Оливер плавно останавливает машину перед «Роузвудом» – одним из самых роскошных отелей Лондона, расположенным на Хай Холборн. Эль запрокидывает голову, рассматривая арочный вход и колонны на втором этаже и поднимая взгляд на высокую башню.
– Вау, – выдыхает она.
– Сюда, мэм. – Оливер помогает Эль выйти, и я говорю ему, что теперь справлюсь сам. Всю неделю он будет на связи, поэтому он вручает мне гладкую черную карточку с номером телефона и говорит звонить в любое время дня и ночи с любой просьбой.
Мы проходим через арку в красивый внутренний двор. Эль берет меня под руку, словно мы принц и принцесса, и сжимает мой бицепс. Подумать только, несколько часов назад мы трахались в уборной.
Я не в силах сдержать улыбку, думая о таком контрасте. Она действительно многогранна, и хотя на первый взгляд может показаться довольно простой девушкой с простыми желаниями, я считаю ее сложной и глубокой. Даже если она, словно ребенок, задыхается от удивления, увидев красивую мраморную лестницу.
В номере она снова превращается в ребенка и носится, хватая пуховые подушки на диване, засовывает в рот целый макарон, а затем плюхается на одну из кроватей. Из ее рта вылетают крошки, когда она говорит:
– Я в раю. В настоящем раю.
– Не уверен, что такую непослушную девчонку, как ты, туда возьмут, – сухо шучу я.
Одновременно с головой она поднимает средний палец.
– Вообще-то именно из-за своего непослушания я и оказалась здесь, а это практически рай.
Она снова смотрит по сторонам, широко раскрыв глаза.
Она резко подбрасывает ноги в воздух, а затем садится и прячет их под себя, будто ничего и не было. Ее глаза кристально чисты, а взгляд притягивает меня.
– Ладно, выкладывай.
Я вздрагиваю, но только изнутри. Мое лицо не выражает никакой реакции на ее слова, но, может быть, именно так я себя и выдаю?
– Что ты имеешь в виду? Ты готова приступить к работе?
Я молюсь, чтобы так оно и было.
– Да, работа. Но сначала объясни, в чем дело? Я знаю, что ты просил забронировать именно этот номер, но я понятия не имела, что он такой шикарный. Это, – она обводит пальцем комнату, – совершенно точно не входит в суточные мистера Фокса за командировку. В том числе и Оливер, ожидающий на «Роллс-Ройсе». Так в чем же дело? Расскажи мне, и мы перейдем к работе.
Хотя это то же самое, и я пока не готов раскрыть ей этот кусочек головоломки. Но я могу медленно подводить ее к предстоящему кошмару.
– Я подумал, тебе понравится немного роскоши. Кажется, я был прав, раз ты так танцевала по всей комнате.
Она указывает на меня пальцем, когда я сажусь рядом с ней на кровать.
– Это был не танец. И ты уходишь от вопроса.
Умная девушка. Бьет ниже пояса.
Осторожно рассказать немного – это благоразумно.
– Твой отец следит за тобой, и моя семья, скорее всего, уже знает, что я в Лондоне. Они захотят увидеть меня, а я хочу увидеть некоторых из них.
– Лиззи? – правильно угадывает она.
– Да, и Ба. Ты хочешь показать Дэниелу, что ты независима, и я так же сильно хочу показать своей семье, что успешен.
– Паршивая овца. Ты не шутил? – Ее голос мягкий, более нежный, чем у большинства по отношению к бедному маленькому богатому мальчику.
Я стискиваю зубы, желая, чтобы мне не пришлось рассказывать ей правду о своей семье.
– Моя семья придерживается теории, что не нужно «запасных». У меня есть старший брат, золотой ребенок, и, следовательно, я – ненужное дополнение.
Ее руки обвивают мою шею, притягивая голову к ее плечу. Печальная правда в том, что простая, но искренняя симпатия растапливает что-то внутри меня.
Она не спорит со мной и не говорит, что я, конечно же, ошибаюсь. Нет, она просто верит мне на слово и утешает меня этим без бессмысленных банальностей.
– То есть у них везде глаза и уши, и ты хочешь, чтобы они узнали, какой ты богатый и успешный, а отсюда этот шикарный автомобиль и роскошный отель?
– Можно и так сказать. Это делает меня поверхностным? Вся эта мишура, конечно, мелочь, но…
– Это их взгляд?
Я вопросительно поднимаю брови, и она объясняет:
– Они относятся к тем людям, которые видят, что ты счастлив, и приравнивают это к успеху? Или к тем, кто измеряет успех только в долларах и центах? Или к каким-то еще? Какой у них взгляд на успех?
– Деньги. По крайней мере для моих родителей.
Она проницательна, и мне интересно, применяла ли она эти идеи к себе. Это рискованно, но я все равно спрашиваю:
– А как насчет Дэниела? У вас одинаковый взгляд на это?
Она сжимает губы и стихает.
– Думаю, да, но он никогда этого не признает. Отец всегда хотел держать меня в пузыре, но он – мощный локомотив и всю жизнь был для меня примером. Чтобы стать по-настоящему взрослой в его глазах, думаю, мне придется знатно разозлить его, дав ему попробовать его же лекарство. Нам обоим будет очень больно и чертовски тяжело. Но в конечном итоге он не отпустит меня без боя и не будет меня уважать, если я перестану бороться за свою независимость.
Она грустно улыбается, и, кажется, сама только что поняла это.
Она мотает головой.
– Ну, хватит обо мне. Расскажи еще о своей семье. Мы встретимся с ними, пока мы здесь?
И мне есть что рассказать.
О том, что мой папа превращается в козла, выходя на совершенно новый уровень хамства. Что моя мама позволяет ему вытирать об нее ноги. Что мой брат – душный придурок. Что я хочу украсть Лиззи и позволить ей остаться со мной в Штатах, чтобы у нее был шанс на нормальную жизнь вдали от моего отца. Что Ба стареет, и мысль о том, что я могу потерять ее, пугает до мурашек.
Но я ничего этого не говорю.
– Да, встретимся, но, думаю, на сегодня достаточно душещипательных разговоров о личном. И после долгого перелета стоит немного вздремнуть, чтобы освежить голову. У нас впереди работа и семейные дела, а джетлаг не принесет нам никакой пользы.
– Лучше трогательные разговоры, – говорит Эль, поправляя меня. Она сбрасывает кроссовки, плюхаясь спиной на кровать. Она широко раскидывает руки, занимая большую часть пространства, но я ложусь рядом с ней.
– Сон как у сурка, дубль два. Спокойной ночи, Колтон, или доброе утро… Без разницы.
Я посмеиваюсь над выражением «спать как сурок», думая, что это еще одна идиома, но после всего просто оставляю ее без комментариев. Кажется, Эль немного потерялась в своих мыслях, и, надеюсь, она немного отдохнет. Не думаю, что мне удастся поспать до того, как я увижу свою семью.
В полудреме Эль говорит:
– Эй, ты видел, как леди внизу уставилась на мои кроссовки? – Она подносит одну руку к носу и высокомерно задирает его пальцем. – Судя по всему, моя обувь не соответствует высоким стандартам этикета отеля «Роузвуд». Уверена, что и я тоже.
– Определенно нет, – соглашаюсь я.
Мои глаза закрыты, поэтому я не вижу, как ко мне приближается подушка и падает мне прямо на лицо.
– Это был комплимент, – говорю я, пытаясь объясниться и отбить ее дальнейшие удары.
Я перестаю защищаться и хватаю ее: подушка между нами смята, и я держу ее руки.
– Готов поспорить, что она никогда не играла в мини-гольф, никогда не прыгала с тарзанки и не трахалась в самолете. Большинство людей не делали и половину того, что делала ты. Так кому какое дело до твоей обуви? Мне вот точно до этого нет дела.
Она улыбается, будто я только что сделал ей самый приятный комплимент. Или как будто она гордится всеми сумасшедшими вызовами, которые сделала, поэтому я бросаю ей еще один.
– Бросаю тебе вызов… покемарить, вздремнуть, – говорю я на британском и американском английском, сделав перевод, прежде чем она успевает спросить. – Знаю, скучно, но надо.
Она поднимает голову, и я готов к тому, что она ударит меня головой, потому что рядом с Эль я уже ничему не удивляюсь, но вместо этого она нежно целует меня в губы. Я воспринимаю это как принятие вызова.
Как и в самолете, через несколько минут она уже тихонько посапывает, а я лежу без сна рядом с ней, и мы оба по-прежнему в дорожной одежде. Мой мозг обдумывает стратегии и результаты, возможности встречи с моей семьей и доведения моего предложения до финишной черты.
Время действовать или заткнуться, Колтон.
Глава 22. Колтон
– Мы ведь ненадолго заскочим к твоей семье? У нас полно работы, босс.
Сегодняшние подколы Эль – яркое пятно в темноте моих мыслей и нервов, сковавших позвоночник. Единственное, что поднимает мне настроение.
– Да. Это именно то, что нужно сделать.
Мне стоит сказать больше, но я молчу. Еще не время. Я хочу растянуть этот момент подольше.
Несколько охов и ахов спустя Эль замолкает. Я чувствую ее взгляд, но продолжаю смотреть в окно «Роллс-Ройса».
Уверен, что у меня все написано на лице. Я вижу так много знакомых мест. Вот супермаркет «Теско», куда я забегал после тренировки по боксу, и забегаловка с рыбой и жареной картошкой, где частенько перекусывал. Даже уличные указатели, люди на тротуарах и, конечно же, пабы – все это возвращает воспоминания. Я чувствую себя дома.
Оливер поворачивает, и я замечаю одно изменение, от которого болит сердце: тренажерный зал исчез. Конечно, это была старая ветхая коробка из кирпича и бетона, построенная на государственные деньги, которая едва сводила концы с концами, но мне там очень нравилось.
Крыша протекала во время дождя, летом там было душно и потно, а зимой – сыро и очень холодно.
Но это было что-то настоящее. Здесь деньги ничего не значили, а социальный класс значил еще меньше, и проявить себя было единственным способом – кровью, потом… и умениями.
– Вы не знаете, что случилось с боксерским клубом, который был там?
Оливер смотрит на угол, где когда-то стоял клуб, а затем вновь переводит взгляд на дорогу.
– Он закрылся несколько лет назад. Это было весьма скандально, но потом случился развал, какая-то пигалица при бабле решала спор подбрасыванием монеты, и дело сделано, везет же дуракам – они получили новое место к северу от Хай-стрит.