Тиффани вращает запястьем, показывая, чтобы я заканчивала.
– Я спрашиваю о другом, и ты прекрасно об этом знаешь. Работа, работа, работа, бла-бла-бла. Расскажи мне о себе… и о нем… о личном. Не спеша и во всех подробностях.
Я кусаю губу, думая об обещании, которое дала. Я не выдам его секреты, но могу рассказать о том, что Колтон не скрывает.
– Я встретилась с его семьей. Он представил меня как свою девушку.
Бум. Микрофон падает.
– Чего? – кричит Тиффани так громко, что даже Софи выглядит разозленной, вставая и выпрыгивая из кадра.
Я киваю.
– Знаю. Я мало что рассказывала, но между нами что-то есть. Что-то большее, чем секс.
Признание этого кажется значительным. Он привел меня в свой мир, а я привела его в свой. Не только из-за дружеских угроз и случайного секса, но сказать Тиффани о том, что это серьезно – первый шаг к тому, что Колтон становится моим на моей стороне земного шара. А я становлюсь его.
– И как ты к этому отнеслась? Я имею в виду, где твоя голова? Где твое сердце? Это не только из-за Би-би-си, не так ли? – Тиффани приближает лицо к камере и рассматривает меня пиксель за пикселем, будто может прочитать мои мысли через экран.
– Более чем нормально. Ты многое о нем не знаешь, и я тоже все еще изучаю его. Но это… что-то. Он больше, чем злой и страшный Серый Волк.
– Ты уверена, что дело не в штаб-квартире и том, чтобы взять верх над папочкой?
Я делаю кислое лицо.
– Тьфу, пожалуйста, сейчас же прекрати эту фигню с папочкой. И нет… В смысле, да, я уверена, что дело не в этом. Мы даже не говорим об этом, только мы и лондонское предложение.
Тиффани кусает губу.
– А что будет после утверждения участка? Что если это Лондон? Что если это Теннесси? Тогда что?
– Не знаю. Я еще не заглядывала так далеко. Я, как всегда, полагаюсь на интуицию, понимаешь?
Но она задает хороший вопрос. Если у нас все получится, Колтон переедет в Лондон, а отец и Тиффани, моя семья, останутся в Штатах. Если папа преуспеет, он переедет в Теннесси, а Тиффани и Колтон останутся в Калифорнии. Или, может быть, все они разбегутся – Лондон, Теннесси, Калифорния.
И куда мне податься?
– Я чувствую себя виноватой. Я сказала тебе быть безрассудной и смелой, и я знаю, что это все равно что размахивать красным плащом перед быком. Торо, торо. – Она слегка потрясывает одеялом, имитируя плащ, хотя она не матадор. И мое одеяло даже не красное. Оно желтое. – Ты уже на полпути к безрассудству, но это чересчур, даже для тебя.
Возможно, она права. Но прямо сейчас я не могу думать об этом. Не все сразу: единственное прикосновение к водной поверхности моей жизни, и тогда я увижу, куда рябь приведет меня.
– Все будет хорошо, Тифф. Это не твоя вина, но ты не услышишь слов благодарности, если все получится.
– Ради бога, – отказывается она. – Если получится какое-то дерьмо, то я здесь ни при чем. Но если ты в конечном итоге станешь миссис Эль Вулф, я хочу услышать должные слова благодарности в свой адрес на свадьбе за то, что свела вас вместе.
– Ты сумасшедшая. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. Безумно скучаю по тебе. Жаль, что Софи все равно.
Я показываю ей язык и вешаю трубку, смеясь, но чувствую, что что-то глубокое и вопросительное начинает пускать корни. Я действительно просто иду шаг за шагом, полагая, что окажусь в каком-то удивительном месте, именно там, где должна быть. Но в этой ситуации требуется куда больше тактичности и чертовски больше планирования и направленности.
Мой следующий звонок не так прост, и экзистенциальные вопросы Тиффани о том, что я делаю, были совсем не прямолинейными.
– Привет, отец! Как там Мемфис?
– Эль, малышка! Черт, я соскучился по тебе. Как ты? – Он не отвечает на мой вопрос, но не думаю, что он игнорирует его, а просто занимается своим отцовским делом – сосредотачивается на мне.
– У меня все в порядке. Лондон прекрасен. – Хоть я мало что видела, но это правда. – Мы с Колтоном много работали, поэтому мало что видели.
– Как продвигаются дела с предложением? – Голос папы тихий, будто он борется со словами. Он пытается сдержать их или не хочет казаться слишком обеспокоенным нашим прогрессом? Я не знаю.
– Пап, не думаю, что нам стоит говорить об этом. Ты делаешь свою работу, а я свою. Я лишь хочу убедиться, что, что бы ни случилось, это никак не повлияет на наши отношения.
Он вздыхает, глядя мимо экрана на что-то в своем гостиничном номере.
– Я знаю, малышка. Я торчу здесь, потому что действительно хочу этого для себя, но во мне есть отцовская сторона, которая хочет видеть твой успех. Меня бесит то, что мы оба не можем выиграть. Я не хочу, чтобы ты уходила от темы разговора, но это то, что мы делаем… говорим о наших буднях, о том, что происходит, рассказываем о забавных случаях. И я знаю, что ты работаешь над предложением.
Он вскидывает руки в воздух, словно не знает, что делать с ними, со мной и всем этим бардаком.
– Я не хочу игнорировать усердную работу, которую ты проделываешь, но я не знаю, как спросить у тебя что-то, чтобы это не было похоже на попытку выведать инсайдерскую информацию о делах Вулфа. Я… я пытаюсь, малышка. И у меня не слишком хорошо получается.
– Папа… – Я смеюсь с таким облегчением, что чувствую его до самых пальцев ног. Меня нельзя назвать плаксой, но у меня немного щиплет глаза, потому что я вижу честность в его взгляде даже сквозь экран.
Он еще не принял это до конца, но уже немного смирился с моей работой с Колтоном и пребыванием в Лондоне. Я была права. Противостоять ему чертовски больно, но это был единственный способ вывести нас на новый уровень.
– Помоги старику. Что я должен сказать?
– Ты уже все сказал. Мы в порядке, папа. И у меня все хорошо, я многому учусь, что бы ни случилось.
Папины подколы разрушают всю неловкость.
– О, я знаю, что там происходит. Не разочаровывайся, малышка, но я выигрываю эту гонку. Вперед Мемфис!
– За Лондон, старик!
Мы как будто болеем за нашу любимую спортивную команду, а не за корпоративное решение, которое определит большую часть нашей жизни на ближайшие несколько лет. Но я рада, что мой отец вернулся, что мы вернулись к некоему подобию нормальной жизни.
Я понимаю, насколько это бесценно, особенно после того, как я провела время с семьей Колтона. Отец не извинялся за то, что вел себя как пещерный человек и пытался помешать мне отправиться в эту поездку, но ему и не нужно. Я знаю, почему он это делает, и причина тому – любовь. Я чувствую его сердце, слышу его надежды на то, что у меня все получится, даже если это убьет его собственный успех.
– Пап?
– Да?
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, малышка. Я рассказывал тебе о маленьком симпатичном жилом комплексе, который присмотрел недалеко от новой штаб-квартиры? Тебе здесь очень понравится, когда мы сюда переедем.
Я закатываю глаза и не могу удержаться от смеха. Мой папа лучший, даже в худшем.
Глава 28. Колтон
Оливер сворачивает на гравийную дорожку. Она не такая гладкая и ухоженная, как у дома моих родителей, и кажется довольно ухабистой и грубой, особенно в окружении заросших деревьев. Буйство зелени говорит о том, что здесь когда-то была жизнь, но она может вернуться сюда снова… если у меня все получится.
Прошло много лет с тех пор, как я был здесь, но подъем к главному дому пробуждает воспоминания.
– Дедуля, пошли на рыбалку! Пока не начался дождь, а то мы ничего не поймаем.
– Да, да. Идем, Колти. Хватай удочку, иначе ничегошеньки не поймаешь.
Я хватаю свою удочку и ящик для снастей и кручусь вокруг дедушки, как комарик, когда он твердым шагом идет к деревьям, не обращая внимания на мою неусидчивость, и машет садовнику.
Я смотрю направо, зная, что посреди этой рощи деревьев есть большой пруд, где мой дедушка учил меня ловить рыбу. Папа был не совсем прав, сказав, что дед умер, когда я еще был в пеленках. Это случилось несколькими годами позднее. Он сам никогда не менял пеленки, чтобы знать наверняка.
Но мне было шесть лет, когда лучший человек, которого я знал, оставил нас. Он научил меня не только рыбалке, но и усердному труду. Не только словами, когда я играл в машинки в его офисе и слушал, как он проводил рабочие звонки, но и руками, когда он помогал работникам конюшни ухаживать за лошадьми.
«Они знают, кто заботится о них. Если ты приходишь только посмотреть, они никогда не прокатят тебя с ветерком. Каждый день нужно уделять им внимание, работать на них… вот как ты заслуживаешь их уважение, заставляешь их работать и на тебя тоже».
Он был ярким пятном слишком недолго, и, стоя перед его домом, домом, на который я претендую, я чувствую, что наконец-то делаю для него что-то хорошее.
– Колтон, ты в порядке?
Тихий вопрос Эль возвращает меня из прошлого, и когда я смотрю на нее, то вижу будущее, которое могу получить. Прямо здесь, в поместье.
Если «Фокс» выберет мое предложение.
Я киваю несколько раз, чтобы стряхнуть паутину воспоминаний с головы.
– Да, конечно. Просто есть что вспомнить. Позволь мне все тебе здесь показать.
Я помогаю ей выйти из машины, беру ее ладонь и подсовываю под свою руку.
– Это было поместье моего деда. Дому нужна полная реконструкция, но это не имеет никакого отношения к «Фокс». Можно сделать что угодно – современное и глянцевое, в стиле рустик или под старину, или что-то среднее. Думаю, в первую очередь стоит заняться кухней, жилыми помещениями и главной спальней после того, как остов будет спасен. – Я критично осматриваю дом. – Безусловно, рабочие должны сертифицировать фундамент, переделать крышу и проверить сантехнику, электричество и газ. Тогда мы можем приступить к более интересным вещам.
Эль дергает меня с широко раскрытыми глазами, когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.
– Мы?
Я моргаю, поняв, что я сказал.
– Я… Мне… Мне не стоило быть таким самонадеянным. Прости, но я думал, что ты поедешь со мной. – Я замолкаю, когда замечаю игру эмоций на лице Эль.