Вернулся в гримерку. Сел. Одна мысль — он меня уволит. Внутренне прощаюсь с гримеркой, с театром, с родными стенами. Еле дождался антракта, бегу к Табакову и ловлю его, когда тот подходит к своей гримерной. «Олег Павлович, можно?» Он оборачивается: «Что такое?» Смотрит строго, холодно. Я ему: «Не понимаю, как такое могло со мной случиться… Мы репетировали на Малой сцене… я потерялся во времени… простите…» У меня в глазах слезы. Он с серьезным видом слушает и вдруг хитро так улыбается, и говорит: «Да ладно, Игоряша, у меня самого такое бывало не раз. Ты, главное, в следующий раз, когда опять будем играть, приходи пораньше». И добавляет: «Если, конечно, другие дела позволят».
По иронии судьбы, в этот день телеканал «Культура» снимал видеоверсию спектакля «Кабала святош». В результате в золотом фонде коллекции театральных постановок МХАТа спектакль есть, а персонажа, маркиза де Лессака, и, соответственно меня, нет. Да простит меня Михаил Афанасьевич Булгаков, как простил Табаков.
Долгие годы я играл роль моряка-девственника Джека в спектакле «Татуированная роза» Теннесси Уильямса в постановке Романа Виктюка. Играл лет до сорока. Моими партнершами были Ира Юревич, Алена Хованская, Наташа Рогожкина.
Так вот, Юревич училась с моим старшим братом Славой на одном курсе в Школе-студии МХАТ, и была старше меня на 10 лет. Мы играли историю любви 13-летней Розы и 16-летнего Джека. К этому моменту я уже поработал в МХТ лет десять, а пришел я в театр в 22 года. Потом в спектакль ввели Алену Хованскую, и через несколько лет она забеременела, но играла в положении вплоть до восьмого месяца. В розовом коротком платьице, она дрожала в моих объятьях, когда со слезами на глазах я говорил ей, что сегодня ночью мы, наконец, впервые будем близки… Когда Хованская все-таки ушла в декрет, ее заменила Наталья Рогожкина, которая через какое-то время тоже забеременела, но, по традиции, будучи глубоко в положении, продолжала играть эту роль. Так что в театре считалось хорошей приметой, если мечтаешь о ребенке, сыграть со мной в пьесе Уильямса.
Однажды Наташа Рогожкина пропустила в расписании, что у нее вечером «Татуированная роза». Выяснилось, что ее нет в театре, когда спектакль уже начался. В это время в кулисах стояла и готовилась к своему выходу молодая актриса Лена Лемешко, которая играла в пьесе эпизод — дремучую старуху, выжившую из ума. В панике ее схватили, выдернули из нищенских лохмотьев, втиснули в короткое розовое платье, всунули ей в руки книгу с вложенным в нее текстом роли, мол, готовится к экзаменам в школе и потому все время смотрит в книгу, и вытолкнули на сцену. Первый шок испытала героиня спектакля Ирина Петровна Мирошниченко, которая, увидев незнакомую артистку, подбегающую к ней со словами: «Мама, я поймала светлячка!» от неожиданности произнесла вслух: «Кто ты?» — «Я твоя дочь, Роза» — услышала она в ответ. Зрители с любопытством наблюдали за необычными отношениями в этой семье. В антракте примчалась Рогожкина и впрыгнула в розовое платье. У Лемешко короткая стрижка, Рогожкина рыжеволосая, вообще другая. Во втором акте я продолжил играть историю любви с ней. Зрители даже бровью не повели и искренне радовались тому, что Джек и Роза все-таки будут вместе. А уж с той, которая из первого действия или из второго… так ли это важно? Главное — всепобеждающая любовь! К театру!
2003
Режиссер Всеволод Плоткин пригласил меня на кинопробы в сериал «Время жестоких» и утвердил на роль майора Анохина. Мой герой образованный милиционер, несуетный, бескомпромиссный. С личной жизнью у него все очень неважно. Договорились с режиссером, что в кадре я не улыбаюсь. После выхода сериала мне стали говорить: «Мы не предполагали, что ты можешь быть таким…» Когда я начал сниматься в картине «Лифт», мой герой не был убийцей. Но так случилось, что через несколько дней после начала съемок один из актеров (по сюжету все герои застряли в тесном лифте) неожиданно понял, что по морально-этическим соображениям не может далее сниматься. Мы в павильоне, в замкнутом пространстве. У него начались панические атаки. Плоткин остановил съемку. После небольшого совещания сценарий претерпел незначительное изменение, а вернее, существенно поменялся. Герой этого актера незамедлительно стал жертвой, эту сцену сняли в тот же день. А мой герой из инфернального мечтателя-интеллигента со скрипкой в руках превратился в маньяка с орудием убийства в скрипичном футляре.
«Когда б вы знали, из какого сора
растут стихи, не ведая стыда»,
а также из каких историй
вдруг вырастают роли. М-да…
В солнечный августовский день на ММКФ, на ступенях перед зданием кинотеатра «Россия» Ольга Кабо познакомила меня с женщиной, от которой невозможно было оторвать глаз. «Знакомься, это Оксана Байрак, мой любимый режиссер». — «Вы режиссер? — воскликнул я. — Тогда почему же я не снимаюсь у Вас?» — «Потому, что я еще не решила, хочу я этого или нет», — расхохоталась Оксана. С этого момента начался мой самый лирический период в кино, связанный с героями историй Байрак, и самый романтический период, связанный с кинорежиссером. «Новый год в Акапулько», «Мужская интуиция», «Кардиограмма любви», «Избранница», «Позднее раскаяние».
Для «Мужской интуиции» я написал песню «Принцесса» и спел ее в кадре тогда ж, прямо на съемочной площадке. Оксана сказала мне: «Хорошо бы, чтобы ваш герой спел что-то детям на ночь». Я предложил песенку про Африку, которую написал, когда Грише было 3 года. Оксане понравилось.
2004
Никогда я не высиживал, как курица, свои несыгранные роли в ожидании звездного часа. В том смысле, что, когда в театре или в кино не было работы, я занимался другим. Например, работал на телевидении. В разные годы я вел программы: «Рек-тайм», «Субботний вечер», «Супермодель», «Ретромания», «Утро» на Первом и ТВЦ, «Ночная жизнь городов мира».
Решение отказаться от участия в телевизионных шоу в качестве ведущего я принял, когда, наконец, начал довольно много сниматься в сериалах и кино. Вернее, я принял решение больше не вести телевизионные программы и соглашался на любые предложения в кино. Эпизод, небольшая роль, куда больше — неважно. Не очень важны были мне на тот момент и качество и уровень предлагаемого материала. Главным было переломить стереотип восприятия меня как телеведущего. Мне хотелось влезть в голову каждому продюсеру, режиссеру, кричать им: «Придите в театр, в МХТ, посмотрите на мои актерские работы. Хватит оборачивать меня, как сладкую конфету, в глянцевую фольгу с надписью „шоумен“». Поначалу мне нравилось, когда меня так называли, позже я стал воспринимать это как приговор.
И когда через какое-то время на улице ко мне стали подходить незнакомые люди и говорить: «Мы видели вас в сериале в такой-то роли, спасибо» или «Какого ужасного человека вы сыграли в картине, ненавижу вас, так вы мне нравитесь в этой роли», — я понял: получилось. Они говорили про мои актерские работы.
В МХТ для постановки спектакля «Король Лир» по Шекспиру приехал японский режиссер Тадаси Судзуки. Его называют японским Станиславским, он создал свой театр на корнях европейской культуры.
Был кастинг, Судзуки отобрал 15 мужчин, и через месяц мы отправились в деревню Того (час лету от Токио), туда, где находился его знаменитый театр. Никакой цивилизации. Рисовые поля, горы, речка, одинокие прохожие и такие же одинокие низко парящие орлы. Жили мы в крохотных деревенских домиках, спали практически на циновках, с утра купались в горной реке, ели то, что готовили для себя и для нас актеры труппы великого мастера. Утром и вечером — тренинги Судзуки. Максимум энергии и минимум выразительных средств. Застыв, мы стояли перед ним, а он, сидя на полу, бил бамбуковой палкой со всей силой по полу. С каждым ударом мы меняли позы, думая только об одном: «Спасибо, что эта палка опускается сейчас не на мою голову».
Он внимательно смотрел на нас, изучал, чтобы через две недели распределить роли. По японской традиции, женские роли тоже исполняют мужчины. Я хотел играть старшую дочь короля Лира, Гонерилью. Злобную тварь, интриганку, которую боятся все в королевстве. За несколько часов до вылета в Москву Судзуки сказал мне, что я буду играть Гонерилью.
Вообще, я сыграл несколько женских ролей. Во МХАТе — психиатр в «Портрете» по Мрожеку и Гонерилья в «Короле Лире». А в кино… Режиссер Александр Атанесян готовился к съемкам фильма по пьесе «Номер 13D». Мы случайно встретились на «Мосфильме», и он мне говорит, что запустился с новой картиной. Я спрашиваю, почему же мы не работаем вместе, а он: «Потому, что осталась свободной только одна женская роль». Я: «И что? Почему же ты не хочешь предложить ее мне?» Он: «Ты серьезно?» — «А у тебя есть какие-то сомнения?» Посмеялись. Вечером звонок. «Привет еще раз. Завтра можешь прийти на пробу?» Я: «Ты серьезно?» Он: «А у тебя есть какие-то сомнения?» Прислали текст. В сцене тетушка исходит ревностью и страстью к герою. Назавтра на «Мосфильме» в костюмерной на меня надели платье, парик, шляпку, тонкую бордовую оправу, загримировали. Сняли дубль. Хохотали все. Оператор Миша Мукасей, режиссер, хлопушка, звукорежиссер… Вечером мне позвонил Атанесян и сказал, что меня утвердили.
За день до начала съемок я приехал на «Мосфильм», и гримеры побрили мне волосы на руках и ногах. На третий съемочный день во время очередного дубля, в порыве страсти, несясь на каблуках по коридору, я сильно подвернул ногу. Съемочный период был жестко ограничен. После раздумий и переговоров, увы, взяли другую актрису. А я, хромая, проклиная шпильки и каблуки и пряча гладко выбритые руки, продолжил играть мужские роли.
Мне было 35 лет, и я снимался в Сочи в сериале «Жизнь — поле для охоты». Играл мальчишку-авантюриста из 80-х, который по ходу истории становится крупным бизнесменом с криминальным прошлым. По моим юношеским фотографиям мне сшили парик с длинными волосами. Я даже принес из дома бежевый пиджак, который моя тетя Бэла подарила мне в 10-м классе. Всячески стараясь поощрить мой интерес к учебе, она пошила его в ателье и вручила мне со словами: «Смотри, Гогуля, как ты выглядишь в нем. А если еще будешь умным, что вряд ли, так вообще глаз от тебя не оторвать». Пиджак был с широкими лацканами и накладными карманами. Как в фильме с Бельмондо, которого Бэла обожала. Я был в восторге, надевал его только на праздники и на свидания.