Дэниел наклоняет голову.
– По своей природе я очень амбициозный. И, как и твоя Ба, буду бороться за то, что считаю правильным. Дело не в том, что ты лучший, или, по крайней мере, не совсем в этом. Я искренне считал, что Теннесси больше подходит для «Фокс» по всем причинам, которые я объяснил в своей презентации.
Он делает мучительную паузу, отчего я наклоняюсь вперед в ожидании.
– Но?..
– Пока не услышал ваше предложение целиком. Штаб-квартира должна быть в Лондоне, а ты возглавишь ее в качестве регионального президента. – Он предлагает мне свою руку, и я с благодарностью жму ее. Рукопожатие по-прежнему слишком давящее, чувствуется борьба за доминирование, но я вижу в этом добрый знак. В основном.
Он притягивает меня за руку к себе и рычит мне в ухо:
– Я голосовал за Лондон, но я до сих пор сомневаюсь в твоих намерениях по поводу моей дочери. Она все, что у меня есть, и если ты сделаешь ей больно, я убью тебя.
Я откидываюсь назад, растягивая драгоценные сантиметры между нами, чтобы в случае необходимости нанести удар. Он пристально смотрит на меня, но в его глазах я вижу слабый огонек. Огонек, который поразительно похож на тот, что горит в глазах его дочери, когда она знает, что победила и не может не злорадствовать хотя бы чуть-чуть.
Но он проиграл гонку, так что же он выиграл? Возможно, счастье для его дочери, и он это знает.
Я подмигиваю.
– Бросаю тебе вызов попытаться.
Он кривит губы, борясь с улыбкой, которую едва сдерживает, пытаясь сохранить суровый вид. Я говорю ему чистую правду, чтобы он мог улыбнуться без стеснения.
– Я никогда не сделаю ей больно. Я люблю ее. А если сделаю, то с удовольствием буду стоять на месте, чтобы ты смог убить меня медленно и мучительно.
Он улыбается.
– Договорились.
Глава 34. Эль
– Повторюсь, я хотел бы принести свои глубочайшие извинения и попросить прощения у королевской семьи, – говорит Колтон по телевизору в своей квартире в пентхаусе. – Моему поведению нет оправданий, и я хотел бы подчеркнуть, что мисс Страйкер не виновата в этом инциденте.
– Правда, что вы переезжаете в Лондон, Колтон? И привозите с собой не только возлюбленную, но и американскую компанию? – Ведущий «Доброго утра, Великобритания» копается в грязи, надеясь первым услышать какие-нибудь пикантные сплетни.
– Я не имею права обсуждать деловые вопросы, но да, я еду домой. И я беру Эль с собой.
Даже через экран он выглядит влюбленным. И это было нашим единственным спасением в медиацирке. Одно дело травить кого-то из-за грязных поступков, совсем другое – когда мы с Колтоном уже извинились, заявив, что влюблены и праздновали наш успех.
Кажется, заявление «мы увлеклись» успокоило разозлившихся граждан, ведь мы влюбленные голубки, преданные друг другу и Лондону. Кто знал, что британцы так помешаны на любви?
По крайней мере, мне хочется так думать. Колтон немного практичнее и считает, что все они публично фыркали и думали про себя «как повезло, что это не нас застукали с голой жопой к верху».
К счастью, принцесса не увидела того, чего мы боялись. Всего через неделю после инцидента ей прописали очки, и она впервые предстала в шикарных розовых оправах на запоздалом праздновании дня рождения. Хвала небесам за маленькие одолжения.
Как бы там ни было, я все принимаю, потому что больше не хочу видеть свою оргазмирующую гримасу на обложках таблоидов. Из кухни доносится голос Колтона:
– Выключи эту шарманку. Я не хочу опять слышать, как изображаю добрячка.
Я не выключаю сразу, вместо этого останавливаю кадр, чтобы оценить, насколько он великолепен. Когда он проходил мимо моей стойки в вестибюле, я думала, что он злой и страшный Серый Волк, и хотела, чтобы он меня съел. Теперь я вижу многие его грани. Да, он монстр в зале заседаний, а иногда и в спальне. Но иногда он – маленький мальчик, которому нужна уверенность в себе, серьезный мужчина, которому нужна инъекция веселья, и тот, кто бережно хранит мое сердце.
– Попалась! – кричит он, входя в комнату с подносом, и ставит его на журнальный столик. Я быстро выключаю телевизор, чтобы наброситься на угощения, которые он принес. На тарелке красуется нарезка изысканных сортов сыра и мяса, клубника и крошечные кусочки поджаренного хлеба – все, чтобы отпраздновать победу его предложения. Это небольшой домашний праздник для нас двоих, который кажется правильным решением после всей тяжелой работы, которую мы проделали. Хотя нужно отдать должное Ба, она стала истинным спасителем. – Надеюсь, ты голодна?
– Как лошадь, – говорю я, одновременно запихивая в рот крекер, сыр и кусочек мяса.
Он хмурит брови.
– Лошади как-то по-особенному голодны? По сравнению, скажем, с коровами или овцами? Почему они испытывают такой сильный голод?
Я смеюсь, разбрызгивая повсюду крошки.
– Я не знаю! Это просто поговорка.
Он кивает, его глаза светятся.
– Ах, еще одна из этих идиом американцев, столь одержимых животными.
Мы оба смеемся, откидываясь на диван. Я слегка дергаю ногой, случайно задевая край подноса с присущей мне грациозностью лебедя. Из-за этого аккуратно выложенные деликатесы превращаются в месиво.
– Ой! Прости.
Он качает головой.
– Все в порядке, лапа. Мне нравится, что ты привносишь немного безумия в мой день. И в мою ночь. Это все еще съедобно. Тебе нужно лишь немного поискать, чтобы найти то, что ты хочешь. – Он демонстрирует это, наигранно ища кусочек сыра, чтобы положить на свой хлеб с мясом. Прямо под его носом лежат как минимум четыре ломтика чеддера, но он намеренно их не замечает, чтобы заглянуть мне под рубашку.
– Там определенно нет сыра. Но может быть кое-что, что ты мог бы покусать. – Я приподнимаю бровь, бросая ему вызов.
Он засовывает мне в рот свой незаконченный бутерброд.
– Надеюсь, ты наелась, лошадка. Идем.
Он встает, поднимая меня на ноги, пока я пытаюсь проглотить слишком большой кусок.
– Ты только фто нажфал меня лофадью? – говорю я или пытаюсь сказать. Я сглатываю и пробую снова. – Ты только что назвал меня лошадью?
Колтон улыбается так широко, что на его лица возникает редко показывающаяся ямочка. Я такая счастливая, потому что постоянно вижу ее. Кажется, это мой маленький секрет.
Он пожимает плечами.
– Ты первая так себя назвала. Голодная как… – начинает он. Прежде чем я успеваю ударить его, он наклоняется, чтобы перебросить меня через плечо, пока я бормочу.
– Но! – кричит он, шлепая меня по заднице.
Вися вверх ногами, я кусаю его за ягодицу через хлопковые спортивные штаны.
– Не кричи мне «но!» – Честно говоря, мне все равно. Он может называть меня как угодно, потому что я знаю, куда он идет, поскольку он поднимается по лестнице, перешагивая по две ступеньки за раз.
У него сегодня тренировка, а мы даже не начали.
Когда он швыряет меня на нашу кровать размером с теннисный корт, я скрещиваю ноги, уже чувствуя, как накапливается тепло.
– Слушай, Колтон.
Он спускает штаны, берет твердый член в руку и смотрит на меня.
– Если я лошадь… – Его губы изгибаются, показывая ту самую неулыбку, что говорит мне, что он смеется внутри. – Тогда бросаю вызов кататься на мне всю ночь напролет.
– Черт возьми, Эль. Но-но-но, лошадка!
Он хватает меня за лодыжку, прижимает к краю кровати и крутит так, что моя голова свисает. Его член оказывается прямо передо мной, и я лижу его от яиц до головки, наслаждаясь его шипением в знак моей хорошей работы.
– Да, отсоси мне, лапа.
Под этим углом он легко скользит мне в рот, в горло, и я стону. Его руки оттягивают мою ночную рубашку, собирая ее, чтобы открыть мое тело его глазам, его рукам.
Он щипает мои соски, и я выгибаюсь, умоляя еще. Со стоном он наклоняется ко мне, широко раздвигая мои ноги, чтобы прижаться к киске. Под новым углом он глубже входит мне в рот, и я чуть не давлюсь, но он сильно сосет мой клитор, и я кричу. Отвлечение и крик – именно то, что мне нужно, чтобы открыть глотку и позволить ему комфортно войти.
Так мы и обрабатываем друг друга: он у меня во рту, а его рот во мне, все ближе и ближе к краю. К краю кровати и на грани оргазма. Но я знаю, что он не даст мне упасть, только если в блаженство.
– Зврш, – говорю я в его член, испытывая судороги. На секунду он сбавляет темп, но восстанавливает его, и его пальцы растекаются по моему клитору.
Спустившись на землю, я понимаю, что он жестко и быстро трахает меня в рот. Его бедра сжимаются под моими ладонями за долю секунды до того, как он наполняет меня своим кремом. Я сглатываю и сглатываю, борясь с гравитацией, чтобы ничего не расплескать.
С дрожью слышу его рычание:
– Вау.
Я сияю, довольная собой, но чертовски довольная им, потому что все мое тело покалывает от того, что он со мной сделал. Каждый раз, когда я с ним, – это искрящиеся радужные единороги.
Он медленно выходит из моего рта и помогает мне сесть.
– Ой, блин, подожди.
Минет, или омлет, как я это называю, – дело грязное. Из уголков рта капает слюна, глаза слезятся и повсюду сперма, если ее слишком много, и она вышла слишком быстро. И это когда ты поднимаешься вверх, она стекает по подбородку. В перевернутом виде все наоборот.
В моих волосах слезы, по щекам течет слюна, и я почти уверена, что только что пустила соплю из носа.
Мне плевать. Секс – развлечение небрежное, потное, если заниматься им как следует. Колтон протягивает мне теплое влажное полотенце, и я вытираю лицо, пока он гладит меня по коже… по ключице, вниз по руке и обратно, чтобы дотронуться до моей шеи. Я знаю, куда он идет. Любитель мочек уха. Конечно же, он берет ее большим и указательным пальцами, потирая, как большинство мужчин потирали бы стодолларовую купюру.
– Что ты сказала, когда кончила? – мягко спрашивает он. – Я подумал, что что-то не так, но твоя голодная киска буквально гналась за мной.