О нет!.. Порукой этому — тысячная толпа рабочих, запрудившая все улицы центра. Чем ближе к Николаевскому бульвару, тем больше народу. Из переулков на широкий Екатерининский проспект вливались массы людей. Какой-то особенный рокот, точно жужжание гигантского встревоженного улья, нёсся по улице. Было празднично и оживлённо.
На конспиративной квартире, куда я зашёл по одному поручению, мне сообщили, что на одесском рейде бросил якорь броненосец, восставший против правительства.
Я побежал на Николаевский бульвар, откуда открывалась великолепная панорама одесского рейда. Прямо передо мной далеко в море стоял броненосец — стальной и могучий гигант. Никогда не забыть мне этой минуты!
Я бросился в порт. Туда вместе со мной бежали люди, радостные и встревоженные. На полицию и казаков никто уже не обращал внимания. Из всех районов стекались сюда колонны рабочих. Чем дальше, тем труднее становилось пробираться через плотные ряды людей.
Я добежал до палатки, в которой находилось тело убитого матроса. На груди Вакуленчука лежало воззвание к одесситам. Горели свечи. Было жарко. Кто-то плакал. За палаткой кричали «ура».
Власти ошеломлены и растеряны. Войск мало, да и те ненадёжны. Следовало немедленно заставить матросов высадить десант, вместе с рабочими захватить город и основать здесь революционную власть.
Революционная ситуация подсказывала эти мысли каждому, кто в эти дни бился на баррикадах, кто почувствовал силу восставшего пролетариата, кто пережил эту тоску по оружию. Рабочие мечтали о винтовках, а к ним на помощь пришла мощная артиллерия броненосца. Мы верили, что даже не обученные военному делу рабочие сумеют овладеть городом, дай им только в руки огнестрельное оружие. И вот открывается возможность сражаться под прикрытием пушек, биться бок о бок с отрядом хорошо обученной морской пехоты!.. Броненосец — да ведь сила его равна мощи пехотной дивизии! Это знали все жители приморского города.
Незабываемую картину представлял в эти часы одесский порт. Десятки тысяч людей заполняли эстакады и огромную набережную. По гигантской лестнице, соединяющей порт с орлиной вышкой Николаевского бульвара, и дальше, вдоль красивейших эспланад Одессы, спускались неисчислимые массы манифестантов. Сотни шлюпок бороздили воды гавани. Одесский пролетариат совершал паломничество к революционному кораблю. Плыли целыми семьями; отцы гребли, а матери держали на руках детей. Все везли матросам гостинцы, купленные на последние гроши: табак, чай, сахар и т. п. Рядом с броненосцем, на тысячетонном угольщике, копошились сотни рабочих: то были счастливцы, которым удалось попасть на погрузку угля для броненосца.
Освещённые яркими лучами южного солнца, на фоне морской синевы все эти радостные, возбуждённые толпы производили впечатление какого-то величественного революционного праздника.
У гроба Вакуленчука толпились рабочие, грузчики и матросы торговых кораблей. Они отлично поняли меня, когда в речи, обращённой к ним, я рассказал им о возможности захвата города революционным народом. Судя по шумному одобрению, которым они встретили мои слова, можно было заключить, что и им не чужды такие мысли.
Грузчики приволокли шлюпку, чтобы доставить меня на броненосец.
— Ступайте, товарищ, в добрый час, — такими словами напутствовал меня один пожилой грузчик. — Возвращайтесь с матросами и с ружьями для нас. И передайте команде броненосца, что она может рассчитывать на это, — кончил он, протянув свои мозолистые, крючковатые от многолетних трудов руки.
Нужно было спешить к броненосцу. Не было времени сноситься с партийной организацией, и я решил действовать самостоятельно.
Из гавани на буксире миноносца выходил угольщик. На палубах его теснились сотни людей. Они пели «Варшавянку», а с берега толпа ежеминутно отвечала могучим «ура».
Навстречу мне, плавно рассекая волны, мчался военный катер. Один из сидевших в нём матросов обратился ко мне:
— Куда направляетесь?
— К свободному революционному кораблю, — ответил я.
— А вы кто такой будете? Социал-демократ?
— Да.
— Ну так садитесь к нам.
Я пересел на катер. Говоривший со мной был Матюшенко.
— Это наш начальник и командир, — сказал мне один из матросов.
Через пять минут я был уже в адмиральской, где заседала комиссия «Потёмкина»[28].
Глава X«Ждём эскадру»
Воспользоваться первым замешательством властей, колебанием войск, революционной решимостью рабочих, высадить немедленно, не теряя ни одной минуты, небольшой матросский десант, вооружить находившихся в порту рабочих винтовками, пулемётами и мелкокалиберными пушками и под прикрытием мощной артиллерии броненосца захватить город, организовать временное революционное правительство, приступить к организации революционной армии.
Эту программу действий, непосредственно продиктованную III съездом РСДРП, я и высказал тотчас по прибытии на корабль.
— С броненосца нам сходить нельзя. Вот эскадра придёт, тогда другое дело: и десант высадим и город возьмём. А сейчас нельзя.
Эскадра! Как маяк в ночи, это слово приковало к себе мысли матросов. Они — только передовой отряд эскадры, их восстание — только первый авангардный бой. Без эскадры — они ничто, с эскадрой — они несокрушимая сила. Среди потёмкинцев царила глубокая уверенность в том, что эскадра присоединится к ним.
Я снова взял слово:
— В таком случае вооружите народ. У вас есть пулемёты. В случае боя с эскадрой ваша боевая способность не уменьшится, если вы отдадите народу свои пулемёты и несколько пушек мелкого калибра. Отдайте это оружие рабочим, они ещё до прихода эскадры завладеют городом.
И снова те же слова:
— Без эскадры нам нельзя. Мы вместе со всем флотом. Столько ждали нас, подождите ещё несколько дней.
Для меня эскадра была далёкой, неясной мечтой, для них — этих тридцати моряков, возглавляющих потёмкинское движение, — эскадра была неотъемлемой частью их революционного плана. Для меня реальностью были революционные массы там, на берегу, которые три дня дрались на баррикадах. Но то, что было для меня реальностью, для них, ещё загипнотизированных солдатской муштрой, было ненадёжным, с точки зрения военных, миром «вольных».
Одним своим появлением матросы «Потёмкина» превратили далёкое в близкое, стремление в действительность.
Все эти дни мы думали только об одном: где бы достать оружие? И вот оно приплыло к нам на этом могучем корабле. «Потёмкин» поставил нас перед конкретной возможностью захвата города, создания южно-русской республики и революционной армии. Это была уже не мечта, а действительность, настоящая, ощутимая и многообещающая.
Матросы «Потёмкина» подняли восстание. Несмотря на незначительный повод (инцидент с червивым мясом), восстание это с самого своего возникновения носило подлинно революционный характер. Но даже тогда, когда несколько тысяч рабочих заполнили порт в ожидании вы садки матросов, когда необычайный по своему размаху взрыв энтузиазма наглядно показал матросам могучую солидарность с ними пролетариата, они не решились до прибытия эскадры слить восстание с движением рабочих.
В эту минуту на броненосец прибыл товарищ Борис. Это был пламенный и страстный оратор. Его речь произвела сильное впечатление на комиссию. Лёд растаял, люди заулыбались. Видно было, что некоторые из членов комиссии усомнились в правильности избранного пути. Большинство же членов комиссии оставалось ещё на прежних позициях.
Несмотря, однако, на просьбы членов комиссии остаться на корабле, товарищ Борис тотчас же покинул броненосец.
— Пролетариат должен взять революционную инициативу в свои руки и увлечь за собой матросов, — сказал он мне.
Зная о кризисе, который переживала вследствие арестов одесская большевистская организация, он решил собрать уцелевших большевиков, чтобы с их помощью поднять рабочих на захват города.
Дымченко вызвался тотчас же созвать на первый митинг свободных от вахты матросов, и мы последовали за ним на ют.
Занятый агитацией на корабле, я не присутствовал на совещании потёмкинской комиссии с приехавшими на корабль уполномоченными от всех одесских социал-демократических организаций (большевики, меньшевики, Бунд). Когда я вошёл в адмиральскую, где происходило заседание, оно уже заканчивалось.
Товарищи Афанасий и Наташа[29] энергично призывали матросов захватить город. Наташа — пламенная большевичка Дальника — предложила следующий план. Броненосец высадит немедленно десант. Под его охраной тысячи рабочих, ожидавших матросов в порту, построятся в колонны и понесут тело Вакуленчука на кладбище через весь город. По дороге рабочие и матросы начнут братание с войсками. Соединёнными усилиями они захватят правительственные учреждения, арестуют одесские власти и провозгласят южнорусскую республику.
Комиссия ответила отказом.
Количество матросов на корабле строго соответствует его нуждам. Кроме того, в десант должны войти самые сознательные боевые матросы. Это неизбежно вызовет упадок духа команды, а может быть, и потерю броненосца.
Наташа энергично возражала:
— А вы не боитесь, что неопределённость положения и томительность ожидания эскадры создадут благоприятную атмосферу для страха, сомнений, колебаний, а может быть, и раскаяния?
Матросы настаивали на своём.
Приспособленец Томич, приехавший на корабль в числе уполномоченных, присоединился к мнению матросов. Он вообще был противником бомбардировки города. За ожидание эскадры высказались и меньшевики.
В разгар споров в адмиральскую вошёл матрос. Он заявил, что команду волнует присутствие «вольных» на корабле. Член комиссии, будущий предатель Ведермеер, тотчас же потребовал удалить всех «вольных». Матросы Макаров и Звенигородский запротестовали. Матюшенко предложил: оставить на корабле трёх социал-демократов. Комиссия согласилась.