о, что Бобби Томсон сотворил с ними в прошлом году Гуляя с Тони по улицам, Эйлиш видела, что не только он изображает любимых игроков и чуть ли не в голос кричит о надеждах, которые на них возлагает.
Она попыталась рассказать ему о команде Уэксфорда по хёрлингу, о том, как ее побила команда Типперэри и как летними воскресеньями отец и братья сидели точно приклеенные перед старенькой радиолой в гостиной, даже если Уэксфорд в этот день не играл. А когда Тони принялся изображать комментаторов, описывая выдуманные им самим матчи, сказала, что ее брат Джек проделывал то же самое.
– Постой, – попросил Тони. – У вас в Ирландии играют в бейсбол?
– Нет, у нас в хёрлинг играют.
Судя по всему, его это удивило:
– Так бейсбола у вас нет? – Лицо его выражало разочарование, если не досаду.
Одним вечером в приходском зале оркестр, обычно исполнявший свинговые темы, заиграл мелодию, которую Тони явно узнал и едва с ума не сошел – как, впрочем, и многие вокруг.
– Это же песня про Джекки Робинсона! – заорал он и принялся размахивать воображаемой бейсбольной битой. – Это же «Видал, как Джекки врезал по мячу?».
Когда в Бруклинском колледже началась учеба, бейсбольная лихорадка усилилась. Эйлиш удивляло, что в прошлом году она ничего подобного не заметила, а ведь вокруг нее наверняка бушевали страсти столь же сильные. Она вернулась к привычной рутине: по четвергам встречалась после занятий с Тони, по пятницам ходила с ним в приходской зал, а по субботам – в кино, и Тони говорил только о том, каким идеальным станет этот год, если они с Эйлиш смогут быть вместе, и Лоренс, Морис и Фрэнки тоже будут с ними, а «Доджерсы» выиграют Мировую серию. К большому облегчению Эйлиш, о детях, будущих болельщиках «Доджерсов», он больше не упоминал.
Вместе с четверкой братьев она шла в толпе к «Эббетс Филду». Запас времени позволял им останавливаться и разговаривать с каждым, у кого имелись новости об игроках или мнение о том, как сложится игра; покупать хотдоги и содовую; медлить в толкучке у стадиона. Различия между братьями мало-помалу становились для Эйлиш все яснее. Морис то и дело улыбался, был покладист, с незнакомцами не заговаривал, а когда это проделывал кто-то из братьев, от беседы уклонялся. Тони и Фрэнк норовили держаться поближе друг к другу, и Фрэнк постоянно пытался выяснить мнение Тони по тому или иному предмету. Лоренс, похоже, разбирался в игре лучше всех и с легкостью оспаривал заявления Тони. Эйлиш посмеивалась, наблюдая, как Фрэнк переводит взгляд с Тони на Лоренса, спорящих о достоинствах «Эббетс Филда». Лоренс настаивал на том, что стадион слишком мал, старомоден и его следует снести; Тони отвечал, что его никогда не снесут. Глаза Фрэнка перебегали с одного брата на другого, походило на то, что он совершенно сбит с толку. Морис в их споры не вмешивался, но подгонял братьев к стадиону, говоря, что они едва ползут.
Отыскав свои места, братья усадили Эйлиш между Тони и Морисом, Лоренс сел слева от Тони, а Фрэнк – справа от Мориса.
– Мама велела не сажать вас с краю, – объяснил Фрэнк.
Хотя и Тони, и девушки из дома миссис Кео объясняли ей правила игры, похожей, заключила Эйлиш, на английскую лапту, в которую она играла дома с братьями и их друзьями, никаких определенных ожиданий ей это не внушило. Лапта, думала Эйлиш, игра хорошая, однако она никогда не вызывала в людях такого волнения, как хёрлинг или футбол. Прошлым вечером мисс Мак-Адам уверяла, что бейсбол – лучшая игра в мире, но остальные считали бейсбол слишком медленным, перегруженным паузами. Диана и Патти сошлись на том, что лучшее в бейсболе – это возможность сходить за хотдогами, содовой и пивом, а вернувшись, узнать, что ничего важного за время твоего отсутствия не случилось, пусть все и заходились в крике.
– В последний раз победу у нас украли, вот и все, что я могу сказать, – заявила миссис Кео. – Очень было обидно.
До матча оставалось полчаса, однако все вокруг вели себя так, точно он начнется вот-вот. Тони, как обнаружила Эйлиш, начисто забыл про нее. Обычно он был внимателен, улыбался, задавал вопросы, слушал ее, что-то рассказывал, теперь же его переполняло возбуждение, и роль заботливого, отзывчивого друга была ему не по силам. Он разговаривал с людьми, сидящими за ним, передавая услышанное Фрэнку, склоняясь к нему через Эйлиш, начисто ее игнорируя. Сидеть спокойно он не мог – вскакивал, садился снова, выкручивал шею, стараясь увидеть происходящее за его спиной. Между тем разжившийся программкой Морис сосредоточенно читал, время от времени делясь крупицами почерпнутой информации с Эйлиш и братьями. И выглядел встревоженным.
– Если мы проиграем, Тони с ума сойдет, – сказал он Эйлиш. – А если выиграем, сойдет тем более. И Фрэнки заодно с ним.
– Так что же лучше, – спросила она, – победа или поражение?
– Победа, – ответил Морис.
Тони с Фрэнком пошли за новыми хотдогами, пивом и содовой.
– Поберегите наши места, – попросил Тони и усмехнулся.
– Да, поберегите наши места, – повторил Фрэнк.
Когда игроки высыпали наконец на поле, все четверо братьев вскочили и принялись выкликать их имена, однако довольно скоро произошло нечто, не понравившееся Тони, и он, приуныв, сел снова. И на миг взял Эйлиш за руку.
– Все против нас, – пожаловался он.
Впрочем, едва лишь игра началась, Тони ударился в стремительный комментарий, достигавший апогея всякий раз, как что-нибудь происходило. Временами, когда Тони затихал, эстафетную палочку подхватывал Фрэнк, указывая братьям на что-либо, однако его немедленно останавливал Морис, наблюдавший за игрой с неторопливым, сосредоточенным вниманием и почти ничего не говоривший. Тем не менее Эйлиш чувствовала, что он поглощен и взволнован игрой еще и посильнее Тони, несмотря на все крики, восклицания, посулы и уханье последнего.
Эйлиш же следить за ней попросту не могла – не понимала, как набираются очки и чем хороший удар отличен от плохого. Да и разобраться, кто из игроков есть кто, не могла тоже. Игра шла медленно, как и предсказывали Диана с Патти. Эйлиш знала, однако, что отлучаться в дамскую комнату не следует, поскольку в тот самый миг, когда она объявит об уходе, может случиться что-то, чего, по мнению братьев, упускать ну никак нельзя.
И пока Эйлиш сидела, наблюдая за игрой, пытаясь разобраться в запутанных ритуалах, ее вдруг поразила мысль, что Тони – несмотря на всю его суетливость, выкрики, которыми он пытался привлечь внимание Фрэнка к чему-то важному, восторженные вопли, сменявшие приступы горестного отчаяния, – ни единого раза не вызвал у нее раздражения. Мысль была странная, и Эйлиш принялась то краешком глаза, то в открытую наблюдать за ним, отмечая, как он забавен, как полон жизни, как изящен, как быстро все схватывает. И начала понимать также, какое удовольствие он получает, – даже больше, чем братья, и с большими, чем у них, откровенностью, юмором и заразительной легкостью. Эйлиш не возражала против его невнимания к себе, на самом деле она наслаждалась им – как и тем, что Тони предоставил Морису объяснять ей происходящее на поле.
Тони был до того поглощен игрой, что у Эйлиш появился шанс поразмыслить о нем без спешки, порадоваться его близости, отметить, насколько он не похож на нее во всех отношениях. Ей подумалось, что Тони никогда не сможет увидеть ее так, как она сейчас видит его, и Эйлиш нашла в этой мысли бесконечное облегчение, прекрасное решение множества проблем. Волнение Тони, волнение толпы увлекло ее, и вскоре Эйлиш уже притворялась, что следит за ходом игры. Она так же кричала, подбадривая «Доджерсов», как все вокруг, и, поймав направление взгляда Тони, смотрела туда, куда он указывал, а когда команда, судя по всему, стала проигрывать, просто тихо сидела с ним рядом.
Наконец, по истечении почти двух часов, все встали. Эйлиш, Тони и Фрэнк договорились встретиться (после того как она заглянет в уборную) в очереди к ближайшему киоску, торговавшему хотдогами. Поскольку ее мучила жажда, Эйлиш, отыскав братьев почти у самого киоска, решила, что должна по возможности ничем не отличаться от них, и тоже взяла себе пива и постаралась покрыть хотдог горчицей и кетчупом такими же театральными взмахами, как Тони с Фрэнком. К моменту их возвращения на места игра уже возобновилась. Эйлиш спросила у Мориса: неужели прошел всего лишь первый тайм? – и услышала, что в бейсболе таймов нет, перерыв устраивают после седьмого иннинга, почти под конец игры, и это скорее короткая пауза, а называется она «стретчем». Тут Эйлиш пришло в голову, что Морис – единственный из четверых братьев, кто имеет некоторое представление о подлинной глубине ее невежества по части игры. Она сидела, думая об этом и улыбаясь самой себе, – странно, насколько ей было безразлично это, даже когда что-нибудь из происходившего на поле сбивало ее с толку. Она понимала только одно: по какой-то причине удача и успех в очередной раз медленно ускользают от «Бруклинских Доджерсов».
День благодарения Эйлиш провела с семейством Тони, и его мать решила, что она сможет прийти к ним и на Рождество, и почти обиделась, услышав отказ, – спросила, возможно, ей не по вкусу их еда? Эйлиш объяснила, что не хочет подводить отца Флуда и собирается в этом году тоже поработать в доме приходского собрания. Тони с матерью несколько раз говорили ей, что ее работу там способен выполнить и кто-то другой, однако Эйлиш осталась непреклонной. Она чувствовала себя слегка виноватой, слушая их слова о ее самоотверженном милосердии и зная, что долгий день у отца Флуда будет ей приятнее, чем предрождественский ужин в квартирке Тони и его семьи. Все они нравились ей, несходство четверых братьев представлялось интригующим, но по временам она ощущала, оставаясь одна после завтрака или ужина с ними, удовольствие большее, чем от сидения за их столом.
В послерождественские дни она виделась с Тони каждый вечер. В один из них он рассказал ей о плане, который сложился у него, Мориса и Лоренса, – они собирались купить по бросовой цене участок земли на Лонг-Айленде и застроить его. Это потребует времени, сказал Тони, года, возможно, а то и двух, потому что участок находится вдали от коммунальных сетей – это попросту кусок голой земли. Однако братья знали, что сети туда вскоре подтянутся. Пустая сейчас земля, сказал Тони, через несколько лет обзаведется асфальтированными дорогами, водопроводом и электричеством. Места на их участке хватит для пяти домов, с собственным садом каждый. Морис учится по вечерам на инженера-сметчика, а Тони с Лоренсом будут ведать сантехникой и плотницкими работами.