1980 год отметился в истории театрального искусства большими событиями. Первое из них — мое поступление в театральный институт, в Школу-студию МХАТ имени Горького, второе — решение Олега Николаевича Ефремова начать репетировать пьесу Михаила Шатрова «Так победим!». В спектакле о Ленине и его революционных буднях была занята почти вся труппа МХАТа. Ильича играл Александр Калягин, репетиции шли в здании на Тверском бульваре. Кроме того, для участия в массовых сценах привлекли студентов Школы-студии МХАТ. Всех. Мы играли матросов, крестьян, рабочих. Это были такие пластические зарисовки, которые создавал хореограф-постановщик Илья Рутберг.
Мне только исполнилось 17 лет, я лез из себя вон и хотел играть все и всех. Когда выбирали студентов для той или иной сцены, я во что бы то ни стало старался попасть Рутбергу на глаза. В результате, когда спектакль вышел, мне кажется, что по времени я находился на сцене больше, чем Калягин, играющий главную роль. В одном эпизоде я даже играл западного журналиста на пресс-конференции, и у меня было несколько фраз на итальянском языке. Я запомнил их на всю жизнь. Теперь в Италии или в других точках мира, где встречаю итальянцев, я произношу эту тираду и в ответ вижу удивленные глаза: да, они понимают, что это их родной язык, но слова «Ленин» и «революционное правительство» и «крестьяне» — вызывают у них искреннее недоумение, вернее, недоуменный восторг. Я сидел за кулисами и наблюдал, как Александр Александрович репетирует. Многие его монологи я знал наизусть.
Прошло тридцать с лишним лет. Александр Молочников приступил к постановке в МХТ спектакля «Светлый путь. 19.17». Он позвонил мне, мы встретились, и он предложил мне сыграть Ленина. Сделали пробу и начали репетировать. Шаг за шагом рождалась история, придуманная как утопическая сказка. Она сочинялась и менялась по ходу репетиций. И постепенно вырисовывался образ вождя с его страхами, одержимостью и агрессией. С его агонией, когда он понимает, что все пошло не так. С его мечтой создать нового человека и построить новый мир. В финале мой Ленин перерождается в Сталина.
И вот 2018 год. Гриша поступает в Школу-студию МХАТ. Вместе с однокурсниками он становится участником массовых сцен спектакля «Светлый путь. 19.17», где играет матроса, солдата, крестьянина и даже бабу в коммунальной квартире. Ленина играю я, Гриша стоит за кулисами и, кажется, знает многие мои сцены наизусть.
Недавно рассказал ему, как на спектакль «Так победим!» в 1983 году пришел генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Сутки до этого в театр никого не пускали, ввели специальный режим. Всюду охрана с собаками. На сцене декорация: два движущихся круга, один в одну сторону, другой в другую. На этих кругах перед глазами Ильича проплывают картины революционных событий. Днем перед спектаклем нас собрали на срочную репетицию и поменяли мизансцены, чтобы в сценах расстрела дезертиров и кулаков ружья были направлены в противоположную от правительственной ложи сторону. В ней будет восседать руководитель СССР. И вот спектакль. Все в диком напряжении. И на сцене, и в зале. Особенно когда Леонид Ильич, то ли самому себе, то ли еще кому-то из ложи, прямо во время действия громко комментировал происходящее. И вот сцена, когда рабочий, которого играл Георгий Бурков, пришел к Ильичу за советом, пытаясь выяснить у вождя, что же все-таки нужно сделать пролетариату, чтобы стать счастливым. Брежнев отчетливо произнес: «Что говорит этот актер, я не понимаю?» Бурков в ту же секунду забыл весь свой текст. Зрители, оцепеневшие от волнения, мгновенно переключились на другой, куда более жизненный и интересный спектакль под названием «Театр одного зрителя». Бурков, каким-то нечеловеческим усилием доиграв сцену, на деревянных ногах появился за кулисами, где все артисты ждали своего выхода, совершенно белого цвета сел, закурил в полной тишине, попробовал улыбнуться и не смог. А в это время Леонид Ильич с неподвижным лицом смотрел на сцену, причмокивая и вслух осмысливая события революционной и театральной жизни. Потом, конечно, это рассказывалось в театре как анекдот. Но в тот день многие были в шаге от «скорой помощи».
С момента поступления Гриши в Школу-студию МХАТ я вдруг осознал, что мой сын продолжает меня и дело нашей семьи. Я сам «вырос из папы» — из его мечты быть артистом. В довоенном Харькове мальчишкой он оклеивал стены своей комнаты фотографиями с любимыми артистами. Надевал на себя отцовскую шапку, и, стоя перед зеркалом с прищуренным взглядом, представлял себя Чапаевым. Этот фильм с Борисом Бабочкиным в роли Чапая он пересмотрел двенадцать раз. А когда ему исполнилось 14 лет, Эмиль собрал ребят и организовал драмкружок в доме инженерно-технических работников. Позже — война, эвакуация, поступление в ГИТИС, приезд в Москву. Он грезил этой профессией и осуществил свою мечту. Сделал себя сам. А мы с братьями уже жили в мире, подаренном нам папой.
Я никогда не стесняюсь проявлять чувства и говорить сыну о том, как люблю его. Возможно, кто-то считает, что жизнь штука жесткая и сыновей надо воспитывать как спартанцев. Я думаю, любовь, полученная в детстве, — это подушка безопасности, которая оберегает и в жизни, и в профессии.
Как-то со Львом Дуровым мы говорили о театре, о профессии, о времени, которое летит. Он мне: «Как у летчиков-испытателей в контракте стоит графа „несчастный случай“, так и у актеров должен быть пункт „забвение“». Это поразило меня. Это говорил актер, чьи роли в кино обожали миллионы людей, актер, на спектакли которого в Театр на Малой Бронной шли со словами «иду на Дурова».
Незадолго до этого времени вместе с Евгением Мироновым, Марией Мироновой и Натальей Шагинян-Нидэм организовали Благотворительный фонд «Артист». Фонд, который занимается помощью деятелям культуры и искусств старшего поколения.
Если спросить у любого человека, хочет ли он, чтобы люди жили в нечеловеческих условиях, умирали от неизлечимых болезней или тотального одиночества, он ответит: конечно, нет. Но сказать недостаточно, надо сделать шаг, первый шаг к реальному действию. После того как ты его совершил, понимаешь, что теперь это зона твоей ответственности. Мы начинали в 2008 году с 3 городов — Москвы, Петербурга и Саратова, а сегодня оказываем помощь более чем 5000 человек в 65 городах России.
2019
Когда меня приняли в труппу МХАТа, я прошел через все массовки, переиграл мятежников, гостей на балу, солдат, персонажей без имени, без слов, без каких-либо примет, эпизоды. Я смотрел из-за кулис, как существуют на сцене великие мхатовские артисты. Начал партнерствовать с ними, когда появились первые небольшие роли. Потом больше, еще больше.
Театр всегда был и остается моей главной любовью. За стенами театра параллельная реальность то и дело предлагала мне разные сюжеты и повороты. У меня было дикое количество энергии и желания делать что-то немедленно. Меня вела интуиция, ощущение, что я должен прорваться, а чтобы это случилось, необходимо очень много работать. Не было новых ролей в театре — снимался в телевизионных программах, вел шоу, озвучивал рекламы, мультфильмы, кинофильмы, снимался в сериалах, в кино. Я создал музыкальную группу, и ночами мы придумываем аранжировки для песен на мою музыку и стихи.
Я продюсировал телевизионные проекты, основал компанию, которая занималась рекламой, открыл ивент-агентство, стал учредителем фонда «Артист», провел множество благотворительных акций, аукционов. И всегда, когда я возвращался и возвращаюсь в Камергерский переулок, испытывая трепет, когда попадаю в театр через служебный вход. Как и много лет назад, когда стоял с Марком Прудкиным в свой первый день в качестве артиста труппы МХАТ.
2019 год начался для меня с важного события — репетиций на Большой сцене спектакля «Бег» по Михаилу Булгакову. Это первая постановка Сергея Васильевича Женовача в качестве художественного руководителя МХТ. Художник-постановщик — Александр Боровский. Прекрасные партнеры: Андрей Бурковский, Михаил Пореченков, Ирина Пегова, Анатолий Белый, другие. Я играю Парамона Корзухина. Мы приходим утром в репетиционный зал, садимся за стол, обсуждаем разные события за окном, потом разговор переходит на темы, связанные с театром. Сергей Васильевич рассказывает про свои встречи с большими мастерами, со своим учителем Петром Наумовичем Фоменко, и из этого всего как-то плавно и естественно мы входим в репетицию, в булгаковское время, в страхи и сомнения наших героев…
Булгаков — один из моих самых любимых авторов.
Играть в этой пьесе для меня не только большая радость, но и определенный вызов. В знаменитой картине Алова и Наумова «Бег» Корзухина сыграл Евгений Александрович Евстигнеев, сыграл блестяще, это уже стало легендой. Я видел картину давно и вот думаю — пересмотреть ее сейчас или, наоборот, не стоит, чтобы рисунок Евстигнеева не начал довлеть надо мной. А с другой стороны — увидеть, куда уже «ходить» не нужно, где Евгений Александрович уже расставил свои восклицательные знаки. Корзухин надут, избалован своею властью над людьми, но при первой же опасности отказывается от жены и бежит из кровавой России во Францию. Здесь он снова надувается, только теперь уже в масштабе собственных апартаментов. Власти былой у него нет, а есть лишь лакей Антон, которого он зовет Антуан и нещадно дрессирует, как попугая, пытаясь научить французскому языку, и есть у него еще мадемуазель Фрежоль, на которой он намерен теперь жениться. Ну и конечно, страсть к карточной игре. Сергей Васильевич предложил замечательный ход, чтобы в минуты крайней опасности Корзухин хватался за сердце, имитируя болезненный приступ, прячась за мнимую смерть. Он умирает и тут же воскресает, как это бывает в навязчивом сне. Он неубиваем, от него нельзя отделаться.
Сегодня в сцене «игры в карты» сымпровизировали с Пореченковым, и после того, как он схватил меня в объятья и расцеловал несколько раз с возгласом: «Парамон, ты что не узнаешь меня?» Я изумленно спросил его: «Мы что же, с вами пили на брудершафт?» и поцеловал в ответ. Ребята-партнеры грохнули, Сергей Васильевич тоже расхохотался, мы с Мишей раскололись… Сейчас застольный период. Как в старые добрые времена, «по школе»,