– Да ладно?! Ты все-таки это сделала?! – Четкий ритм упражнения сбился – подружка всплеснула руками и схватилась за голову. – Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться…
– Или я – или он. – Я зевнула. – Пришла пора выбирать, на чьей ты стороне, Максимова.
Ирка, хоть она и моя верная подруга, из сонма поклонниц нашего с Блейком ГГ, царство ему небесное. Это как раз ее тип – лихой и придурковатый красавец. Это я про ГГ, разумеется, а не про Блейка, того я никогда не видела, но уверена – он не героический мужчина. Героический сам писал бы свои романы на основе личного опыта покорения суровой дикой природы.
– Я-то, конечно, за тебя. – Голос подруги звучал неискренне. – Но только представь, сколько женщин ты огорчишь, убив их любимца! Или уже огорчила? – Она заволновалась. – Ты что, успела и закончить рукопись, и сдать ее?!
– Вчера отослала, – похвасталась я.
– Бли-и-ин! – Ирка бухнулась рядом со мной на кровать. – То есть уже ничего нельзя сделать?
– Ни-че-го! – с удовольствием подтвердила я. – Знаешь, как я его? Бетонной плитой с тридцатиметровой высоты – шарах! Надежный вариант, никакая трансплантация органов не поможет. Разве что переселение душ…
Тут я задумалась, поскольку от издателя можно было ждать любого хитрого выверта, в том числе и такого – с реинкарнацией ГГ. Причем ускоренной, чтобы читателям не пришлось долго ждать продолжения.
Ирка же напряженно поинтересовалась:
– Какой плитой? Той самой, параметры которой у меня уточняла?
– Ею, да.
– Кошмар! – Она снова схватилась за голову. – Получается, я соучастница убийства!
Я недоверчиво покосилась на нее – притворяется или действительно так расстроена?
– Хочешь, я специально для тебя напишу другой финал? Эксклюзивный. Все, кроме тебя, меня и самого ГГ, будут думать, что он погиб, а он останется жив, просто уйдет от надоевших шпионских дел и поселится на каком-нибудь тропическом острове со стройной мулаткой? – предложила я.
– Лучше с фигуристой рыжей. – Подружка заправила за ухо выбившийся из пучка локон и приосанилась.
– Договорились. – Я встала и пошла к лестнице. – Чур, в ванную я первая!
– Эй, мы так не договаривались! – Ирка кинулась за мной, но опередить не смогла.
Я наловчилась очень лихо съезжать по перилам.
Уже за завтраком мы спохватились, что кое-кого не хватает: Волька не явился к своему условному столу. Это было странно, потому что урочные приемы пищи кот обычно не пропускает.
– И вечером мы его не видели! – встревожилась Ирка. – Как ушел котик… когда? Еще вчера днем, да?
Я попыталась припомнить:
– Вчера он с нами завтракал, потом мы ушли на весь день, а когда вернулись – кота дома не было. Должно быть, загулял наш Волька.
– Да, сосед ведь говорил про кошачий бордель где-то там. – Ирка открыла окно во двор, по пояс высунулась в него и позвала: – Волька! Волька, кис-кис!
– Брось, он на кис-кис не отзывается, – остановила ее я. – Очень независимый зверь. По зову не приходит, является, только когда сам захочет. Будем уходить – оставим ему в миске побольше еды, завтрак и обед в одном флаконе.
Сумку с вещами, которые попросила принести тетя Ида, я собрала еще с вечера. План на сегодня был такой: отнести тетушке ее пожитки, встретиться с Джонатаном и вместе съездить в Петергоф. Вечером я бы еще написала несколько страниц своего собственного романа – пары часов перед сном как раз хватило бы, на ночь глядя мне прекрасно работается.
Увы, стройный план полетел кувырком и разбился вдребезги через пять минут после начала его реализации.
Мы с подругой дворами шли к станции метро, когда я вдруг узрела то, что заставило меня на полуслове оборвать разговор и резко остановиться.
В низком арочном окошке на уровне ног в круге света от яркой лампы я увидела знакомое сияние!
– Подержи-ка! – Я сунула Ирке в руки тетину сумку, мешающую моей мобильности, и вильнула в сторону, сбежав по каменным ступеням в полуподвальное помещение без всякой вывески.
Видимо, кому нужно, те и так знали, что там находится: крошечная неопрятная каморка скупщика ювелирных изделий.
– Что тут, ломбард? – засопела у меня за плечом подруга. Она, конечно же, не осталась на тротуаре, прискакала вслед за мной.
– И ремонт ювелирки, – кивнула я, присматриваясь к кабинке с прорезанным в ней окошком.
Находящегося в ней человека рассмотреть не удавалось, но доносящееся изнутри жужжание говорило, что кто-то там есть и что-то делает.
Я бухнула в дверь кулаком.
– Ты что творишь?! – зашипела на меня Ирка. – Шумишь, как погромщик! Кстати, зачем мы здесь?
Я не стала ей ничего объяснять. Жужжание в кабинке прекратилось, послышался недовольный мужской голос:
– Что такое?
– Мы за хрустальным браслетом! – громко сказала я. – Хотим забрать его!
Дверь открылась, из нее вышел коренастый мужичок в холщовом фартуке поверх штанов с рубахой и таких же, как у нашего Бори, сатиновых нарукавниках. Голову украшала затейливая композиция из давно не мытых и не стриженых седоватых локонов и скрученной жгутом цветастой косыночки. Образованные ее концами «ушки» топорщились на виске двумя пестрыми лепестками.
– Данила-мастер на пенсии, – веселясь, нашептала Ирка, но мне было не до смеха.
– Какой браслет, серебряный? – уточнил Данила-мастер. – Его сдали в скупку, не заложили.
– Кто сдал? – требовательно спросила я.
Мастер пожал плечами, помедлил, но все-таки ответил:
– Мужик какой-то, плешивый, с крошками в бороде. Имя не знаю, я у него паспорт не спрашивал.
– Ароматный? Мужик тот? – уточнила я. – Олифой пах?
– О, точно, олифой! – Мастер хлопнул себя по лбу. – А я-то думал, чем от него несет!
– Василий Кружкин, – обернувшись, пояснила я Ирке. Та перестала хихикать и сурово засопела. – Когда он вам браслет принес?
– Да вчера вечером, под самое закрытие…
– Где взял, не сказал?
– Оно мне надо?
– Все ясно с вами, краденым промышляете! – вставила свое веское слово Ирка.
– А как докажете? – Мастер ухмыльнулся.
– А так! – Я вытащила смартфон, открыла фото Вольки в хрустальном ошейнике и показала его собеседнику. – Узнаете браслетик? Его наш котик носил. Он, кстати, пропал, и судьба его неизвестна, может, его убили, а не только ограбили!
– Кота жалко. – Мастер нахмурился. – Котяра классный. У меня у самого кошка, Луизой зовут, тоже дворянка полосатая… Ладно, браслет я вам отдам, выкупайте.
– Сколько? – Ирка рывком, как пистолет из кобуры, выдернула из сумки кошелек, наставила его на мужика.
– Ну, бородатому я дал ты… две тысячи.
– Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три! – передразнила я его известной киношной цитатой. – Давайте по-честному, не усугубляйте своей вины. Тысяча?
– Да ну вас! – Мастер развернулся, ушел в свой скворечник, хлопнул дверью, но через секунду высунул в окошко руку: – Полторы!
Ирка молча вложила в протянутую ладонь три пятисотки. Рука втянулась и снова высунулась, уже без денег, но с браслетом.
Я резко сдернула его с ладони во всех смыслах нечистого на руку мастера, зажала в кулаке, бросила подруге:
– Уходим!
Мы вышли из каморки и вернулись на улицу.
– А это точно наш браслет, в смысле, Волькин ошейник? – спросила Ирка. – Ты даже не рассмотрела его толком! Не напрасно мы деньги отдали, а?
– Не напрасно. – Я распустила и потрясла недлинную цепь сверкающих прозрачных горошин. – Это наша вещица, та самая, что на Вольке была. Только – видишь? – замочка нет. Видно, сдернули ошейник с кота, концы и оборвались.
– Замочек же не родной был, его совсем недавно Боря припаял, халтурщик мелкий, – припомнила подруга. – Так. Что делать будем?
Она зачем-то огляделась, а я посмотрела на часы в мобильнике, который так и держала в левой руке, прикинув время и расстояния.
– Тетушка может еще немного подождать свои вещи, давай вернемся в наш двор…
– И там набьем морду Кружкину! – с готовностью согласилась Ирка, кровожадно ощерясь. – Подумать только – обидел нашего кота! Художник, называется! Подлец он, а не мастер живописи в жанре ню! Да я его за Вольку… самого в натюрморт превращу!
– Только не сразу, сначала мы должны его допросить! – уточнила я новый план действий.
Пылая жаждой мщения, мы проследовали обратно, ворвались в наш подъезд, взлетели по лестнице на четвертый этаж и в четыре руки замолотили по двери приюта живописца.
Дверь, обитая потрескавшимся дерматином с торчащими из прорех клочьями серой ваты, приглушала звуки кулачных ударов. Мы это быстро поняли и энергично попинали ее ногами.
Дверной косяк осыпал нас крошевом штукатурки, а мужской голос из квартиры – ругательствами. В переводе с затейливого матерного на литературный русский смысл фразы сводился к вопросу о личности граждан, неожиданно явившихся в неурочный час.
– Мы это! – рявкнула я. – Соседи снизу!
– Прекрасные девы? – Голос за дверью подобрел.
Я мысленно отметила, что и меня удостоили почетного звания, но ничего по этому поводу не сказала, потому как Василий трагически ошибся. Девы к нему явились не столько прекрасные, сколько злые. Вроде фурий или гарпий.
Не зная об этом, Кружкин доверчиво распахнул нам дверь и свои объятия. Гарпия Ирка влетела первой, вонзила акриловые когти в хилые плечи Василия и пригвоздила того к стене.
– Какая страсть, какая экспрессия! – пробормотал живописец, продолжая трагически заблуждаться относительно цели нашего визита.
– Ты! – сказала я, шагнув в захламленную прихожку и захлопнув за собой дверь. – Признавайся, что сделал с Волькой?!
– С каким Волькой, не знаю я никакого Вольку, – забормотал Кружкин и вдруг замолчал. Видно, вспомнил, что одного Вольку знает – так звали мальчика-пионера из книжки про Хоттабыча.
Я молча вытянула из кармана хрустальную гирлянду и потрясла ею перед носом допрашиваемого:
– Узнаешь?