колесо все десять или одиннадцать Ю-87.
Костя успел выпустить по «мессершмиттам» несколько очередей, возможно, попал в последний из четырех, но тот, дернувшись, продолжал полет.
– Федька, давай новые ленты! – кричал он. – В этих по нескольку патронов осталось. Сейчас война начнется.
– Ой, мама! – подавая тяжелые коробки, вроде в шутку испугался помощник.
Но было видно, что он действительно нервничает. Пикирующие Ю-87 обычно сбрасывали бомбы с большой точностью по выбранным целям, чем отличались от двухмоторных «Юнкерсов-88» или «хейнкелей». Те чаще бомбили по площадям – лови, кому что достанется.
– Одиннадцать, – бормотал старшина Ступников. – Целую эскадрилью не собрали… но одиннадцать тоже неплохо.
В военной жизни случаются чудеса или в последние дни октября прибавилось авиации на наших аэродромах? В небе появились «ястребки», целых восемь. Четверка остроносых Як-1 и четыре Ла-5, немного массивнее, но идущие все вместе с большой скоростью. Такого еще не видели. Открывались люки, на палубу из бронекатеров выскакивали моряки. На берегу махали шапками рабочие, вылезшие из укрытий.
– Неужели наши?
– Ура! Наши!
– Сейчас дадут жару.
Воздушный бой разворачивался настолько стремительно, что уследить за ним было трудно. «Яки» кинулись на «мессеров», а четверка Ла-5 со скоростью шестьсот километров уже догоняла «юнкерсов», в полтора раза уступавшим им в быстроте. Ю-87 не успели развернуть свое знаменитое колесо, когда пилоты, показывая свое умение, выстроились в круг и начали один за другим пикировать на цель.
Бросает бомбы один, второй, пятый, пока не ударит последний «юнкерс». И каждый снова занимает свое место в чертовом колесе, чтобы сделать на цель второй заход. Жуткая штука, это колесо, когда вой сирен и падающих бомб не стихает ни на минуту, а частые взрывы «стокилограммовок» разносят все живое. На этот раз представления не получилось.
Ведущий пилот в головной паре наших «ястребков» Ла-5 ударил почти в упор сразу из обеих пушек. Спаренная трасса 20-миллиметровых снарядов ударила сверху по кабине «юнкерса», вспышки плеснулись огоньками на капоте, который сразу задымился.
Пилот, видимо, был убит. Бронестекло передней части кабины было пробито, змеилось трещинами, а кое-где вылетели целые куски. Стрелок, сидевший спиной к пилоту, кое-как откинул искореженный фонарь кабины, собираясь выпрыгнуть с парашютом, но потерявший управление пикировщик, кувыркаясь, летел вниз. Немец сумел все же вывалиться через борт и открыл парашют почти над деревьями. Вряд ли стрелок успел погасить скорость падения и, скорее всего, разбился.
Через минуту истребители атаковали второй «юнкерс» и обрушили на него огонь четырех пушек. Снаряды продырявили капот и широкое крыло. Немец, развернувшись, пошел в сторону Волги, надеясь дотянуть до своих. Загорелся двигатель, самолет все больше терял высоту. На середине реки его догнал один из Ла-5 и пушечной очередью тоже разнес кабину. Самолет упал в Волгу, не взорвался, просто тяжело плюхнулся и мгновенно исчез в серой холодной воде. Строй Ю-87 распался, бомбы летели куда попало, а четверка стремительных «лавочкиных» клевала их с разных сторон.
Но если с «юнкерсами» истребители расправлялись довольно успешно, заставив их рассыпаться, то «мессершмитты» оказали «якам» умелое сопротивление. Силы были равные – четыре против четырех. Самолеты с ревом сближались, посылая встречные пулеметные и пушечные очереди, затем расходились и вновь кидались друг на друга.
Один из «яков» получил несколько снарядов в корпус. Сделанный в основном из дерева, истребитель развалился в воздухе на горящие обломки, которые падали вниз вместе с телом пилота. Но в маневренности «яковлевы» не уступали «мессерам», и вскоре сбили одного из них, потеряв еще один свой самолет.
Два Як-1 дрались против трех «мессершмиттов». Силы были неравные, но наши летчики с близкого расстояния прошили очередью «мессер», который сразу задымил и вышел из боя. Оставшиеся четыре истребителя, два наших и два немецких, уходили в высоту, стремясь занять наиболее выгодную позицию. Подбитый «мессершмитт» шел на низкой высоте, стремясь слиться с голым осенним лесом. Костя Ступников видел, что в какой-то момент он сблизится с катером, возможно, пройдет совсем близко.
– Костя, не зевай! – крикнул боцман Валентин Нетреба. – К нам идет.
– Вижу…
Но «мессер» разглядел дым над кое-где догорающим лесом возле базы и стал сворачивать в сторону. Будь самолет исправен, возможно, он и сумел бы на полной скорости уйти от опасности. Поворот получился слишком медленным. Уже открыли огонь зенитная пушка и «максим» с палубы буксира-ледокола.
Орудие не сумело взять нужный прицел, а «максим» на расстоянии четырехсот метров лишь рассеивал трассы. Возле ног ворочался Федя Агеев, торопил Костю:
– Не упусти, где он?
Ступников молча подводил прицел к самолету, выбирая, когда дистанция будет наиболее оптимальной. Все, пора! Это была его цель, упустить которую Костя просто не мог. Если промажет, то потеряет авторитет как пулеметчик.
– Не промажу, – бормотал старшина Ступников.
Ударил пристрелочной очередью, трасса пошла немного выше. Снова нажал на спуск. На этот раз светлячки пуль, хорошо заметные в пасмурном небе, уткнулись в борт возле кабины. Там заискрило, вспыхнули огоньки.
Самолет дернулся, задрав нос, пошел было вверх, но Костя, не выпуская его из сетки прицела, следующей очередью прошил капот. Сделав секундную паузу, повел ствол следом за «мессером», упорно догоняя спаренной трассой носовую часть с рисунком то ли дракона, то ли змеи.
И вдруг «мессер» исчез. Ступников пропустил момент, когда вражеский самолет, теряя скорость и высоту, словно куда-то нырнул. Внизу были деревья и твердая земля. Через несколько секунд послышался глухой удар, поднялось облако дыма.
– Готов! Готов! – лихорадочно повторял Костя.
Он и раньше не раз попадал в цель, возможно, кого-то сбивал. Но это был первый самолет, который рухнул после его выстрелов. Снизу тянулся Федя и хлопал по коленям, пытался вылезти повыше.
– Молодец, Костя! Лихо ты его уделал.
– Он и так подбитый был. Давай ленты.
– Может, и подбитый, – подал голос из рубки мичман Николай Морозов. – Только на такой скорости удирал, что мог уйти. Так что половина заслуги твоя.
Кожухи пулеметов раскалились. Торопливо вставив новые ленты, дал короткую очередь, проверяя, не заклинило ли казенники. Нет, пулеметы работали исправно. Костя давил педаль, поворачивая башню в разные стороны, но стрелять уже не было необходимости. «Юнкерсы» уходили в сторону города, огрызаясь огнем кормовых пулеметов. Их преследовали три Ла-5. Четвертый, получив повреждения, шел в противоположную сторону, к своему аэродрому возле небольшого города Ленинска.