– Сколько ей лет?
– Четырнадцать. Знаю, у нас большая разница в возрасте. После меня родители решили, что двух мальчиков будет достаточно, ровно до одной рождественской вечеринки, где было слишком много шнапса, слишком весело, и дело в шляпе.
Эль кивает, посмеиваясь.
– Прости. Я буду смеяться над твоими фразочками, пока не привыкну. Моя речь кажется тебе глупой?
– Нет, что ты, – заверяю я ее. – В детстве мы смотрели очень много американских шоу по телевизору, и, конечно, большинство фильмов в прокате были голливудскими. Даже на Би-би-си. Так что приходилось довольствоваться случайными эпизодическими персонажами и «Театром шедевров».
Эль смеется, еще больше расслабляясь, и мы сближаемся до двух людей, которые узнают друг друга. Приносят закуски, и Эль позволяет мне накормить ее кусочком сашими из тунца моими палочками: ее розовые губы обхватывают кусочек сочной рыбы почти такого же цвета, и я чувствую сухость во рту.
Вряд ли я когда-либо мечтал стать рыбой, но сейчас мне бы хотелось, чтобы меня звали Чарли Тунец[8], филе из банки, потому что я чертовски ревную к кусочку, который она только что съела.
– М-м-м… Софи сильно разозлится на меня, если узнает, – говорит Эль, задумчиво пережевывая рыбу. – Это моя кошка, и она настоящая хозяйка моей квартиры. Она предъявляет права на все, когтем или клочком шерсти.
– Похоже на мистера Скрагглза, – говорю я ей, вспоминая старого кота моей семьи. – Ему уже двенадцать лет, и он считает себя истинным хозяином поместья. Горе тем, кто посмеет не дать мистеру Скрагглзу все, что он пожелает. На самом деле, единственная, кто может контролировать этого сиамского террориста, это Лиззи.
Эль наклоняет голову, улыбаясь.
– А ты и правда очень любишь свою младшую сестренку.
– Это так очевидно, да?
Эль кивает.
– Что насчет твоего брата?
Я слегка мрачнею.
– Какое слово ты использовала? Про Тома? – Я на секунду напрягаю мозги, вспоминая забавное ругательство. – Душный придурок. Точно. Мой брат – душный придурок. Мы не ладим.
Она смеется, но затихает после моего вопроса.
– А что насчет тебя?
– Только я и мой отец, – отвечает она на автомате, но я замечаю легкое оцепенение при его упоминании. Она необычайно предана ему, и я ценю это.
И в этом проблема. Эль рассказывает мне о том, как она выросла, как Дэниел сначала оплакивал разрушенный брак, а затем поставил себе двойную цель одновременно стать лучшим отцом в мире и влиятельным руководителем, и я разрываюсь на части.
На голову этому человеку обрушилось столько дерьма. И он всегда был выдающимся отцом, в то время как многие утопились бы в первой же бутылке водки или даже обвиняли бы своего ребенка.
Многие, но не Дэниел. Из-за этого мне тяжелее осознавать, что я использую Эль в своих интересах с целью вывести его из равновесия. Лучше бы он был отвратительным мерзавцем, чтобы я показал себя героем в этой битве. Но, возможно, мы оба герои со своей правдой? Или нынешняя ситуация с Эль, моей ассистенткой, с которой у меня свидание, делает меня злодеем?
Черт, от этой мысли становится больнее.
– Колтон? – зовет меня Эль, и я встряхиваю головой. – Ты выглядишь каким-то потерянным.
– Извини, эта штука очень острая, – лгу я. – Наверное, намазал слишком много васаби на суши.
Мы заканчиваем ужинать, и я все время хочу притянуть ее к себе и вкусить оставшийся аромат имбирного мороженого с ее губ. Только когда парковщик закрывает дверь машины, я кладу руку ей на бедро. Даже сквозь ткань ее платья и чулок я почему-то чувствую, что не должен этого делать.
– Могу я кое-что сказать?
– Конечно.
Слова больше похожи на вздохи, ее взгляд остановился на моих пальцах.
– Я разрываюсь на части, – признаюсь я. – Половина меня хочет взять тебя в объятия и хорошенечко потискать. Другая половина хочет повести себя по-джентльменски и отвезти тебя домой. И есть третья половина, которая чувствует себя куском дерьма из-за того, что я обманом заставил тебя пойти со мной на свидание.
Эль краснеет и наклоняется.
– Ты джентльмен. Я не совсем понимаю, что значит тискаться, но я не против. И ты явно не в ладах с математикой, что нефигово меня беспокоит, учитывая твою работу.
Я наклоняюсь к ней, обхватываю ладонью ее затылок. Медленно приближаюсь к ее лицу, предоставляя ей достаточно времени и места, чтобы остановить меня, но она тоже наклоняется. Я ловлю себя на мысли, что воздух между нами накаляется, а затем наши губы соприкасаются, выпуская электрические заряды.
Ее губы раздвигаются, когда я провожу языком по их линии, требуя входа, и она стонет, когда я углубляю поцелуй. Я исследую ее рот, рукой глажу ее бедро, мы оба настойчиво приближаемся друг к другу.
Я на грани того, чтобы посадить ее на колени и оттрахать прямо здесь, в моей машине…
БИП! Бип-бип-бип!
Напуганные, мы расцепляемся, и я осознаю, что мы по-прежнему сидим напротив «Ямаширо». Парковщик показывает палец, к сожалению, не средний, и просит сигналящего гостя позади нас подождать минуту. Я опускаю окно и даю ему еще чаевых.
– Извините. Немного увлекся.
– Не беспокойся, чувак. Я бы тоже ею увлекся, если бы мог.
Он усмехается, как будто мы друзья, но у него хватает ума не взглянуть на Эль, которая хихикает и поправляет помаду в зеркале.
Я выезжаю из «Ямаширо», не уверенный, куда ехать дальше.
«Домой. Увези ее домой и жестко трахни», – скандирует мой член.
Ко мне домой, к ней домой – какая разница, лишь бы была плоская поверхность.
«Не могу так долго ждать, просто притормози где-нибудь в темном месте».
Хотелось бы сказать, что разум одержал верх, но именно Эль прерывает этот непростой выбор, который я пытаюсь сделать.
– Теперь моя очередь. Ты бросил мне вызов на ужин, поэтому я бросаю…
Я смеюсь.
– Нет. Это так не работает. Только я бросаю вызовы.
В ее взгляде снова вспыхивает гнев. Ненавижу ее бесить, но, блин, она ошеломительна с румянцем на щеках и блеском непокорности в глазах.
– Это так работает. Ты просил меня помочь тебе развлечься, вот я и помогаю. Так что я бросаю тебе вызов… – Она замирает на мгновение, задумчиво постукивая кончиком пальцев по губам. – Давай сыграем в патт-патт!
– Что за патт-патт?
Она ведь выдумывает, верно? Это самое бессмысленное слово на свете, которое я только слышал.
– Патт-патт, – повторяю я, пытаясь прочувствовать его звучание. Похоже на звук, который обычно повторяет маленький ребенок, играя с грузовиком. Патт-патт-патт-патт.
– Это как гольф, только мини, что делает его еще веселее, – кивает она, будто ее утверждение действительно делает его таким или имеет какой-либо смысл.
– Маленький не значит веселый, – противлюсь я.
Она нагло бросает взгляд на мою промежность, где мой член стоит столбом и пытается колыхаться, как будто сообщая: «Готов играть по-крупному, мэм!».
– Принято к сведению. В некоторых случаях подобное суждение справедливо, но не во всех. Только представь: кукольные домики – это весело, крошечная еда – это мило, и мини-гольф изменит твою жизнь. Поверь мне, Колтон.
Как ни странно, я ей верю.
Именно поэтому час спустя я держу в руках дешевую металлическую клюшку и играю в игру, которая, как я подозреваю, предназначена для детей.
Никто из нас не делает больших успехов, и, учитывая странные взгляды со стороны, мы слишком расфуфырились для такого занятия, но это весело. Мы выясняем, как трудно, а точнее, что практически невозможно мягко ударить по мячу у второй лунки, но мой мяч застревает в животе кита на четвертой. Мы должны разгадать загадку, чтобы пройти дальше, но на это уходит всего пара попыток. Пятая, шестая и седьмая лунки, я стою позади Эль, якобы помогая ей прицелиться. Могу сказать, что целюсь я немногим лучше нее, но моему члену нравится прижиматься к ее заднице.
Это должно быть неправильно. Но все кажется правильным.
Это должно быть слишком быстро. Но кажется невероятно медленным.
– На девятой и последней лунке Колтон Вулф вырывается вперед на одно очко. Теперь британский выскочка, что называется, пан или пропал.
Эль говорит низким и драматичным голосом, подражая спортивному комментатору, когда я готовлюсь к победному броску. Я широко расставляю ноги, выравнивая захват крошечной клюшки, и смотрю влево, чтобы прицелиться, а затем сосредоточиваюсь на неоново-желтом мяче перед собой.
Моя конкурентная натура берет верх, и я хочу выиграть, особенно при таком счете. Но есть кое-что еще, что я хочу выиграть даже больше, чем право на хвастовство.
Я вдруг расслабляюсь и небрежно опираюсь на клюшку.
– Итак, что я получу, если выиграю?
Эль поджимает губы, словно пытаясь сдержать улыбку.
– Ого, а ты быстро учишься. Будем делать ставки?
– Бросаю вызов… Если выиграю я, ты едешь домой ко мне. Если выиграешь ты, я еду домой к тебе.
Это смелый шаг, но я бы не достиг того положения, которое занимаю сейчас, делая робкие шаги. Думаю, Эль как никто другой по достоинству оценит игру «все или ничего» в американском стиле.
Она втягивает воздух, ее грудь восхитительно поднимается, словно прося моих поцелуев, покусываний и языка.
– Это против правил. Серьезно, есть правила.
Мои брови опускаются.
– Почему я впервые об этом слышу? В твоей любимой игре с вызовами есть правила?
Я ясно даю понять, что уверен: она все выдумывает на ходу, но моя спутница качает головой.
– Мы с Тиффани уже давно в это играем и на своем горьком опыте кое-что усвоили. Правило первое – ничего такого, что может кому-то навредить, включая нас самих. Правило второе – никакого секса. Правило третье – ничего противозаконного. – Она делает паузу, чтобы я уловил смысл ее слов. – Твой вызов противоречит второму правилу.
Я поднимаю палец.
– Протестую. Правила, применимые для игры с Тиффани, не должны быть правилами нашей игры. Они могут отличаться, если мы оба согласны.