Мама. А муж что же? У него что, тоже своя жизнь началась?
Сергей. Подожди, мама, не перебивай! А как же муж? Разве ему не нужен был уютный дом?
Анна. Не знаю… Он открыл собственную фирму, очень много работал, часто ездил в командировки. У него дом в его офисе, а не там, где я. Теперь сын уже совсем взрослый, институт закончил, работает, сам себя содержит, жениться собирается, через два месяца свадьба.
Мама. Ну вот, он молодую к вам под крыло приведет, будете ей помогать быт налаживать, потом детишки пойдут, как же без вас? Без вас никак не обойдутся.
Анна (со вздохом). Обойдутся. Никого он ко мне под крыло приводить не собирается. Он уже себе квартиру купил, больше половины денег сам заработал, остальное мы с мужем дали. И детишек сами будут растить, няню наймут в крайнем случае. У нас сын очень самостоятельный, с детства приучен рассчитывать только на свои силы.
Мама. Знаем мы таких самостоятельных! А деньги-то на квартиру у вас взял, не постеснялся!
Анна. Он не хотел брать, но мы с мужем настаивали и уговорили его. И то только при том условии, что даем в долг, иначе он ни за что не взял бы. Он эти деньги нам вернет в течение трех лет.
Мама. Нет, ну хоть убей, не понимаю я этих нравов! Да как это так — родным детям деньги в долг давать? Где ж такое видано? Детям помогать надо, бескорыстно помогать, от всего сердца, последний кусок от себя оторви, а ребенку отдай. Вот как надо!
Сергей. Мама, но Анна обо этом же и твердит тебе! Она и хотела сыну помогать до самой старости, быть ему нужной, полезной. А он хочет быть самостоятельным и в ней не нуждается. Правильно, Анна?
Анна. Да, Сергей Петрович, правильно. Хорошо, что вы меня понимаете, я знала, я чувствовала, что вы меня поймете. Теперь я вижу, что не напрасно к вам пришла, я чувствовала, что только вы…
Звонит телефон. Сергей берет трубку.
Сергей. Да, слушаю вас. Да… Нет, сейчас я не могу, я занят, перезвоните через…
Смотрит на Анну, потом на часы.
Сергей. Позвоните вечером, после девяти.
Мама (громким шепотом). Вечером ты обещал пойти к Софочке.
Сергей. Нет, извините, после девяти меня не будет. Давайте завтра… Поздно?… В завтрашний номер?… Ну хорошо, попробуйте часа через два позвонить, может быть, я уже освобожусь. (кладет трубку).
Интервью по телефону им нужно, видите ли! И срочно. А я прямо тут же должен все бросить и отвечать на их вопросы. Еще и недоволен, сукин сын, что перезванивать придется.
Мама. Сыночка, это что, из газеты звонили?
Сергей. Ну да.
Мама. И ты с ними так разговаривал? Ой, божечки, сыночка, как же ты не боишься?
Сергей. А чего я должен бояться?
Мама. Так из газеты же!
Сергей. Ну и что?
Мама. Если они на тебя обидятся, они же про тебя такое могут написать, такое… Я прямо не знаю.
Сергей. Зато я знаю. Гадости про меня написать они могут независимо от того, как я с ними разговариваю. Одно с другим не связано.
Мама. Я не пОняла, сыночка. Как это?
Сергей. А вот так. Если у журналиста есть задание опросить, к примеру, десять известных людей и выяснить, как они относятся к президенту, то он должен выполнить это задание во что бы то ни стало. Он садится на телефон, открывает записную книжку и начинает обзванивать всех, кого может. Кого застанет дома, того и спрашивает. И никого в этот момент не интересует, как этот журналист относится лично к писателю Кайдалову. Зато когда журналисту дадут задание написать о том, какие книги сегодня люди читают в нашей стране, так он напишет, что Сергей Кайдалов — полная бездарность, и народ в нашей стране тупой и безграмотный, раз с удовольствием читает такого плохого писателя. И никакого значения в этот исторический момент не имеет тот факт, что с Кайдаловым данный журналист лично знаком, пил с ним водку в ресторане Дома литераторов и клялся ему в вечной дружбе. Это волчьи законы, мама, ты не вникай, к тебе это не имеет отношения.
Мама. Как же не имеет, сыночка, я ведь твоя мать…
Раздается звонок в дверь. Мама вскакивает.
Мама. Я открою, сыночка, ты сиди.
Мама выходит.
Анна. Ваша мама тоже хочет быть вам полезной, да?
Сергей. Старается. Зря, наверное, я ее из Воронежа привез. Хотел, чтобы она была поближе, чтобы хоть на старости лет пожила в комфорте, хороших продуктов поела. И мне спокойнее, я по крайней мере могу не беспокоиться каждый день, как она там, не болеет ли, не нуждается ли.
Анна. Вы говорите так, как будто сожалеете об этом.
Сергей. Да черт его знает… Не знаю, как правильно было бы. Вроде бы мне хорошо, что она здесь, со мной, но с другой стороны вырывать человека, которому почти семьдесят лет, из привычной среды, отрывать от соседей, от друзей, от сложившегося образа жизни… Наверное, нельзя этого делать. Ведь для нее здесь все чужие, все незнакомые, вот она и сосредоточила на мне всё внимание, все душевные силы. Пытается во всё вникать, всем интересоваться. Она хочет понять нашу жизнь, а разве ее можно объяснить? Разве можно объяснить человеку, прожившему всю жизнь в провинции и при советской власти, те волчьи законы, по которым мы живем сегодня в Москве?
Анна. Ну, положим, Воронеж — не такая уж провинция, это крупный промышленный город…
Сергей. Не принимайте мои слова так буквально. Я хотел сказать, что Москва всегда, и при советской власти тоже, была столицей, то есть местом, где сосредоточена власть и аппарат управления ею, а это значит, что законы человеческого общения и общежития в Москве всегда были другими. Не такими, как в других городах. А сегодня это различие стало настолько разительным, что когда пытаешься объяснить эти законы простым доступным языком, сам начинаешь диву даваться и понимаешь, что нормальным умом это охватить невозможно.
Анна. Каким умом?
Сергей. Нормальным. Тем, что идет от сердца, а не от аппаратных игр и не от знания компьютера. Вот у моей мамы нормальный ум, поэтому она не может понять, как я живу. И я не в состоянии ей объяснить то, что могу легко объяснить, например, вам. Кстати, я хотел вам сказать…
Анна. Да?
Возвращается мама. В руках у нее объемистый пакет.
Мама. Вот, сыночка, это тебе прислали. Я за тебя расписалась, сказала, что тебя нет дома.
Сергей берет пакет, вскрывает.
Сергей. Спасибо, мамуля. Ну вот, пожалуйста, очередная рукопись. Еще один непризнанный гений хочет, чтобы я прочел его роман и дал ему путевку в жизнь. Совсем с ума посходили!
Анна. Вы будете это читать?
Сергей. Знаю, знаю, что вы сейчас скажете. Что я даже в глаза этого человека не видел, а уже готов тратить время и силы на то, чтобы читать его рукопись и писать на нее рецензию, а то и пристраивать в издательство. Нет, дорогая Анна, я это читать не буду, так что приберегите свое красноречие на другой случай.
Анна. Но ведь этот человек надеется на ответ, он ждет вашего решения, вашей похвалы. Пусть не похвалы, пусть критики, но он все равно ждет вашего слова, вы для него мэтр, высший судья, божество. Неужели вы даже с этим не посчитаетесь?
Мама. Не учите моего сына жить! Он и так безумно занят, у него совсем нет времени отдыхать, вы же видите, ему без конца звонят, приглашают, интервью просят, с просьбами всякими приходят, да-да, приходят, он свою книжку никак дописать не может, а вы еще хотите, чтобы он чужие романы читал.
Сергей. Ты еще забыла добавить, мамуля, что я периодически трачу время на покер у Софочки. Не надо меня защищать, я в состоянии сам сообразить, что мне делать и чего не делать.
Снова звонок в дверь. Мама с оскорбленным видом идет открывать.
Анна. Мне кажется, вы немножко недолюбливаете эту Софочку, да?
Сергей. Софочку? Да нет, она чудесная тетка, много внимания уделяет маме, приучает ее к столичной жизни. Скучать не дает. И спасибо ей за это от всей моей черствой эгоистичной души. Правда, за это я должен платить.
Анна. За все надо платить, это нормально. И сколько Софочка с вас берет за услуги в отношении вашей мамы?
Сергей. Сущую ерунду. Я должен по первому зову являться к ней и играть в покер с ее гостями. Желательно при этом не проигрывать.
Анна. Отчего так?
Сергей. Ну как же, такой известный писатель, звезда, можно сказать, и вдруг проигрывает! Потеря имиджа, так сказать. А если я потеряю свой имидж, кем же она будет гордиться? Кого будет показывать своим гостям, как редкостную диковину, которая оказалась у нее в собственности и которой больше ни у кого нет? Герой не может проигрывать ни при каких условиях, даже если играет не в свою игру.
Анна. Понятно. Вам не позавидуешь.
Входитмама.
Мама. Сыночка, там сестричка пришла из поликлиники…
Сергей. Еще одна? Я этого не вынесу.
Мама. Почему еще одна?
Сергей. Ладно, мамуля, я пошутил.
Мама. Я ее проводила к тебе в спальню. Она сейчас руки моет. Иди, сыночка, она укольчик тебе сделает.
Сергей. Иду, драгоценная. (обращаясь к Анне) Вы думали, что известный писатель — это что-то необыкновенное, воздушное, живущее в замке из слоновой кости? Теперь вы знаете, что и у известных писателей есть мамы, которые заставляют их подставлять голые задницы под острые иглы. И между прочим, когда задница голая, то уже нет никакой разницы, кому она принадлежит, писателю или сантехнику.
Мама. Сыночка, как тебе не стыдно! Такие неприличные слова говоришь…
Сергей. Мама, не волнуйся, у Анны хорошее чувство юмора, она понимает, что это всего лишь шутка, и не обижается. Правда, Анна?
Анна