В понедельник, двадцать пятого сентября, в кабинете сыщиков все было на своих местах, как и неделю назад, когда генерал Орлов “предложил” полковнику Гурову принять меры к розыску людей или организации, которая взяла на себя тяжкий труд получать с людей или организаций долги. А не согласных платить – устранять, что в переводе на русский язык означает убивать.
За неделю никаких перемен не произошло, разве что Станислав Крячко не писал за столом, а сидел в своем кресле и смотрел в окно. Гуров же по привычке расхаживал по кабинету.
– Почему ты молчишь? – Гуров остановился напротив Крячко. – Ждешь, пока я не придумаю, как нам выбраться из тупика?
– Ты упрям. Лев Иванович, я не собираюсь тебя перевоспитывать. Глупо, бессмысленно, а мне, как подчиненному, и небезопасно. Ты, а не я произнес слово: тупик. Не в первый раз забрались, и вывод давно известен – все скорости назад, до развилки, искать новую дорогу. Версия с Аляшиным – ложная версия.
– Брата Аляшина убили? Факт. За Аляшиным велось наблюдение? Факт.
– Аляшин отказывается давать показания? Факт. – Крячко загнул палец. – Проверка людей, которые за ним следили, ничего не дала. Тоже факт. Я тебе говорю, в этом аквариуме рыбы нет, ловить нечего.
– У тебя есть другой аквариум? – спросил Гуров.
– У меня есть начальник. Он гений сыска и должен вывести меня на дорогу.
Подобные стычки между сыщиками случались не часто и совершенно не влияли на их личные отношения. В подобных случаях они походили на боксеров-профессионалов, которые в тренировочном бою наносят друг другу жесткие удары, пытаются пробить защиту и сбить дыхание, затем не спеша моются в душе, массируют затекшие мышцы и мирно беседуют о погоде.
– Наличие начальника не освобождает тебя от обязанности думать самостоятельно. Аляшин явно боится, но на контакт с властями не идет. На что он рассчитывает?
– У Аляшина с кредиторами имеется неизвестная нам договоренность, – ответил Крячко. – Непонятно, почему его держат под наблюдением?
– Боятся, сбежит, разыскать человека за рубежом – дело хлопотное и дорогое. Я бы все происходящее мог понять, если бы не состав группы преследования. Здесь все по-уродски. Почему используется машина, обслуживающая депутатский корпус? Почему наблюдающих четверо, хотя вполне достаточно двоих? Отвечай, Станислав, что ты уставился в окно?
– Я же тебя не попрекаю, когда ты шарахаешься по кабинету как очумелый. – Крячко крутанулся в кресле. – Ты забываешь, что мы в России, где самые нелепые накладки и противоречия составляют суть бытия. Почему машина из гаража обслуживания? Хозяин деньги на транспорт выделил, а у меня дружок в гараже работает. На кой черт я буду отдавать деньги дяде, когда я могу с приятелем поделиться? Почему работают четверо, когда достаточно двоих? Платят хорошо, работа непыльная, катайся себе да глазами хлопай. Начальство в кабинете сидит, чего угодно объяснить можно. К примеру, можно соврать, мол, объект неспокойный, часто заходит в большие магазины, вдвоем его легко потерять.
– Говоришь, лишь бы сказать, сам своей брехне не веришь. – Гуров присел на край ничейного стола, который стоял вдоль левой стены кабинета. – Дело ставят профессионалы, они все продумали, прекрасно знают, где хватит двух человек, а где нужны все четверо. Ты беседовал с этими людьми, сам говоришь, что двое – люди бывалые, а двое – случайные. Складывается, что нам просто голову морочат, будто ловят на живца.
– Ты и рыбу-то в жизни не ловил, – фыркнул Крячко. – Слово знаешь, а смысла не понимаешь. Если ж с рыбалкой сравнивать, то нас не на живца ловят, так как мы на такую дохлятину никогда не бросимся. Скорее нас к определенному месту прикармливают, хотят знать, где и когда нас можно найти.
Гуров смял сигарету, которую только что вынул из пачки, взглянул на друга внимательно, слез со стола, не стал расхаживать по кабинету, а неторопливо прошел на свое место, уселся в кресло прочно, стал задумчив. Станислав не мог понять, что он сказал такого, что так озаботило друга, притих, ждал, когда Гуров выскажется.
– Ты сказал, что один из четверых, катавшихся в машине за Аляшиным, в недавнем прошлом сотрудник угро. – Гуров оперся на стол, лицом внезапно осунулся, от его недавней рассеянности и лености не осталось и следа.
– Ну? – Станиславу передалось напряжение товарища. – Дуров Артем Григорьевич, старший опер райуправления, прослужил в милиции пятнадцать лет, от роду – тридцать восемь, уволен за систематическую пьянку.
– Тридцать восемь, пятнадцать службы, ас, в самом соку и старший опер. – Гуров покачал головой. – Когда ты с ним разговаривал, запах чувствовал? А с лицом у него как? Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Запах был, – ответил задумчиво Крячко. – Но, понимаешь, не стойкий перегар, а свежий, словно человек пару рюмок только махнул. Лицо нормальное, гладкое, выглядит моложе своих лет. Я тогда удивился. С этим бывшим ментом что-то не так, глаз ясный, хитрый, мне почудилось, он меня знает. Он улыбочку пару раз проглотил, вроде хотел по-свойски шуткануть, да передумал. Сейчас он работает охранником в казино “Фламинго”.
– Стоп, стоп, месяца три назад об этом казино и у меня был разговор, – Гуров щелкнул пальцами, – точно, с Харитоновым. В казино сменился хозяин. Ладно, я отвлекся. Странно, в таком возрасте, со стажем и всего старший опер района.
– В кадрах сказали, что он месяцами не просыхал.
– У нас, когда человека уволят, в кадрах могут сказать, что он мать родную убил. Вздорный характер либо показатели не выводил, вот начальство и не привечало мужика. Охранник в казино, работа в основном поздняя, значит, днем Дуров свободен. Кататься следом за фраером в машине сыскного опыта не требуется. Интересно. Твоя фраза, Станислав, о прикорме рыбы и присутствие в машине бывшего розыскника наталкивают на дурные, мрачные размышления.
– Что нас с тобой готовят к ликвидации, – брякнул Крячко.
– Грубый ты человек, Станислав. Прямолинейный и грубый. – Гуров встал, запер сейф. – Прежде чем человеку подобную вещь сказать, его требуется морально подготовить. На худой конец обедом накормить.
– Да я за тобой хоть в огонь, хоть в воду, а в столовую, так бегом, – ответил Крячко.
Уволенный из милиции полковник Павел Петрович Усов охранял дачу члена правительства, которая находилась в одном из самых престижных подмосковных мест – на Николиной Горе.
Не только розыск, следствие, но и судья не сомневались, что Усов брал взятки и снабжал преступников ценной информацией, в частности предупреждал о засадах. Избитая в судах истина: знать – это одно, а доказать – совершенно иное дело. И уголовное дело против П. П. Усова было за недоказанностью прекращено, бывший полковник из-под стражи освобожден. В министерстве прошел слушок, что Паша подал иск о возмещении ему денежной компенсации за четыре месяца предварительного заключения. Но Усов ушел тихо, может, с кем из бывших коллег и перезванивался, но ни генерал Орлов, ни полковник Гуров о нем ничего не слышали.
Итак, бывший начальник отдела главка МВД работал сторожем и был крайне доволен. Десятилетиями в нашем сознании дача была связана с резиновыми сапогами, копанием бесконечных грядок, текущей крышей, проваленным крыльцом да покосившимся сортиром.
А не хотите каменный особняк с балюстрадой, пять спален, три ванные комнаты, кухню привезли невесть откуда, и, чтобы пользоваться всей встроенной аппаратурой, нужно в отряде космонавтов обучаться? Хотите? Становитесь министром, говорите о благе народа, с утра до вечера заботьтесь о собственных нуждах, может, и повезет. О конкурсе на министерские портфели даже в нашей прессе, которая пишет о чем угодно, ругается матом, о конкурсе ни единого слова. Журналист – человек свободный, дерзкий и с фантазией. Сегодня о конкурсе на министерский портфель напишешь, а завтра земной шарик повернется, на верхотуре кое-кто завалится и тебе самому тот портфельчик и предложат.
Павел Петрович Усов никаких конкурсов не проходил, освободившись, позвонил кое-кому, предложил свои услуги. Многолетняя служба в сыске плюс связи в криминальном мире мгновенно сработали, отставной полковник получил ряд интересных предложений и, к всеобщему удивлению, выбрал скромную должность охранника. Поселили его в крохотном домике близ барского особняка, две комнатки, кухня, верандочка, все удобства, телефон да, считай, полгода пустующий особняк, хоть приемы устраивай, хоть в футбол гоняй.
В семье после суда и увольнения Усова все пошло наперекосяк. Усов детей любил и разрыв тяжело переживал, но смирился, жил уединенно, но крайне активно. Положили ему оклад в тысячу долларов, таких денег у него раньше не бывало. Усов нанял дворника Османа, бывшего старшину милиции, человека выпивающего, но знающего меру и работящего, главное, молчаливого. Осман, человек неустановленной национальности и вероисповедания, был крепок, жилист и трудолюбив, так что аллеи всегда и в любое время года чисто выметены, дрова для шашлыка заготовлены, стоявшая в гараже машина сверкала.
Вставали Усов и Осман около семи, летом раньше, работали до темноты, зимой часиков до восьми. Усов начинал день с легкой гимнастики, потом кормил собак, супружескую пару немецких овчарок, обходил по периметру двадцать пять соток, проверял крепость замков, исправность сигнализации. После завтрака вместе с Османом, который выпивал рюмку настойки, Усов просматривал газеты, смотрел недолго телевизор и садился к телефону. Звонков было множество, но все разговоры отличались лаконичностью, несколько слов, междометий – и конец связи.
Если особняк пустовал, к Усову ежедневно приезжали один, двое, изредка трое мужчин. Иногда приезжала женщина, обычно она оставалась ночевать. Когда в особняке жили хозяева. Усов после обеда часа на два, на три уезжал в город. Где полковник бывал, с кем встречался, никто не знал, да и не интересовался.
А Усов создавал свою криминальную структуру. Он был относительно молод, еще не исполнилось и пятидесяти, полон энергии, служить категорически не хотел. Он не блистал особыми талантами, но был умен, жизнь знал, и, предложи ему господь должность помощника Президента, Усов, не задумываясь, отказался бы. Четверть века он служил, порой прислуживал, ему это изрядно надоело, хотелось поруководить. Он стал хозяином в имении министра. Усову его должность нравилась. Когда собирались гости, он исполнял роль дворецкого или мажордома, черт разберет, какая между ними ра