Хекаби сидела, скрестив ноги, и держала соколиху на коленях. Пальцы знахарки скользнули под крыло и ощупали грудь Эхо.
– Совсем исхудала. Мышцы истощены.
Хекаби утерла пену с клюва Эхо и понюхала ее:
– Запах скверный. Каким лекарством ты ее лечила?
Пирра рассказала про черный порошок Болотников.
– Не знаю, из чего он. Мальчик, который мне его дал, не разговаривает.
В карих глазах Хекаби мелькнуло узнавание.
– Наверное, толченые маковые семена.
– На соколов они не действуют.
Хекаби коснулась побледневшей желтой лапы Эхо и нахмурила лоб:
– Она горячая там, где должна быть холодной…
– Без тебя знаю! – не выдержала Пирра. – И перья больше не блестят, и дрожь ее бьет! Ты скажи, как ее вылечить!
Эхо приоткрыла один глаз и издала хриплый звук, от которого у Пирры сжалось сердце.
– Ты ее спасешь?
– Говорю же – не знаю. У тебя есть мясо?
Пирра протянула знахарке пропахший мясом мешочек, в который клала остатки для Эхо. Хекаби достала кусочек голубя. Из потрепанной сумки из козьей кожи она вытащила заткнутый пробкой коровий рог и капнула себе на ладонь несколько капель зеленоватой жидкости.
– Это что за снадобье? – с сомнением уточнила Пирра.
– Здесь горчичное зерно, чеснок и еще кое-что.
Разбойница потянулась к лекарству, но знахарка осторожно ее отстранила. Помазав мясо снадобьем, Хекаби открыла клюв Эхо и положила туда кусочек. А потом знахарка легонько терла у птицы под клювом, пока та не проглотила кусочек вместе с лекарством.
Пирра нервно облизнула губы:
– И что теперь? Произнесешь заклинание?
– Нет. Заклинание будешь произносить ты. Ложись.
Хекаби протянула девочке коровий рог:
– Пей.
– Что?!
– Ты тоже должна заснуть. Тогда ты последуешь за ее духом и вернешь его.
Соколиха в огне, все ее тело болит. Звуки долетают будто издалека и кажутся незнакомыми; она ничего не видит, только где-то далеко маячит крошечная яркая точка. Соколиха чувствует, что ей нужно добраться до этой точки, но зачем – не знает. К тому же она так ослабела, что не может взлететь.
Соколихе с трудом удается расправить крылья: теперь ее поднимет ветер. Это, конечно, не настоящий полет, она просто скользит по воздуху, но больше ни на что сил не хватает.
Опустив взгляд, соколиха замечает львицу, но она далеко внизу. Львица бежит за ней следом, время от времени глядя Вверх, – это она проверяет, не улетела ли соколиха. Львица несется во весь опор. Соколиха в первый раз видит, чтобы она бегала так быстро. Лапы едва касаются земли. Львица огибает сосны, перепрыгивает через камни, но ни одному наземному созданию не под силу обогнать Ветер. С болью в сердце соколиха замечает, что львица все больше отстает.
А яркая точка растет. Ветер несет соколиху вверх, к ней. Земля все больше удаляется. Соколиха не хочет ее покидать. Она понимает, что, если поднимется слишком высоко, назад уже не вернется.
Но вот ее догоняет кто-то другой. Стоило соколихе увидеть, кто это, и ее сердце сразу наполняется радостью: рядом девочка, и она летит! На странном, лишенном клюва бледном лице застыла упрямая решимость, длинные волосы развеваются за спиной, темные пряди отсвечивают фиолетовым и красным. Нет, девочка не допустит, чтобы соколиха ее покинула. Птица чувствует, как сила любви девочки тянет ее назад.
Но девочка человек, а летают они плохо, даже медленнее голубей, и ловкости у людей не больше, чем у птенцов. Девочка качается на Ветру, а когда ей попадается участок неровного воздуха, чуть не падает. Соколиха хочет лететь медленнее, чтобы девочка ее нагнала, но Ветер несет ее вперед.
Девочка зовет соколиху обратно. До чего же у людей низкий голос и медленная речь! Соколиха едва ее слышит, но чувствует жар ее пламенного духа. Он отчаянно тянется к духу соколихи. И все же девочка отстает, совсем как львица. До чего же это несправедливо! Соколиха ведь даже не хочет, чтобы Ветер нес ее к свету. Как только она до него долетит, пути назад не будет. Соколиха больше не увидит девочку.
Огромным усилием воли соколиха чуть-чуть меняет положение одного пера на крыле. Она хочет повернуть в сторону, вынырнуть из воздушного потока. Однако стараний соколихи мало, а больше сил у нее нет. Но каким-то чудом ей удается повторить свой маневр, потом еще раз и еще. Вот соколиху неизящно мотнуло, и она выпала из воздушного потока.
Собрав последние силы, она складывает крылья, пригибает голову, поджимает ноги и несется вниз, обратно к земле.
К девочке.
Когда Пирра проснулась, голова у нее раскалывалась от боли. Девочка перевернулась на бок, и ее тут же вырвало.
Снова растянувшись на узловатых корнях смоковницы, Пирра лежала и щурилась от утреннего света, проникавшего сквозь листву. Воспоминания о вчерашнем дне возвращались к ней постепенно, обрывками. Вдруг Пирра опять подскочила:
– Эхо! Что с ней?
– Жива, – ответила Хекаби. – Теперь ей нужны только еда и покой.
Соколиха сидит на корне дерева возле головы Пирры. Перья только что вычищены, пены вокруг клюва нет, а большие темные глаза снова блестят.
Пирра вытянула ослабевшую руку. Соколиха бочком подошла к ней и запрыгнула к Пирре на плечо. Потом взяла в клюв прядь ее волос и стала чистить так же, как свои перья.
Пирре на глаза навернулись слезы. В последний раз Эхо так делала еще на болотах, а с тех пор – ни разу. Девочка пальцем погладила чешуйчатую ногу птицы. Она больше не пылает жаром. Нога опять прохладная, к тому же она приобрела прежний яркий, насыщенный желтый оттенок.
– Как я рада, что тебе лучше, – прошептала Пирра.
Эхо смущенно отвела взгляд. Потом расправила крылья за спиной, покачалась вверх-вниз и срыгнула овальный шарик.
– Возьми, – сказала Пирра, протягивая Хекаби аккуратный комочек из размолотых голубиных перьев. – Для проклятия пригодится.
Не произнося ни слова, Хекаби взяла шарик и продолжила складывать вещи в сумку из козьей кожи. За ночь она смыла с себя всю глину, и ее волосы опять стали темными, а на виске стала заметна белая прядь. Хекаби снова напоминает себя прежнюю, хотя лихорадочный блеск в глазах никуда не делся.
Знахарка принесла из пещеры треножник для подношений и теперь деловито заворачивала три части проклятия в листья смоковницы. Пирра спросила, что она делает, и та объяснила, что первая часть проклятия исполнена, а теперь нужно отправить его Воронам.
– Для этого мы должны перейти на другую сторону Горы.
– Мы?
– С тебя еще клок львиной шерсти.
Пирра не ответила. С тех пор как заболела Эхо, девочка в первый раз вспомнила, зачем отправилась на поиски Хекаби. Что сказал бы Гилас, если бы знал, что она и думать забыла про Исси?
Они зашагали по козьей тропе, вившейся вокруг пика. Пирра несла треножник, Эхо сидела у нее на плече, а Разбойница шла следом. Время от времени Хекаби сходила с тропы и собирала травы и хворост. Знахарка осматривала каждую палку и почти все отбрасывала в сторону.
Пирра подумала о трех жутких подношениях: волосы Теламона, осколок чаши Короноса, бинт Фаракса.
– Как ты раздобыла предметы для проклятия? – осторожно спросила Пирра.
Хекаби не ответила.
– Может, тебе вор-невидимка помог?
И снова молчание.
– Хекаби, я не просто так спрашиваю. Вор-невидимка… Болотники думают, что это все твои чары, но Гилас… Ему кажется, что это его сестра.
– Почему? – не оборачиваясь, сердито спросила Хекаби.
– Потому что… Он говорит, она ловко ворует, а еще ее любимые животные – лягушки, а Болотники сказали, что вор-невидимка везде оставляет глиняных лягушек. И в пещере я тоже видела такую фигурку…
– Хватит болтать о лягушках! – рассердилась Хекаби. – Мне плевать на все, кроме проклятия!
– А раньше тебе было не плевать на Гиласа. Ты говорила, что он тот самый Чужак из пророчества Оракула, а еще ты предсказала Болотникам, что он к ним придет: «плавник, перо и шерсть»…
Но Хекаби уже ушла вперед.
Вскоре после полудня они добрались до восточной стороны пика, и Хекаби остановилась на каменном уступе. Внизу – отвесный обрыв, наверху – темно-красная вершина пика Ликас.
– Вороны называют самый высокий зубец Пиком Предков, – мрачно произнесла Хекаби. – Много лет назад они выкопали там гробницу Дома Короносов. Если мое проклятие достигнет гробницы, я сокрушу их навеки.
Пирра искоса взглянула на знахарку:
– Откуда ты все это знаешь? Ты там бывала?
Хекаби криво улыбнулась:
– Мне не надо.
– Почему? Про гробницу тебе рассказал вор-невидимка? Это сестра Гиласа? Хекаби, ее зовут Исси, она выросла на горе Ликас и знает ее как свои пять пальцев!
– Хватит донимать меня вопросами, не знаю я никаких сестер! А если мне и помогал вор-невидимка, то сейчас это дело прошлое! Пора довести проклятие до конца. Давай сюда львиную шерсть.
– Хекаби, я тебя очень прошу…
– Дай шерсть!
Стиснув зубы, Пирра пересадила Эхо на ветку терновника. Разбойницу звать не пришлось: львица, похоже, почувствовала, что нужна Пирре, и прижалась к ней. Девочка состригла с ее загривка клок шерсти. Львица лизнула Пирру шершавым языком в щеку, показывая, что совсем не возражает, потом улеглась под деревом и зевнула.
Пирра заметила, что кто-то положил на раненое плечо львицы зеленоватую припарку, от которой исходил сильный, чистый травяной запах.
– Это ты ее полечила? – спросила Пирра у Хекаби.
– Нет, – буркнула Хекаби. – Давай шерсть!
– Тогда кто же?
– Мне-то откуда знать? Давай ее сюда!
– Может, вор-невидимка?
– Дай шерсть!
Кипя от возмущения, Пирра нехотя подчинилась.
– Смотри, – велела Хекаби. – Слушай. Не произноси ни слова.
Первым делом знахарка разбудила огонь. Для костра она собрала ветки фисташки мастичной, поэтому разгорелись они быстро. Скоро у Пирры уже щипало глаза от пахнущего дегтем дыма.
Сидя на корточках и раскачиваясь взад-вперед, Хекаби бросила в огонь египетский гребень из слоновой кости. За ним последовали шарик Эхо, кефтийское золото, и наконец знахарка с почтением взяла клочок шерсти Разбойницы. А когда и он оказался в огне, Хекаби кинула туда три части проклятия.