Что же так манило его в Дубках?
Неужто тайник в колодце?
Почему тогда родной брат ничего не знал о нём?
Василий Гордына не догулял срока, отведённого ему следователем Козием. Уже через три дня на столы начальников областных управлений КГБ и МВД легли одинаковые по смыслу телетайпограммы: «В селении Хатыннах Якутской АССР обнаружен разыскиваемый вами гражданин Гордин Василий Петрович, 1927 года рождения, уроженец деревни Губки»…
Оказалось, что преступник подделал не только фамилию, но и место рождения!
В Якутск были срочно откомандированы оперуполномоченные КГТ Трегубенко и угрозыска Грицишин.
Перелёт Львов – Якутск получился довольно изнурительным. С большим количеством посадок. В Челябинске, Новосибирске, ещё бог знает где. А дальше… Дальше пришлось добираться вертолётом – других путей сообщения с Хатыннахом не было.
На «аэродроме», роль которого исполняла небольшая ровная поляна на окраине посёлка, куда Трегубенко и Грицишин добрались за час до полуночи, украинских коллег встречал главный кузнец этой маленькой победы – участковый Блатов. Именно он проявил бдительность при обычной проверке документов у группы людей, прибывших работать на валке леса. Фамилия «Гордин» была знакома милиционеру по ориентировке. Сверил фотографию на ней с оригиналом – совпало! Заниматься самодеятельностью Блатов не стал – сразу сообщил кому следует. Начальство решило с арестом подозреваемого не торопиться и вызвало опергруппу с Украины.
Откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, оперативники не стали и сразу направились к дому Марфы Калашниковой – сорокалетней вдовы, приютившей Василия Петровича.
Её хижина была заперта изнутри. На крючок.
Блатов воткнул в щель между дверью и коробкой тонкое лезвие заранее приготовленного для этой цели ножа, и сбросил его.
После чего все трое ворвались внутрь дома и бросились к кровати, на которой спали «молодожёны».
– Где золото? – заорал Трегубенко.
– Я-я ничего не знаю! – дрожащим голосом сообщила Марфа.
– Тебя это не касается… Василий Петрович, ну же!
Гордына молчал.
Даже теперь, когда не осталось ни одного шанса на спасение, он не хотел отдавать проклятый металл, ради которого пошёл на убийство родного брата.
Да и, честно говоря, не мог он знать, что убивает Павла…
Случайно увидел через окно какого-то фраера в светлом костюме, разглядывавшего ларец, доверху набитый золотом, может быть, даже тем, о котором ему не раз пытался рассказать отец, и такая злость его охватила, такая зависть.
Взял лом, ударил незнакомца по голове…
И только потом понял, что убил брата, о котором ничего не слышал тридцать лет.
Хотел сразу сдаться органам, но испугался. Пустился в бега, начал запутывать следы…
Эх, знать бы тогда, что побег из дома не принесёт ему желанного счастья, не излечит израненную душу, что Павел теперь будет мерещиться в каждом встречном, будить по ночам, звать к себе – укоризненно и тоскливо…