— Я не посланник, госпожа, так что мне трудно, само собой, подтвердить наблюдения его благородия Тамената. Но если даже они и верны, само собой, в чем, собственно, не следует сомневаться, то здесь, само собой, никто не имеет о том понятия.
— Имперский трибунал ничего не знает обо всех этих… странных вещах?
— Не знаю, госпожа. Может, и знает, само собой… Я хочу лишь сказать, что в городе никто об этом не говорит, а такие дела ведь лакомый кусок для всяческих сплетников. Мало того, что это Громбелард, так еще и портовый город. — Оген многозначительно улыбнулся. — Отличная среда для расцвета всевозможных баек. Достаточно, чтобы в порт зашел корабль, которого тут еще не видели, и сразу же, само собой, в тавернах начинают рассказывать невероятные истории. Что якобы этот корабль невольничий, или пират, бежавший от шторма… Но о том, что распадается Шернь? Ни слова не слышал.
Никто из них не замечал возмущенного мудреца, заполнявшего своей фигурой весь дверной проем. Пламя полутора десятка свечей, горевших в большом канделябре на столе, отбрасывали мягкие отблески на голые колени заплетающей косы красотки. Удивительно, что смотревший на эти колени хозяин вообще соображал, о чем говорит.
Но как-то все же соображал.
— Ну, само собой… — задумчиво добавил он, — какое-то время назад ходили разные сказки о Лентах Алера и Полосах Шерни, лежащих в Тяжелых горах… Но только потому, что сама ее высочество княгиня-представительница была героиней этих историй. Говорю тебе, в корчмах слышали сказки, ваше благородие, ибо так вышло, что я сам был свидетелем и даже участником тех событий, само собой, так что знаю, как все было на самом деле… Я тогда еще служил моему посланнику, и именно после этого как раз ушел со службы. Я знаю, как все было на самом деле, — повторил он.
— Я слышала эту историю от Тамената, а он от Готаха, когда они встретились в Дартане… кажется, года два назад. Может, три. Но ты говоришь, о том были разговоры?
— И немало. А знаешь ли ты, госпожа, что уже и о тебе говорят?
— Обо мне? Где?
— В городе. Я от собственного продавца слышал.
Она закончила заплетать косу и быстро повернулась к собеседнику, закинув ногу на ногу. Возмущение Тамената возросло, как если бы он смотрел на собственную дочь, ведущую себя воистину чересчур свободно. Оген же казался попросту наглецом, не сводящим с нее сластолюбивого взгляда. Таменат уже открыл было рот, но лишь нахмурился и прислушался. Терпение его заслуживало восхищения, если учесть, что он ощущал страшное давление на мочевой пузырь — собственно, потому он и вышел из своей комнаты.
— И что говорят? Точно обо мне? — недоверчиво спрашивала Ридарета.
— Ну, ваше благородие, в этом городе не так много столь прекрасных женщин, к тому же… к тому же, само собой…
Он несколько смутился.
Она немного подождала.
— Одноглазых, — язвительно закончила она и тут же злобно рассмеялась, ибо (Таменат никогда этого не понимал) по каким-то причинам любила подчеркивать свое увечье; смущение хозяина, который не хотел касаться неприятного вопроса, явно доставило ей удовольствие.
— Да, не хотел тебя обидеть, госпожа… Это порт, большой порт, — поспешно продолжал он, словно постоянно заверять каждого в том, что Лонд является портовым городом, было обязанностью каждого местного жителя, — и здесь больше ходит моряцких легенд, чем легенд о Тяжелых горах. Сразу же вспоминают старую сказку, само собой, о дочери Бесстрашного Демона, короля всех пиратов. Очень красивой дикой пиратке, одноглазой… Если послушать, что они рассказывают, то ее уже все тут видели, само собой. Слуга мне сегодня рассказал, и я сразу же подумал, что это о тебе, госпожа. Вот так, госпожа, воскресают легенды.
Оген не имел ни малейшего понятия о том, кто такая эта женщина, которая гостит в его доме, он не знал даже того, что и она, и Таменат приплыли с Агар. Впрочем, даже если бы и знал… История о дочери Бесстрашного Демона была одной из самых известных моряцких баек Шерера. Кто смог бы оказаться лицом к лицу с подобной легендой и поверить, что все это правда? Так что хозяина удивил лишь внимательный взгляд девушки и странное выражение ее лица. Но, в конце концов, в том не было ничего необычного для женщины, которая вдруг узнала, что воскресила своим появлением легенду.
— Я много хожу по городу, но ничего не слышал, — сказал Таменат.
Оба поспешно повернулись к двери.
— О, ваше благородие! — сказал хозяин. — Мы тут как раз разговариваем, само собой…
— Да-да, знаю.
— И это плохо, что обо мне говорят? — спросила девушка.
— А разве хорошо?
— Не знаю! — фыркнула она. — С меня уже хватит этого… не знаю, как и назвать? Слежки? Игры в прятки? Ты притащил меня на край света, чтобы тайно убить, или что? Мы прячемся, строим из себя невесть что… Кто нас преследует? У тебя здесь какая-то миссия, о которой я ничего не знаю? Если все из-за этой Шерни, то это никак не объясняет, зачем мы уже неделю сидим у него на шее, — она кивнула на Огена.
Она довольно часто бывала несносной, но очень редко — агрессивной, по крайней мере в отношении Тамената, которому были известны несколько ее тайн… Однако сейчас она явно рвалась в бой.
— Наши дела, красотка…
— Никакая я не красотка! Госпожа, а лучше всего ваше высочество! Какие еще «наши дела»? Твои дела, занудный старик! У меня нет никаких дел!
Таменат замолчал и бросил взгляд на хозяина. Купец снова смутился. Этот бывалый и отважный человек, почти авантюрист, наверняка сумел бы воспользоваться арбалетом и мечом, но ссоры между его гостями явно повергали хозяина в замешательство. Он не вполне понимал, как ему следует себя вести, зато умел быстро соображать и связывать воедино разнообразные факты. Оген прекратил ссору (которая все более явно превращалась в обыкновенный скандал) лучшим из возможных способов, сказав:
— Это не мое дело, само собой… хотя, может быть, немного и мое… ибо если вы действительно скрываетесь или у вас какая-то миссия, то…
Они выжидающе уставились на него, сбитые с толку.
— Я думал, это случайность, ваше благородие… — обратился он прямо к Таменату (но не пропустил момент, когда в разрезе ночной рубашки мелькнула острая верхушка дородной женской груди; воистину, он был человеком крайне наблюдательным). — Я думал, внимание привлек другой дом…
Лысый великан наклонил голову: «Да?»
— Уже дня два тут крутится какой-то шпион трибунала. Я не видел причин, по которым следует наблюдать именно за моим домом, само собой… Но теперь, само собой, я хотел бы знать… Короче говоря, нет ли действительно каких-то причин?
Наступила тишина.
— Ваше благородие, — спокойно, но вместе с тем решительно добавил хозяин, — я вовсе не утверждаю, что не захочу вам помочь, если вам требуется помощь. Но, само собой, если есть какие-то дела, связанные с вашим пребыванием в Лонде, которыми мог бы заинтересоваться трибунал, то я желаю это знать. Я здесь живу, и у меня здесь торговое предприятие. Есть какие-то причины для того, чтобы привлечь к вам внимание трибунала?
Даже математик порой вынужден признать, что он не непогрешим. Таменат ошибся в расчетах и мог лишь проклинать собственную глупость. Но все же он был превосходным интриганом!
— Не вижу никаких причин, — сказал он, идя напролом, хотя не стоило рассчитывать на доверчивость хозяина, особенно в свете того, что недавно говорила разозленная Ридарета. «Миссия», «игра в прятки», и под конец всего «ее высочество», просто превосходно. — Говоришь, досточтимый друг, что кто-то за нами наблюдает? Шпион трибунала?
Оген повертел рукой.
— С трибуналом тут не шутят, — ответил он. — Следить за мирными и к тому же состоятельными горожанами тут не принято, само собой. Того, кто этим занимается, могут счесть вором, который хочет познакомиться с привычками своей жертвы. Если же он этим занимается все равно, то либо он крайне глуп, либо… у него есть на это право.
— И он столь легко позволил бы себя распознать? — усомнился Таменат.
— Легко, ваше благородие? Вовсе не уверен, что легко. Вы живете у меня уже неделю, само собой. А я совершенно случайно обратил внимание на необычайно красивого парня и столь же случайно заметил его вчера во второй раз, посреди ночи, то есть в достаточно неподходящее время.
— Если бы это был шпион трибунала, то, наверное, кто-нибудь его бы сменил?
— Ваше благородие… не знаю. Не я же посылаю разведчиков на улицы. Я говорю о том, само собой, что привлекло мое внимание, и что в связи с этим пришло мне в голову. А пришло главным образом потому, что ее благородие, — он посмотрел на Ридарету, — спросила, почему вы скрываетесь и есть ли у тебя какая-то миссия.
Ну конечно. Ясно было, что Оген готов отказаться — хотя и с сожалением — от созерцания голых коленок агарской девицы и выставить ее на рассвете за порог, естественно, вместе с опекуном.
Таменат глубоко вздохнул.
— Ладно. Сидите тут.
Сказав это, он с ходу направился туда, куда направлялся с самого начала. Как можно быстрее вернувшись в комнату, он подвинул к себе табурет и сел. Табурет скрипел и трещал. Старик думал. Хозяин ждал, Ридарета разглядывала ногти.
— Зимой, полтора года назад, я обменялся письмами со старым другом, — сказал Таменат. — С твоим посланником, Оген. Как и говорила Ридарета, мы встретились несколько лет назад, и именно тогда я узнал историю поисков Лент Алера в Тяжелых горах, сам же поведал Готаху другую историю. Неважно, что из этого вышло, достаточно того, что с тех пор мы знали, где искать друг друга в случае необходимости. Зимой Готах послал мне письмо, в котором описал продолжение своей истории. Да, той самой, в которой и ты принимал участие, Оген. Княгиня — представительница императора велела записать одну из самых удивительных историй, какие видел Громбелард. Последние главы этой истории — рассказ о ней самой, об императорской дочери, ввязавшейся в непостижимую авантюру. В ней участвовал и кое-кто еще, а именно горбатый старик, носивший с собой странный инструмент.