Ба вздыхает, гнев сменяется грустью.
– Бедный дурак, он стал таким забывчивым. Думает, что сад принадлежит ему, рассказывает мне, что сам тут все посадил. Честно говоря, он кое-что посадил здесь. Но он приходит срезать цветы для своей спальни по несколько раз в день, забыв, что делал это дважды перед чаем.
Со всей это садовой драмой Ба, наконец, замечает Эль.
– А вы у нас кто, милая?
Врывается Лиззи.
– Колти завел себе подружку. Он работает с ней.
Она приносит меня в жертву, как откормленного теленка. Ба смотрит пристальным взглядом.
– Правда? Подружка Колтона. Ну, разве это не восхитительно?
– Эль Страйкер, это моя бабушка Дороти. Ба, это Эль, – сказал я, сглотнув слюну, но урон уже нанесен, поэтому я вбиваю последний гвоздь в гроб своим подтверждением. – Моя девушка.
Я чувствую, как напряглась Эль, и знаю, что сегодня вечером нас ждет разговор. Может быть, я смогу уговорить ее простить меня за такое дерзкое предположение, стоя на коленях. Или позволив ей предложить вызов на ее усмотрение.
Эль теряется, пытаясь быть вежливой, несмотря на шок. Она делает довольно печальный реверанс: ее нога скользит по траве, и я спасаю ее от падения.
– Здравствуйте, мадам. Мое почтение.
Ба отмахивается от Эль.
– Чепуха, Эль! Я слишком стара, чтобы церемониться со всеми этими поклонами и реверансами. Я не Королева Лиззи. Зови меня Ба, как Колти, и подойди сюда, чтобы я могла лучше понять, на что он подписался.
Ба нагло разглядывает Эль с головы до ног, не беспокоясь о проявлении такта.
– Прекрасное дитя. Ты, должно быть, особенная девушка, покорившая сердце моего Колти. – Затаив дыхание, она бормочет: – Куда лучше тех блудниц, которых приводит домой его брат.
– Что? – восклицаю я. – Что делает Эдди?
Лиззи снова закатывает глаза, что, очевидно, вошло у нее в привычку.
– Что он не делает? Или даже с кем не делает? Могу поспорить, он уже перетрахал пол-Лондона.
– Тише, Лиззи, – ругается Ба, но я вижу правду в ее глазах. Лиззи права, а Эдди даже более мерзкий, чем я думал. – Вы уже видели кого-нибудь из них?
Из них. Наша семья разделена и всегда была такой. С одной стороны – Ба, Лиззи и я. С другой стороны – папа и Эдди восседают, как будто их дерьмо пахнет розами Ба. И где-то посередине дрейфует мама, которую прибивает то туда, то сюда, куда бы ни шел поток.
– Еще нет. Я не звонил, не хотел говорить им, что приеду. Ты же знаешь, папа науськал бы маму на то, какая я бестолочь.
Прикосновение Эль к моей руке такое мягкое, но значимое. Она не знает, какая буря ждет нас, но поддерживает меня. Я мысленно дополняю образ поля битвы, ставя ее на свою сторону вместе с Ба и Лиззи.
– Ума не приложу, как эта чушь попала в голову моей дочери.
Укус Ба неожиданный. Обычно она куда более обходительна в своих выражениях, но, возможно, она устала от мамы точно так же, как и от мистера Блэквайра.
– Она позволила этому кретину Эдди сделать всю семью несчастной и так плохо относиться к тебе, что тебе пришлось покинуть не только дом, но и страну. – Ба грустно смотрит на меня, будто извиняясь за все годы ада, которые я пережил. – Не знаю, где я ошиблась с Мэри. Она была такой счастливой девочкой, когда была маленькой. Иногда мне кажется, что она обменяла свои мозги на задницу, когда вышла замуж за твоего отца.
– Ба! – в ужасе восклицает Лиззи. Я знаю, что она с трудом переносит Эдди, но по-прежнему ладит с матерью. – Мама делает все возможное. Не все зависит от нее.
– Этого недостаточно. Не тогда, когда она позволяет твоему отцу бегать по всей стране, как одичалому. А Эдди и того хуже: его отец сильно деградировал.
Ерунда. Я не знаю, что сказать. Я ненавижу Эдди всеми фибрами души, но он – внук Ба, а мама – ее дочь. Интересно, сколько я пропустил, если все стало настолько серьезным, чтобы оправдать дурной язык Ба. Или это сама Ба? Может быть, она немного слетела с катушек? Или, как минимум, повредила свой речевой фильтр?
Вновь появляется Альфред и прерывает разглагольствования Ба.
– Господин и леди Вулф прибыли и готовы принять гостей. Они ждут в гостиной и требуют вашего присутствия.
Сплошные формальности. Сплошная серьезность. Мы семья. Должно же быть что-то помимо этой холодности. Но хоть мое сердце желает, чтобы все было иначе, я прекрасно знаю эту кухню.
– Давайте покончим с этим.
Глава 23. Эль
Коридор устремляется вперед, панели из темного дуба и темно-бордовые стены давят на меня, когда Альфред ведет нас через гигантский особняк. Мы проходим несколько пролетов каменной лестницы, окруженной разноцветными витражами, через которые внутрь проникает радужный свет.
Звук наших шагов утопает в плюшевых коврах, когда мы с Колтоном следуем за Альфредом. Лиззи идет впереди, ведя Ба под руку. Несмотря на то что она опирается на Лиззи, Ба сильная и умеет себя подать с заявкой на королевские привилегии. У меня такое ощущение, что она с улыбкой словесно разделывает тебя, при этом потягивая бренди с оттопыренным мизинчиком.
– Как ты держишься? – шепчет Колтон чуть слышно, сжимая мою талию.
Я подхожу ближе к нему, стараясь говорить так же тихо.
– Потрясена. Заинтересована. И мне неприятно это говорить, потому что это твоя семья, но мне немного весело. Я как будто оказалась посреди сериала «Аббатство Даунтаун», но это, скорее, из-за необычной речи. Но семейная драма, драки в саду, возвращение блудного сына… Признаться, я представляла встречу с твоей семьей немного иначе.
Колтон бездумно поправляет меня.
– Правильно «Аббатство Даунтон».
Я пожимаю плечами.
– Знаю, но я привыкла называть его неправильно, потому что это бесит Тифф. Порой на таких мелочах и строится дружба, понимаешь?
Улыбка Колтона натянутая, напускная.
– Боюсь, семейная драма еще не началась. Прошу прощения за то, что допустил бестактность и назвал тебя своей девушкой, не обсудив это с тобой.
Я сканирую свой разум, сердце и опрашиваю бабочек в моем животе, но не нахожу ни капли обиды. Вместо этого я ощущаю искрометное счастье.
– Все хорошо. Я знаю, что между нами гораздо больше, чем просто «веселье», как ты говорил, но не стоит сейчас об этом беспокоиться. Сосредоточься на своей семье, и я последую твоему примеру. Это то, что сделала бы хорошая девушка и хороший ассистент.
Я наигранно подмигиваю, надеясь рассмешить его или хотя бы вызвать улыбку. Но в результате уголки его губ лишь слегка дергаются, и он снова становится серьезным.
– Я должен бросить тебе вызов, очень важный вызов.
Его нервное состояние заставляет меня нервничать, и я молюсь любому призраку его предка, бродящего по этому коридору, чтобы Колтон не попросит у меня трусики перед встречей с родителями. Потому что я сделаю это и выставлю себя полной дурой перед ними. Я, скорее всего, в любом случае сяду в лужу, но, по крайней мере, если я вдруг описаюсь, лишний слой хлопка все впитает, прежде чем я обмочу ковер.
– Ладно.
– Все, что ты здесь увидишь и услышишь, должно остаться между нами. Ни твой отец, ни Тиффани, ни люди в офисе не должна об этом знать. Только мы. Я обнародую то, что мне нужно и когда мне нужно, но я хочу, чтобы эта жизнь была отделена от той. Бросаю тебе вызов… сохранить мой секреты.
Я останавливаюсь в коридоре, позволяя Альфреду и остальным повернуть за угол, чтобы хоть ненадолго остаться наедине, но они, кажется, не слушают наш разговор, обсуждая последние оценки Лиззи в школе. Повернувшись к Колтону, я рассматриваю его лицо. Кажется, его смущают тайны его жизни, и он боится, что кто-нибудь заглянет за занавес, который создал Колтон Вулф, руководитель «Фокс».
– Тебе не нужно бросать мне вызов. Или приказывать как своей ассистентке. Я уважаю то, что ты хочешь быть самим собой, а не тем, кем вот это все делает тебя. – Я обвожу рукой коридор, украшенный старинными картинами, мраморными бюстами и закрытыми дубовыми дверями, ведущими в многочисленные комнаты.
– Спасибо, Эль. – Колтон целомудренно целует меня в губы и вновь ведет за Альфредом.
Сразу за углом открываются двойные двери, и Альфред ждет справа от них. Взмахом руки он приглашает нас в комнату. Он громко оповещает:
– Господин Колтон и мисс Эль Страйкер.
Я подпрыгиваю и тут же чувствую себя дурочкой, но у старика неожиданно прорезается голос, как у конферансье матчей по реслингу, а я определенно не готова драться.
Когда Альфред сказал, что Вулфы ждут в гостиной, я представляла себе вычурную, причудливую комнату, где дамы потягивают чай и надкусывают малюсенькие бутербродики. Что-то белое с побрякушками. Но все оказалось совсем не так.
Комната похожа на пещеру. Это единственная мысль, которая приходит мне в голову, когда я осматриваю пространство со сводчатыми потолками, стенами, обшитыми панелями, и изысканной мебелью. На задней стене – пять высоких окон, украшенных тяжелыми шторами и покрытых витражами, что делает их похожими на окна над лестницей. Ровные лучи света проникают в комнату и падают на толстое ковровое покрытие, разбиваясь о тени каменных колонн между стеклами. Если бы я не знала, что это их семейный дом, то решила бы, что зашла в самую древнюю церковь в истории, от пола до потолка и от окон до стен.
– Божечки, а я-то думала, что твой кабинет шикарный, – шепчу я, когда мы заходим в комнату.
Мужчина откашливается, и я смотрю на двух людей, которых раньше не встречала. Этот мужчина, очевидно, отец Колтона. У них одинаковые плечи и грудь, но его лицо уже, что делает его сморщенным и резким. Он носит хаки, и его белая рубашка буквально ослепляет, выглядывая из прорезей жилета. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала, что он катался верхом. Либо это, либо британская элита возвращает моду на брюки галифе. По мне, так то и другое вполне возможно.
Мать Колтона явно подарила свое идеальное лицо сыну и дочери с такими же пронзительными глазами и четкими скулами. На ее шее висит красивая нитка жемчуга, на вид старинная, с небольшой брошкой посередине. На ней простое и элегантное платье, облегающее до запястий со струящимся трапециевидным подолом до колен. Она выглядит так же аристократично, но ее улыбка значительно теплее, чем холодное безразличие мужа.