Акастос печально кивнул. Его взгляд стал отсутствующим: мыслями он вернулся в прошлое. Гилас не понял, боится Акастос встретить призрак брата или мечтает об этом.
Набравшись храбрости, Гилас спросил о том, что хотел узнать еще зимой:
– Как… То есть почему ты убил брата?
Акастос протяжно вздохнул:
– Из-за женщины. Брат был влюблен в нее, а Вороны сказали ему, будто я тоже положил на нее глаз. Якобы она мне отказала, а я принудил ее силой. Тогда брат набросился на меня… – Акастос опустил взгляд на свою руку, лежавшую на рукоятке меча. – Завтра мой последний шанс, Блоха. Пятнадцать лет назад я поклялся уничтожить Воронов и тем самым задобрить дух брата. Я должен убить Фаракса или Теламона. Пролью кровь высокорожденного Ворона – мой брат обретет покой, а я навсегда избавлюсь от Злобных.
Акастос как будто даже не сомневается – задача ему по плечу. До чего же Гилас восхищается этим человеком, который много лет прожил в страхе, боролся с невообразимыми трудностями, однако не опустил руки!
Но Акастос – воин, он знает, что делать на поле брани. Глядя через равнину на далекие костры Воронов, мальчик представлял бесчисленное множество мечей, кинжалов и стрел – и завтра все они будут нацелены на него. Гилас позавидовал женщинам и детям – они-то останутся в лагере!
– Тебе страшно, – тихо произнес Акастос.
Гилас кивнул:
– Выходит, я трус, совсем как мой отец? Вдруг я поступлю так же, как и он, и сбегу с поля боя?
– Ты не все знаешь про своего отца, Блоха. Когда Экион взял тебя в плен, ты сказал ему, что у тебя на руке татуировка Горного Клана – клана твоего отца. А на Кефтиу ты говорил, что мать оставила вас с сестренкой на Горе завернутыми в медвежью шкуру, – Акастос помолчал. – Твои слова навели меня на мысль. Я понял: твой отец не был рядовым членом Горного Клана. Он был их вождем.
Гилас опешил.
– Он отказался сражаться, потому что считал: у его людей будет больше шансов выжить, если они укроются в Горах.
– У трусов всегда отговорки! – с горечью выпалил Гилас.
– Твой отец прежде всего заботился о своих людях. – Акастос помолчал. – А когда Вороны его наконец выследили, он бился с ними до конца и погиб смертью храбрых.
– Но он не пошел в бой, когда ты нуждался в его помощи, – не сдавался Гилас.
– Нет, не пошел.
– А я пойду.
– Знаю, Блоха. – Акастос положил руку ему на плечо. – Перед сражением боятся все.
– И даже ты?
– Ясное дело. Причем с каждым разом собраться с духом все тяжелее.
Гилас хотел было ответить, но тут подбежал Номиос и что-то спросил у Акастоса. Оба зашагали прочь, и мальчик остался один.
Найдя одинокое тамарисковое дерево, он принес подношение. Гилас отдал Покровительнице Зверей половину своего пайка и попросил ее защитить Пирру, Разбойницу, Эхо и Исси, где бы та ни была. А еще он молился, чтобы Акастос и Перифас выжили.
– …И я тоже, если можно, но главное – сбереги других.
Потом Гилас отправился на поиски Пирры.
Однако шатер, который девочка делила с Хекаби, оказался пуст. К тому же все вещи исчезли.
– Они ушли, – сказала женщина, зашивавшая поблизости тунику.
– Куда?
Женщина откусила нитку и махнула рукой куда-то в сторону Горы.
– Зачем – не знаю.
Гилас застыл, глядя в темноту. От горячего ветра щипало глаза.
«Должен быть другой способ победить Воронов! – кричала Пирра. – И я его найду!»
А теперь Пирра ушла. Но куда? И что она задумала? Одно Гилас знает точно – неизвестно, увидит ли он ее снова.
В десяти шагах среди кустов терновника мальчик разглядел в темноте знакомый силуэт.
– Разбойница! – прошептал Гилас.
От глаз львицы отразился звездный свет. Она вскинула морду и принюхалась. Но уловив запах Гиласа, Разбойница не побежала к нему, а отвернулась и бесшумно скрылась в темноте.
Мало ему Пирры! Теперь и львица туда же!
Гилас обернулся. В лагере люди заворачиваются в плащи и укладываются спать. Сколько же здесь народу… Но никогда еще Гиласу не было так одиноко.
19
Мальчик еще раз позвал львицу. По его голосу Разбойница поняла: она нужна ему. Как же ей хочется выскочить из укрытия, кинуться к мальчику, обнять его за шею передними лапами и потереться мордой о его морду!
Но человеческий детеныш тоже нуждается в ней. Малышке очень грустно, да и вообще ей еще рано бродить по Горе одной.
Переступая лапами в пыли, львица гадает, как поступить. Горячий ветер доносит до нее причудливую смесь запахов из огромного человеческого логова, раскинувшегося внизу: тут и козы, и собаки, и ослы, и даже лошадь, а людей и вовсе не счесть. Кажется, девочка и соколиха тоже где-то здесь, хотя львица уже давненько не чуяла их запахов. А раз они в лагере, долго мальчику скучать не придется – эти двое составят ему компанию.
Сердито залаяла собака, за ней вторая и третья. Должно быть, уловили львиный запах и теперь предупреждают хищницу, чтобы держалась подальше. Львица презрительно взмахнула хвостом. Неужто они думают, будто она испугается своры псов?
Львица села. Она не могла отвести взгляд от мальчика, ходившего из стороны в сторону.
Через некоторое время снова пришел мужчина с темной гривой – он у них вожак. Мужчина тихо заговорил с мальчиком. Тот помотал головой и указал на кусты, где пряталась львица. Так она поняла: он ее не видит, но чувствует, что она рядом.
Может, выйти к нему? Или разыскать человеческого детеныша, который отчаянно нуждается в заботе? Тяжело видеть мальчика таким печальным. Но среди своих он в безопасности. С ним и девочка, и соколиха, и мужчина с темной гривой. А у детеныша на Горе нет никого.
Эта малышка для львицы загадка: пахнет от нее почти так же, как от мальчика, и золотистые глаза точь-в-точь его, и львиная грива, и смех. Она даже мячики плести умеет, совсем как мальчик! Наверняка они из одного прайда: львица шкурой чувствует. А если так, то она должна защищать малышку так же, как девочку и соколиху.
К тому же малышка ей понравилась. Характер у нее боевой, а до чего ловко она умеет прятаться! Долгое время малышка надежно маскировала свой запах: вымажется грязью, а голову обернет рыбьей кожей. А лазает она и вовсе отменно! На деревья малышка взбирается в два счета, не то что львица.
Она замерла в нерешительности. С Горы до нее долетают запахи: вот сосны, вот ночная цапля, а вот олень. Гора – замечательное место, дичи здесь полно, а других львов не слишком много. Ну чем не территория для прайда? Наверное, здесь даже соколихе понравится.
Но одинокому человеческому детенышу на Горе не выжить.
Львица вспомнила про льва, который шел по следу девочки несколько смен Света и Тьмы назад. Лев молодой и неопытный, на крупных животных охотиться пока не умеет. Малышка для него – легкая добыча.
Львица живо вспомнила те времена, когда сама была крошечным, беззащитным детенышем, а злые люди-вороны убили ее маму и папу. Несколько страшных смен Света и Тьмы она провела в одиночестве. Львица так и не забыла ужасное чувство голода и страх перед канюками, которые так и кружили над ней, готовясь напасть. Худшее время в ее жизни! Но потом львицу нашел мальчик, и жизнь сразу наладилась.
Вот он позвал ее в последний раз.
Из груди львицы вырвалось низкое, исполненное тоски мяуканье. Но из укрытия не вышла.
Она печально смотрела, как мальчик и мужчина с темной гривой шли обратно в человеческое логово. Потом развернулась и направилась к Горе. Теперь львица знает, что нужно делать: она должна найти малышку и охранять ее. А потом львица придумает, как им всем собраться вместе: ей, мальчику, девочке, соколихе и малышке.
Да, прайд должен объединиться и занять свою прекрасную новую территорию. Так будет правильнее всего.
20
Решив отнять кинжал у деда, Теламон заметно приободрился. Страх перед Злобными отступил, и даже мысли о призраке отца его больше не тревожат.
Конечно, не все идет по плану: его воины так и не поймали Гиласа. «Но побеждает смелый, – напомнил себе Теламон, галопом несясь на коне по дороге, ведущей к Лапитосу. – Когда кинжал будет моим, ни один Чужак не встанет у меня на пути».
Теламон оставил отряд под командованием Иларкоса, приказав ему перевести воинов через перевал и спуститься на равнину. Там они объединятся с остальной частью армии с Фараксом во главе.
Иларкос встревожился:
– Но, мой господин, что я скажу господину Фараксу, если он спросит, где ты?
– Тебе ничего говорить не придется, к тому времени я вас догоню или даже встречусь с ним первым.
С этими словами Теламон хлестнул лошадь поводьями по шее и поскакал в крепость, где прошло его детство.
Вот Солнце поднялось выше, и на востоке стали собираться темно-серые грозовые тучи. В этот момент настроение Теламона чуть омрачили мысли о Фараксе. Он вспомнил тот вечер, когда вернулся из Египта. В большом зале в Микенах дядя устроил ему настоящий допрос. Ни один мускул не дрогнул на аскетичном лице Фаракса, когда Теламон рассказал о страшной смерти Алекто. С тех пор Фаракс ни разу не упоминал имени сестры. Единственное, что интересовало дядю, – почему Теламон ослушался его приказа и ввязался в стычку с местным племенем на Великой Реке? Фараксу и дела нет, что его родную сестру сожрали крокодилы, а вот ослушания он не простит.
«И что с того? – подумал Теламон. Им овладел бунтарский дух. – Только храбрейший из храбрых осмелится бросить вызов Фараксу – и этот человек я. Как только заберу у Короноса кинжал, Фараксу придется повиноваться мне».
Теламон живо представил, как ведет войско в бой. Вот он мчится на колеснице, вскинув кинжал над головой, а жалкие остатки армии повстанцев разбегаются в панике. Сколько силы в безупречно ровных очертаниях клинка! Это лезвие несет смерть, а разделенный на четыре части круг на рукоятке символизирует колесо колесницы, давящей врагов клана.
Самый первый вождь Дома Короносов – тот самый воин, который построил Лапитос. Он выковал кинжал из шлема убитого врага и закалил расплавленную бронзу кровью из собственных боевых ран. Вот какие у Теламона предки! Стоит ли удивляться, что боги прочат в правители именно его?