Бабушки забрасывали внуков обратно в коляски, пенсионеры прерывали шахматные партии, и вскоре пятачок возле фонтана стал пустынным.
Тем временем вооруженные люди приблизились к стенам молодежного центра и, забросив крючья на кровлю, стали быстро подниматься к украшенным витражами окнам.
Через пару минут восемь человек уже висели на тросах, упершись ногами в оконные откосы, и ждали команды.
Командир взмахнул рукой, и пули разнесли разноцветные витражи, а затем стали стремительно настигать свои жертвы, брызгая кровью и раздирая живую плоть.
Крики ликования сменились воплями отчаяния и боли, но вскоре их заглушила череда частых взрывов – в окна зала полетели гранаты.
«Отходим!» – прозвучало в эфире, и шквал уничтожающего огня прекратился так же неожиданно, как и начался.
Боевики быстро спустились вниз и помчались к ассенизаторской машине.
Выскочившие из-за угла полицейские попытались задержать диверсантов, но были встречены таким яростным огнем, что тут же ретировались обратно, оставив на асфальте несколько убитых и раненых.
Оранжевый грузовик преспокойно уехал, а еще через несколько минут к молодежному центру начали прибывать пожарные расчеты, машины «скорой помощи» и подкрепление для полицейских.
Медики с ходу взялись за работу, сортируя раненых и тех, кому уже нельзя было помочь. Поскольку очагов возгорания не было, им стали помогать пожарные, а полиция выставила оцепление, хотя от этого уже не было никакой пользы.
Вскоре к месту трагедии подъехал сам мэр Смилдакс.
К этому времени на площади скопилось много народу, и в основном это были уцелевшие после нападения.
Почти каждый из них потерял друга или близкого человека.
– Смерть им! Смерть! – кричали перепачканные в крови люди, потрясая кулаками. – Смилдакс, веди нас, и мы отомстим! Смерть им! Смерть!
– Терпение, друзья! Осталось ждать немного! Мы отомстим! Взываю к вашему терпению, во имя будущей победы!
Мэр был опытным политиком, и ему удалось успокоить толпу, предложив им помочь медикам и оказать помощь раненым.
Неожиданно зазвонил телефон, который держал в руке человек из свиты мэра. Стоявшие неподалеку горожане замолчали и обратили свои взоры на Смилдакса.
Испытывая некоторое смущение, он взял трубку:
– Алло, мэр Смилдакс слушает.
– Слушай меня внимательно, засранец, это тебе за самодеятельность на «Ван-Риосе». Если будет еще что-то подобное, умоешься кровью и ты, и весь твой город. Понял меня?
– Понял, – глухо ответил Смилдакс.
– Я крепко держу всех вас невидимой рукой, одно неверное движение – и вы мертвецы. Надеюсь на твою понятливость, Смилдакс.
– Да, конечно.
– Все остальное согласно договоренности.
– Конечно, – кивнул мэр.
– Будем считать, что ты все понял. Прощай. Смилдакс собрал все свое мужество, чтобы никто не догадался, о чем он говорил.
– Кто это был, мэр, скажите нам! Это они?! Те, кто это сделал?! – требовали ответа горожане.
– Нет, это не они, – негромко произнес Смилдакас, а затем повторил уже громче: – Это не они! Это друзья! Они сказали, что обязательно нам помогут! Победа будет за нами! Ура!!!
– Ура!... Ура!...-вырвалось из сотен глоток, а мэр по махал избирателям, быстро сел в свой лимузин, и его кортеж направился в сторону мэрии.
61
Профессор Джо Пулитцер сидел в своем кабинете, тупо уставившись в одну точку. После последнего отключения энергии из пятисот образцов погибло больше половины.
«Ну и как тут двигать науку? – размышлял Пулитцер. – Говорили мне коллеги – и Резерфорд, и тот же Капица, что не будет здесь, на станции, подходящих условий, и вот пожалуйста».
В дверь постучали. Профессор хотел сделать вид, что его нет, и остаться со своей объективной тоской один на один, но потом передумал. Еще большим желанием, чем оставаться в одиночестве, было желание выплеснуть на кого-то свои проблемы, найти свидетеля вопиющего безобразия. Слыхано ли, ему, Джо Пулитцеру, безусловному кандидату в академики, не дают работать!
– Входите! – неожиданно громким, даже для самого себя, голосом сказал Пулитцер.
– Это я, профессор, – радостно сообщил помощник Пулитцера, Эрнст Холидей. – Почему вы сидите в темноте?
– Очень метко сказано, Эрнст! В темноте! – с горьким сарказмом произнес профессор.
– Понятно.
Холидей включил освещение и сел напротив Пулитцера:
– Вы все переживаете гибель образцов?
– Изволили попасть в самую точку, – жмурясь от света, ответил профессор. – Возможно, среди погибших образцов и находился тот единственный Миротворец!
– Едва ли в какой-то из пробирок мог оказаться Миротворец, профессор. Пора вам признать, что все наши опыты – туфта. – И Холидей сделал пренебрежительный жест рукой.
– Что я слышу, Эрнст?! Вы ли это?! – воскликнул Пулитцер, вскочив.
Холидей ничего не ответил, и профессор, постояв в гневной позе несколько секунд, вдруг сдулся, как воздушный шарик, и плюхнулся обратно на стул.
– Нет сил выслушивать вашу поганейшую метафизику, дорогой Эрнст, ну да ничего не поделаешь. Давайте рассказывайте, до чего вы договорились со своим колдуном.
– Договорились до того, профессор, что с «подсами» нужно пообщаться, – прямо сказал Холидей.
– Ну вот, опять эти «подсы». В академии меня засмеют, – сокрушенно произнес Пулитцер и обхватил голову руками.
Он просидел так целую минуту, затем посмотрел из-под пальцев на помощника и напомнил:
– Ну так вы будете рассказывать?
– Ах да, профессор, конечно. В общем, он предлагает нам лететь с ним на Маттияр, где научит нас говорить с «подсами». Он сказал, что можно убедить их покинуть всех сото, и те станут обычными людьми...
– Ну да, и, если верить этому колдуну, тут же заболеют лихорадкой. Или я не прав? Ведь он сам говорил, что когда-то обреченных людей от лихорадки вылечили именно эти самые «подсы».
– Мистер Джо Камингс говорил, что «подсы» едва ли согласятся покинуть сото. Они к ним слишком привыкли, правда, они могут дать нам ту формулу, по которой мы наверняка сумеем создать Миротворца.
– Ага! – оживился профессор. – А вот это было бы значительно интереснее. Получить формулу и не связываться со всей этой мистикой.
Пулитцер даже поднялся со стула, подошел к небольшому холодильному шкафчику и достал оттуда бутылку с сидром.
– Не хотите освежиться? – спросил он Холидея.
– Нет, спасибо, – отказался тот.
– Ну тогда я сам.
Профессор налил в высокий бокал пенящийся напиток, отпил добрую половину и вернулся на свой стул.
– Мне показалось или вы действительно назвали этого колдуна именем Джо?
– Да, профессор, вы не ослышались. Вслед за фамилией мистер Камингс выбрал себе имя – Джо.
– Но почему Джо? Ведь это мое имя. Почему не Эрнст, в конце концов?
– Я спрашивал его об этом, – сказал Холидей, пряча усмешку, – и он сказал, что имя Джо для колдуна самое наилучшее. Он сказал, что только человек, сведущий в магии, может носить такое звучное и ударное имя – Джо.
– Что же я, по-вашему, тоже колдун?
– Это не по-моему, профессор, так считает мистер Камингс. Он сказал, что ваша магия очень сильна и вы достигнете больших успехов, если сконцентрируетесь на единственной цели и не будете расточать силы во всех направлениях сразу.
Эрнс Холидей ждал, что профессор начнет живо обсуждать услышанное, но он промолчал, попивая свой сидр с равнодушным видом.
– Удалось выяснить, почему в лабораториях отключали энергию? У нас ведь один из самых высоких приоритетов.
– Да, профессор. Как объяснил мне дежурный офицер, мы находились на грани гравитационного распада.
– Гравитационный распад? – Пулитцер пошевелил бровями. – Термин знакомый, но вообще-то я не физик.
– Я, как вы знаете, тоже, но офицер пояснил, что это происходит, когда какой-то там вектор меняет свой знак.
– Подумать только, такой пустяк и какие большие неприятности, – удивился Пулитцер.
– Профессор, к вам есть личная просьба, – сообщил Холидей, посчитав, что сложилась подходящая ситуация.
– Да, слушаю вас.
– Дэби Марсаго беременна.
– Эрнст! Но это же форменное безобразие! Дэби последняя из наших лучших лаборанток. Она практически не делает ошибок! Что за мальчишество, в конце концов? Что за помешательство на этих постоянных сношениях?
– Я прошу простить меня или наказать, профессор, как вам будет угодно, но пусть ее спишут со станции без выговора, – виновато пролепетал Холидей, стараясь своим тоном разжалобить профессора.
– А что мне остается? – всплеснул руками Пулитцер. – Конечно, я спишу ее без выговора, но вы, дорогой Эрнст, будете оштрафованы. – Лицо профессора покраснело от гнева, и он никак не мог успокоиться. – Вы же выбили у меня весь состав лаборанток, Эрнст! Неужели нельзя заняться чем-то еще? Например, гантелями или повисеть на перекладине.
– Больше это не повторится, профессор, – со всей искренностью, на какую он был способен, пообещал Холидей.
– А с чего вдруг? – усомнился Пулитцер.
– Я в корне пересмотрел свою доктрину взаимоотношений с женщинами.
– Звучит убедительно, но все покажет время. Идите, Эрнст, и через полчаса приходите в восьмой бокс. Нужно посмотреть оставшиеся образцы.
– Хорошо, профессор.
Холидей ушел, а Джо Пулитцер все так же сидел на своем месте и размышлял об услышанном: «Ну, что касается Дэби Марсаго, тут еще можно понять – она мила. Но ведь до этого были Рут Хофнер и Мамба Текели, на них же без слез и взглянуть нельзя было, хотя работницы они были очень аккуратные».
Чем дольше профессор думал, тем более он склонялся к мысли, что его помощнику необходимо принимать специальные лекарства. Без усмирения его безграничной потенции порядка в лаборатории ожидать не приходилось.
62
Когда длинная галерея почти закончилась и Эдди решил что их оставили в покое, зензиверы неожиданно атаковали; с двух сторон.