Холодная машина, именуемая Басергором-Крагдобом, видимо, нуждалась в каком-то согревающем ее лучике. Но мог ли этот лучик родиться в каменной могиле, заливаемой вечным громбелардским дождем?
В Рахгаре не было настоящей главной площади. Странный город, маленький, нерегулярный, беспорядочно строившийся то тут, то там, мог похвастаться тремя рыночными площадями, но те не отличались большими размерами. Во времена великолепия Рахгара, когда процветала торговля с Лондом, ларьки и прилавки выливались с этих площадей на ведущие к ним улицы. Между рынками виднелась построенная много веков назад приземистая громбелардская крепость, где находилась комендатура гарнизона, а также казармы отборных отрядов; остальное войско квартировало в нескольких башнях поменьше. Прибыв в Рахгар, Глорм не поселился в замке, поскольку строение пребывало в плачевном состоянии. Он занял стоявший неподалеку дом, а соседние, тоже не слишком разрушенные, послужили жилищем для лучших его солдат. Среди недисциплинированных банд, которые пошли за Басергором-Крагдобом, уже начали формироваться элитарные отряды, организованные на военный манер, состоявшие из хорошо вооруженных и лучше всего оплачиваемых воинов. Именно на такие, относительно немногочисленные, отряды опиралась когда-то сила властителей Тяжелых гор. Бродившие по всему краю воришки боялись их и не смели чересчур серьезно нарушать закон. Мелкие уличные кражи Басергор-Крагдоб никогда не преследовал, поскольку не считал это достойным делом для себя; позволял он и таскаться по корчмам дешевым шлюхам, не платящим налогов (дома с дорогими женщинами — совсем другое дело). Но никакой громбелардский сброд не смел без его позволения нападать на купеческие караваны, не говоря уже о попытках брать с кого-то дань. Никто не сомневался, что вскоре в ответ откуда-то явится отряд страшных головорезов, их командир прикажет разыскать наглецов и разорвать в клочья — а не просто лишить жизни.
Рбит провел в Лонде ни на день дольше, чем требовалось. Вернувшись в Рахгар, он нашел Глорма там, где его оставил, в солидном доме недалеко от крепости. По своему обычаю, он появился совершенно неожиданно и без какого-либо сопровождения, хотя, как он сообщил, вскоре следом за ним должны были прибыть из Лонда несколько хороших воинов.
— Только трое. Это гвардейцы Армы, а до того Верены, — коротко сказал он, поскольку что-то сказать было нужно. — Еще раньше они служили нам, в отряде Ранера или другом отборном.
Такова была вся история прекрасных наемников, продававших когда-то свои мечи Басергору-Крагдобу. После исчезновения властителей гор те же самые люди, завербованные Армой в личную свиту поссорившейся с мужем дочери императора, верно служили ей, подтверждая свою военную репутацию «живых мечей», полностью лояльных к тому, кто им заплатил. Наконец они перешли в подчинение наместницы Лонда, действуя совместно с легионерами империи. Бурная судьба выдающихся, хотя и безымянных воинов гор, заслуживавшая отдельного рассказа, стоила для кота самое большее десятка слов.
Глорм жил один. Он занимал весь второй этаж, деля дом только со своими воинственными дартанцами (один погиб в боях за Рахгар), которые вместе с прислугой расположились внизу. Рбит нашел друга в большой комнате, из которой уже унесли пушистые шкуры; точно так же исчезли дрова в камине и кувшины с розовой водой для увлажнения компрессов. В воздухе не витал аромат бульона из ягненка, вместо него дразнил ноздри сильный запах копченой грудинки. Басергор-Крагдоб жил с большими удобствами, чем основная масса его солдат, но не окружал себя роскошью.
— Эти трое — «подарок» от Армы? — кисло спросил он.
— Нет. Проводники, которые отведут наших к убежищу отряда Громбеларде кого легиона. Какое-то время назад из Лонда вышел отряд переодетых солдат.
— Зачем?
— Известно зачем.
— Мне — неизвестно.
— При некотором везении они должны были присоединиться к нам.
— Смотри-ка, какой план… Это Арма придумала?
— Вероятно, представитель.
— Ну… Для него, может быть, и достаточно хитро.
Вести о новом властителе Второй провинции уже достигли Рахгара; у Крагдоба под знаменами имелись разные авантюристы из Лонда.
— Арма решила, что мы нуждаемся в проводниках? — задумался Глорм. — Не доберемся сами?
— Нет, я неправильно сказал. Это, собственно, не проводники.
Глорм ждал.
— Ну так кто?
— Скорее разведчики. Те их ждут, и подозрений они не вызовут.
Отправляясь в город-королевство Армы, Рбит полагал, что поговорит с ней, вернется и содержание этого разговора передаст Глорму. Действительность оказалась куда сложнее. Басергор-Кобаль воспользовался десятью словами, чтобы сообщить о гвардейцах Армы, но если бы мог, обошелся бы одним… Ему еще предстоял обширный доклад… да если бы просто доклад! Он должен был рассказать другу небывалую историю, столь длинную и сложную, что его клонило в сон при одном воспоминании. Он кружил вокруг да около и тянул время. Наконец Глорм, не в силах ни о чем допроситься, потерял терпение.
— Порой я чувствую себя старым, — сказал он и оперся о стену, прикрыв глаза, словно желая показать, что значит старость. — А ты нет? Если не чувствуешь себя старым — то должен. Ты наблюдал когда-нибудь, как дряхлеют люди?
Рбит не слишком понимал, что имеет в виду Глорм.
— Понаблюдай, — посоветовал великан, скрещивая руки на груди и не открывая глаз. — У них деревенеют кости, уже не попрыгаешь, а о делах, столь важных для моего вида… ну, в общем, тех, о которых кот и кошка думают самое большее пару раз в году… даже не стоит и упоминать. Присмотрись, понаблюдай. Ибо у котов все иначе. Я никогда не видел дряхлого кота, вы бегаете до последнего, а потом вдруг хлоп! — и нет больше кота. Но вы стареете здесь. — Подняв палец, Глорм приставил его к виску. — Намного больше, чем люди. Ты уже понял, к чему я клоню?
— Понял, — ответил Рбит. — Не клони.
— А нет, нет, теперь я тебя помучаю. Слушай. Кот молодой или в расцвете сил не любит болтать попусту, не любит рассуждать или гадать, но если возникает такая необходимость — то рассуждает и гадает. Старик — нет. Старик все свои исключительные кошачьи черты носит на спине и постоянно всем демонстрирует. Я вижу, что у тебя много важных и к тому же странных известий. И знаешь что? Боясь мне все рассказать, пытаясь избежать этой ужасной необходимости, ты уже сказал больше и устал сильнее, чем стоит весь этот рассказ. Примерно так, как если бы старый человек, боясь усилий, связанных с ходьбой, перемещался, не вставая с удобного стула, и только ездил бы на нем, отталкиваясь ногами, и падал с лестницы, постоянно держа стул у задницы, ясное дело. Это умно?
— Нет, — ответил Рбит. — Ты действительно прав. Чем я старше становлюсь, тем более странным мне кажется ваш мир. И тем меньше у меня желания к нему приспосабливаться.
— Но ты в нем живешь, так что приспособься и не падай с лестницы, держась за свой стул. Впрочем, я — не весь мир, и понимаю тебя вдвое быстрее, чем кто-либо другой на моем месте. Приспособься лишь чуть-чуть ко мне, не к миру.
— Хорошо, Глорм. Ты прав, я стар и к тому же устал. Я набегался по этому краю так, как еще никогда за всю свою жизнь, и мне хотелось бы наконец немного отдохнуть.
Это было кошачье извинение — третье, а может, четвертое, которое Басергор-Крагдоб когда-либо от кота слышал. Наклонившись, он на мгновение положил руку на покрытую все еще влажной от дождя шерстью бурую лопатку друга.
— Ну, говори.
— Арма отнюдь не рада вынужденному миру, но я еще больше ей досадил тем, что так долго медлил. Пожалуй, зря. Я обидел ее, а если бы появился быстрее, то наверняка добился бы того же самого, не восстанавливая против себя старую подругу. Думаю, она мне когда-нибудь за это отплатит.
Это было уже второе признание собственной ошибки. Глорм решил, что если сидящий перед ним кот признается в третьей, то нужно будет прервать разговор и в самом деле дать ему отдохнуть. Ибо омолодить вряд ли удастся.
Рбит ни в чем больше не признавался. По-кошачьи коротко, но ясно, он рассказал обо всем, что случилось в Лонде. Глорм слушал, не прерывая даже словом. Лишь под самый конец он переспросил:
— Так она отпустила старика или нет?
Он имел в виду отца. Которого поколотил бы не раздумывая, при первой же возможности.
— Даже больше, чем отпустила, ибо, вопреки фактам, отказалась вынести приговор, рискуя всем, вплоть до потери поста. — Рбит пересилил себя и перестал выдавать Глорму по несколько слов. — Его оправдание должно было стать чистой формальностью, но появились свидетели, и не какие попало, а шпионы трибунала, наблюдавшие за твоим отцом и княжной Ридаретой. Один из них давал показания по собственной воле, дерзко и отважно. Это очень сильный человек, способный открыто заявить, чем он руководствуется. А руководствовался он личной обидой, в чем не так-то легко признаться. На это способен кот, но человек — редко. Я охотно бы взял его к себе на службу, но он, похоже, по-настоящему искренне предан Вечной империи, хотя об этом и не говорил. На других свидетелей указал именно он, но они, напротив, лишь пресмыкались перед Армой, говорили правду, но постоянно при этом твердя о «благе государства». Арма, о чем мне известно из уст твоего отца, так же, как, впрочем, и обо всем разбирательстве, пренебрегла этими свидетельствами, приказала немедленно освободить подсудимого и обеспечила ему сопровождение собственных гвардейцев, чтобы он мог незамедлительно и беспрепятственно покинуть Имперский квартал. В данный момент ее положение весьма шаткое, ибо вследствие столь очевидных злоупотреблений почти вся власть перешла в руки второго наместника. Представитель не может лишить ее должности, но был послан доклад в Кирлан.
— Из этого следует, что ты разговаривал не с тем человеком. Завтра трибуналом в Лонде будет руководить кто-то другой.
— Еще до всего этого, — объяснил Рбит, — Арма послала письмо императрице. Это жалоба на представителя, который пытался втянуть ее в скандал. Арма утверждает, что императрица наверняка поверит ее письму и, соответственно, воспримет доклад представителя о судебных злоупотреблениях как продолжение той же игры. Императрица Верена знает Арму и наверняка не поверит, что наместница в самом деле наделала столько глупостей. Скорее она увидит в этом отвратительную интригу брата, которого нисколько не уважает. Так утверждает Арма. Если она выиграет, ее позиция укрепится, вместо того чтобы ослабнуть. Все урядники трибунала наперегонки будут ластиться к начальнице, которую ненадолго по